Читать интересную книгу Год - тринадцать месяцев - Вагаршак Мхитарян

— Я директор и завуч в своем классе, и позвольте мне…

— Ничего я вам больше не позволю! Вы наглец! Я сейчас же пойду к Доре Матвеевне и скажу, что вы уже себя директором называете.

Тина Савельевна резко поднялась с дивана. На нас уже начинали обращать внимание. Я тоже встал и, удерживая ее, тихо проговорил ледяным тоном старого шантажиста:

— А я сейчас же пойду и отправлю в «Крокодил» дневник Васнева, в котором вашей рукой написан «понедельник» через «и».

— Какой понедельник! О чем вы говорите? — Тина Савельевна мягко опустилась на диван.

— Вы написали Васневу: «Прошу отца явиться ко мне в понидельник», и сделали две ошибки. Педагогическую потому, что у Васнева нет отца. И грамматическую: понедельник пишется через «е».

Тина Савельевна вытерла капельки пота, выступившие в морщинках ее непудреного лба и — о сила индивидуального подхода! — улыбнулась. Я принес ей стакан воды. Тина Савельевна не стала мочить платок для компресса и сделала несколько глотков.

— Спасибо, — сказала она, возвращая стакан. — Вы очень любезны и, я надеюсь, не станете подводить своего товарища по работе. С кем не бывает!

— Ну конечно, если вы не будете обзывать меня мальчишкой, пока я подрасту.

— Ну хорошо, хорошо! Я погорячилась. Поговорим спокойно, без нервов.

— С удовольствием, Тина Савельевна.

До самого конца большой перемены мы беседовали очень мило, без криков, оскорблений и обмороков.

Атаки местного значения

До конца четверти оставалась одна неделя. Борьба за успеваемость пожаром охватила всю школу. Дора Матвеевна преобразилась, помолодела, она была словно генерал, вызванный из отставки прямо на поле боя. Решающие операции проходили в четырех стенах ее кабинета. Верный адъютант Ксения Иларионовна без устали разносила реляции и созывала командный состав на совет. В отличие от педсоветов они шифрованно именовались педсовещаниями и проводились по группе классов, а то и по отдельному классу, если этого требовали стратегия и тактика. В обозе оставались только передовики. Те, кто давал стопроцентную успеваемость. Их не трогали. Всем остальным грозил трибунал Доры Матвеевны за трусость, проявленную перед злейшим врагом школы — двойкой.

Мой класс слушался в одиночку. Как самый тревожный среди пятых. В порядке очереди ответ держала Генриэтта Сергеевна. Законодательница мод в учительской, сегодня она была одета и украшена очень умеренно. В соответствии со строгой обстановкой дня. Или скорее всего в покорность выговору, который она получила от Доры Матвеевны за то, что скалывала шарф вершковой медной булавкой.

Дора Матвеевна, сверяя ведомость с журналом, начала вступительную часть обвинения.

— В первом классе приказом министра вообще запрещено выставление двоек. Очень, разумный приказ. Ваши ученики по иностранному языку тоже находятся в первом классе. Только начинают азы изучать. А у вас уже восемь неуспевающих! Что же дальше будет? Выходит, иностранный язык — самый трудный предмет!

— В этом очень легко убедиться, — беспечно отвечала Генриэтта Сергеевна. — Давайте соберем всех преподавателей, которые по десять лет изучали английский, и я им прочту какую-нибудь статейку из «Москоу ньюс». Тому, кто все переведет, отдаю месячную зарплату!

— Легко получаете зарплату, потому и отдаете, — Дора Матвеевна торжествующе оглядела нас, ища согласия.

— Замечательно как вы сказала! — восхитилась Тина Савельевна.

— И пример не в вашу пользу, — продолжала Дора Матвеевна. — Значит, так учите. Вот тут вас, голубушка, можно поставить в пример. Как не надо работать. В числе восьми неуспевающих вы даете трех одиночек! А знаете, что это такое? Для общих итогов не имеет значения, по одному предмету не успевает ученик или по десяти. И вот полюбуйтесь: вы одна, в одном только классе снижаете успеваемость всей школы на три десятых процента. Всю школу тянете! Совесть у вас есть в конце концов!

— Ай-ай-ай, — покачала головой Полина Поликарповна и спросила: — Сколько раз вы проводили дополнительные занятия?

— Мне говорили, что они запрещены приказом министерства, — оправдывалась Генриэтта Сергеевна.

— Вот видите! Это вы быстро усвоили! — восклицала Дора Матвеевна. Сегодня она вообще забыла свой обычный ровный тон. — А вам не говорили о том, что министр запрещает брак в работе? Не слыхали? Ну, так я вам об этом напомню. Делайте что хотите, но чтобы к концу недели по крайней мере все одиночки успевали. Все трое!

— Почему вы считаете троих? Горохов не успевает и по арифметике, — поправил я, чтобы хоть немного облегчить участь Генриэтты Сергеевны.

— Ваши данные, товарищ классный руководитель, устарели, — Дора Матвеевна потянулась к графину, но ее опередила сидевшая у края стола Тина Савельевна. Наполнив стакан, она подошла с ним к директору. — Спасибо. Вы не в курсе дела, Григорий Иванович. — Дора Матвеевна отхлебнула глоток и поставила стакан. — Я разговаривала с Тиной Савельевной. Она поработает с мальчиком и выведет четвертную тройку.

— Да, да, с готовностью подтвердила Тина Савельевна. — Горохов хоть и лентяй, но способный. Я его еще спрошу. Вытяну. Поддержу.

— По-моему, так только веревка поддерживает повешенного! Вы же сами наставили ему двоек, а теперь говорите, что в итоге у него будет тройка. По какой это арифметике? — спросил я Тину Савельевну.

Она отвернулась в сторону директора и развела руками: полюбуйтесь! Дора Матвеевна не стала мною любоваться и, нацелив карандаш, пошла в лобовую атаку.

— Вы что, против повышения успеваемости в собственном классе?

— Какое же это повышение? Это унижение! У Горохова тяжелые условия. Он нянчил братишку. Не учился и отстал. Родительский комитет взялся устроить малыша в детсад. Во второй четверти Горохов будет успевать.

— Так в чем же дело? — опустив карандаш, мирно спросила Дора Матвеевна. — Раз мальчик на подъеме и вы уверены в нем, значит наш долг поощрить его. Тина Савельевна как опытный педагог проявляет к ученику законную чуткость.

— Да не чуткость это, а подаяние. Зачем оно ему? Мы в классе обсуждали каждую отметку и знаем им цену. Во многом сами виноваты. Мы признали это и решили в следующей четверти поправить свои дела. А тут, выходит, без всякого труда и усилий, по щучьему велению нисходит благодать. Что я скажу своим неверующим ребятам? Что есть бог и имя ему, — процент?

Пауза. Дора Матвеевна мелкими глотками допивала воду. Полина Поликарповна безнадежно махнула на меня рукой.

— Любишь ты, Гриша, как историк, красиво говорить. А что говоришь — сам не знаешь. Для кого старается Дора Матвеевна! Для себя? Да у нее все есть: и орден, и почет, и пенсия за выслугу лет. Ради нас с вами она старается, тянет всю школу. Мы же новостройка. Если в первой четверти дадим успеваемость ниже средней по городу, знаешь, какой тарарам поднимется? Ты первогодок, не знаешь. А мы насмотрелись на своем веку. Тут от разных комиссий житья не будет. Вам же, молодым, в первую очередь достанется. Как увидите инспектора, так и убежит душа в пятки. А ты все критикуешь, критикуешь, вроде один тут шелковый, а все остальные ситцевые. Если хочешь знать…

— Я лично хотела бы знать, — прервала неиссякаемый поток Виктория Яковлевна, — какое отношение имеют ваши слова к судьбе Горохова, вполне реального человека?

— Я попрошу прекратить все споры, — постучала по столу карандашом Дора Матвеевна. — Мы и так затянули. У меня не один пятый «В». Можете выставлять что хотите. Это дело преподавателя, и я никому не имею права приказывать. Здесь присутствует председатель месткома, — жест в сторону Полины Поликарповны и ответный кивок. — При распределении часов в новом учебном году мы с ней учтем все обстоятельства. И каждый получит по способностям. По-видимому, мы кое-кого перегрузили, вот и не справляются товарищи.

— В истории это называется: не хотите пряника, получите кнута, — сделал я вслух вывод.

— Я предлагаю вам оставить этот тон! — Лицо директора изменилось, словно в снятое молоко подлили бурачного соку. — Вы пока что на работе находитесь и ведите себя соответственным образом. Давайте заканчивать. Последний вопрос. У скольких учеников предполагается снижение отметок по поведению?

— У двенадцати.

Педсовещание ахнуло. Дора Матвеевна устало посмотрела на меня, как на безнадежного, но все-таки решила уточнить диагноз:

— У вас что, мания противоречия? На все пятые классы должно быть не больше десяти человек с четверкой по поведению, а вы…

— А я передаю решение класса. У нас так: кто несколько раз попал в «журнал дежурного», тот рецидивист и ему снижается отметка.

— Значит, вы уже все сами решили?.. Что же нам остается делать?

— Утверждать.