Коробка была наполовину пуста.
— А ты, оказывается, сладкоежка.
— У меня еще уйма недостатков.
Егерь вынул складной нож.
— Ведь недаром ни одна из тех, кого я любил, не пошла за меня.
Штопор, повизгивая, вгрызся в податливую терпкую плоть.
— Недаром.
Рюмки наполнились до краев.
Студент предложил тост:
— За тебя, Принцесса.
— Лучше за любовь!
Чокнулись, выпили, закусили конфетами.
Принцесса устроилась поудобнее, забавно подперев щеку ладонью, как будто собралась слушать длинную и страшную волшебную сказку.
Но егерь никак не мог решиться начать.
Тогда Принцесса подсказала нужные слова.
— Опять случился бинокль.
— Да. Принси, у меня такая психофизиологическая особенность: влюбляться с первого взгляда.
— Завидую.
— Почему?
— Если бы я обладала такой психо… психо…
— Физиологической.
— Такой психофизиологической особенностью, то наверняка бы давно была замужем и растила бы детей.
— Замуж еще успеешь.
Егерь поспешно наполнил рюмки.
— Здесь главное — не промахнуться.
— Вот мое последнее разочарование не промахнулось, выбрав другого.
— Стью, и как ее звали?
— Как, как… — Егерь огорченно посмотрел на собаку, догрызающую очередную кость. — Алиса.
— Так ты не шутишь?
— Какие могут быть шутки…
— Назвать собаку в честь любимой женщины? Это надо крепко обидеться.
— Принси, а ты знаешь, как по-русски называют самца собаки?
— Нет, конечно, я же не занимаюсь разведением элитных щенков.
— Так вот, самца называют кобель. А самку — сука.
— Сука, сука… — Принцесса отложила вилку. — Но это же нехорошее слово. Инструктор по физподготовке так один раз назвал меня, и на следующий день его уволили из Центра.
— Пойми, Принси, я не хочу сказать, что все женщины на свете подходят под это весьма точное слово. — Егерь помолчал, разглядывая радужную веселость рюмки. — Но Алиса меня окончательно доконала…
10
Осенний ноктюрн
Сентябрь выдался на редкость тихим, спокойным и дождливым.
Такими же неспешными, затяжными темпами развивались отношения между студентом третьего курса и новенькой, которая вернулась из академического отпуска, взятого прошлой зимой по болезни.
Студент еще на первой лекции по физиологии растений обратил внимание на бледное, так и не загоревшее лицо, большие, словно готовые расплакаться глаза цвета мокрого асфальта и худобу телесной конституции.
Но и тонкие руки, и тонкие ноги, и даже отсутствие ярко выраженной груди в сочетании с шеей, которая обычно свойственна балеринам, придавали новенькой особое изящество.
Студент под моросящим дождем в тот же день проводил Алису до самого дома.
Алиса приняла это как должное. Наверное, в прошлой группе у нее хватало поклонников.
Они пересекли сквер с фонтаном, законсервированным до будущего мая.
Они миновали три улицы старой планировки, давным-давно застроенные купеческими особняками.
Они вышли на гранитную набережную, славящуюся аллеями, тянущимися от старого моста до нового.
Они то и дело обменивались ничего не значащими репликами.
Иногда вялые, шальные, вымученные слова болезненной Алисы задевали студента нескрываемым эгоцентризмом.
Студент еще никогда не встречал человека, так зацикленного на себе.
Алису волновали только свои проблемы.
Алису заботило сугубо личное здоровье — от заусениц до першения в горле.
Алиса не обращала внимания ни на багровые осины, ни на бледно-желтые тополя, ни на пролетающие над городом стаи чаек и прочих вынужденных пернатых эмигрантов по маршруту «зима-лето».
Алиса игнорировала шустрых белок, успевших переодеться в зимние наряды.
Словно осень находилась не снаружи, а внутри ее меланхоличной души.
А студент пытался раз за разом пробиться к ее сокровенному «я», к ее настоящей сущности, к ее потаенным чувствам и угнетенным желаниям.
Все меньше оставалось листьев на деревьях.
Все больше становилось луж.
И когда в сером небе исчезли перелетные крикуны, то студенту третьего курса показалось, что он все-таки сумел заинтересовать прекрасную эгоистку своей распаленной, но пока лишь вербальной страстью.
Алиса ни разу не позвала его к себе — ни на чай, ни на кофе, ни на какао.
И, кроме провожания, у них не было других свиданий.
Впрочем, она все чаще и чаще поглядывала на своего настырного сопровождающего.
И даже начала подставлять щеку под его прощальный, ставший обязательным поцелуй.
Студент понял: настало время решающего объяснения.
Но почему-то все не мог найти подходящего момента — наверное, боялся ее отказа, превращающего все их свидания в нелепый фарс.
На этот раз интуиция его не обманула.
Алиса в последний день сентября позволила себе дольше обычного задержаться на прогулке.
Алиса, присев, заглянула в большую лужу и пожаловалась своему отражению: какая же она гадкая, мерзкая и нехорошая девчонка.
Студент не успел уточнить, почему.
Алиса перешла к следующей луже, чуть меньшего размера, и поведала обрамленной опавшими листьями хмурой поверхности, что на следующей неделе выходит замуж за профессора, завкафедрой, доктора наук и без пяти минут члена-корреспондента.
Против таких массированных аргументов у студента третьего курса не нашлось даже обвинительных слов.
Но Алиса перед самым подъездом нагло выпросила дежурный поцелуй и взяла с бывшего воздыхателя клятву, что он обязательно будет присутствовать на ее бракосочетании.
Лучше бы студент нарушил эту идиотскую, никому не нужную клятву.
Высокопоставленных гостей и особо почитаемых родственников на регистрацию собралось предостаточно.
У профессора лысина сияла ореолом от прошлых заслуг — опубликованных монографий и защищенных открытий по теме влияния сезонных миграций зайцев на численность популяции длинноухих.
Счастливая невеста, только что расписавшаяся с престарелым, но важным женихом, воспользовалась суетой, возникшей при вручении многочисленных букетов, улучила момент и предложила скромному студенту ни много ни мало — стать после чертова медового месяца ее постоянным любовником.
А в хмуром небе, среди тяжелых и грозных туч металась потерявшая стаю, заблудившаяся птица…
11
За идеал
Егерь потянулся к початой бутылке с рябиновой настойкой.