— А я как соскучилась, батюшка, — воскликнула девочка, ластясь к отцу. — Жду, жду, а вы всё не едете и не едете!
— Вот я и приехал.
— Больше не уедете? Никогда?
— Никогда. — Граф улыбнулся и, обняв Эдиту, с дочерью на руках направился во внутренние покои.
Гарольд провёл в усадьбе неделю, отдыхая душой и телом. Весеннее солнце и нежность близких согревали, отгоняя воспоминания о тяжкой зиме. Но тревожные вести, пришедшие с севера, заставили его вернуться в Лондон.
* * *
Восстание не утихало, к непокорным присоединилась большая часть северян и кельтский Уэльс. Уэльское войско привёл юный Карадок, сын покойного Гриффита Отважного. Многочисленные хорошо вооружённые дружины бунтовщиков расположились у Йорка. Тут их и настигло известие о возвращении Гарольда, а вскоре к Йорку подошёл и он сам.
Армии саксов и англо-кельтов в очередной раз встали друг против друга. Казалось, никакие силы не смогут удержать островитян от страшной по своим масштабам гражданской войны, уж очень накалились страсти. Саксы ожидали, что Гарольд разделается с юными бунтовщиками точно так, как он разделался с их многоопытными отцами. И он готов был сделать это, ибо огонь не утихшей душевной боли жаждал вырваться наружу. Однако усилием воли он взял себя в руки, решив дать мятежникам последний шанс.
А те пребывали в полной растерянности, внезапное появление Гарольда в мгновение ока охладило их пыл. Отдавая себе отчёт в том, с каким полководцем им предстоит сразиться, они не питали иллюзий на сей счёт.
Кроме того, лидеры мятежников прекрасно понимали, в каком состоянии вернулся из Нормандии граф. Подтолкнуть его к войне значило подписать себе смертный приговор. Гарольд мог решить, что они сговорились с Вильгельмом, и был бы не очень далёк от истины, ибо такие мысли витали в воздухе. Следовательно, ждать пощады не приходилось.
Посовещавшись, мятежники сделали ставку на благородство и порядочность графа и, явившись к нему, рассказали о самоуправстве Тостига. Таким образом Гарольд попал в крайне щекотливое положение. Претензии северян были обоснованы, но выдвигались они против брата, всегда и во всём помогавшего ему. Казалось, мирного выхода из сложившейся ситуации не было.
В этот напряжённый момент в шатре Гарольда появился высокий седовласый старик. То был отец Альдред — архиепископ Йоркский.
— И ты с ними? — хмуро спросил граф.
— Нет, сын мой, — покачал головой старик. — Я не с ними.
— Ас кем?
— С тобой. И королём.
— Вот как, — с сомнением произнёс Гарольд, задумчиво рассматривая архиепископа. — И что же ты хочешь мне сказать?
— Пощади этих недостойных, — попросил старик. — Не проливай кровь!
— Ты предлагаешь мне пойти против брата?
— Послушай свою совесть, — развёл руками прелат. — Твой брат повинен. Он нарушил наши законы.
— Может быть, — пожал плечами граф. — Но это не даёт права бунтовать.
— Они защищались.
— Мы тоже защищаемся.
— Да, сын мой, — кивнул отец Альдред. — И тем не менее смири свой праведный гнев. Ты ведь знаешь теперь, что такое тиран, забывший Бога и законы совести.
— Ты хочешь меня унизить? — напрягся Гарольд.
— Нет, сын мой, — покачал головой старик. — Я хочу лишь помочь тебе.
— В чём?
— В богоугодном деле. Спаси народ от кровопролития!
— Но как мне это сделать, святой отец? Как?! — с болью воскликнул граф. — Я не могу предать брата!
Отец Альдред опустил голову и начал перебирать чётки, затем поднял взор и с надеждой в голосе предложил:
— Собери Уитенагемот. Пусть народ решит судьбу графства.
Гарольд пристально глядел на священника, его пальцы сжимали подлокотники походного кресла, губы были плотно сжаты.
— Так как же, сын мой? Что ты ответишь на моё предложение?
— Хорошо, я согласен... — превозмогая себя, ответил граф, понимая, что иного достойного выхода у него нет.
— А ты исполнишь волю народа? — просветлел архиепископ.
— Исполню!
— Да хранит тебя Господь, сын мой! Ты воистину высок! — Прелат осенил Гарольда крестным знамением.
* * *
Высший Совет государства счёл претензии восставших справедливыми и признал Моркера и Эдвина графами Нортумбрии и Мерсии. Параллельно уитаны освободили Тостига от звания графа, а Гарольда от вынужденного обета.
— Спасибо за помощь, брат! — сквозь зубы процедил Тостиг, покидая зал Совета.
— Постой, Тостиг! — воскликнул Гарольд. — Не горячись. Ещё ничего не потеряно!
— Тебе легко говорить! — обернувшись, прошипел разъярённый Тостиг. — Предал и остался чистеньким!!
— Кого предал?
— Всех! Меня! Эдиту! Дочь! — ударил Тостиг в самое больное место.
Гарольд заиграл желваками, стараясь справиться с нахлынувшим гневом.
— За что ты так? — тихо спросил он.
— Сам знаешь! — отрезал Тостиг. — Прощай. Ты мне больше не брат!
Он круто повернулся и с гордо поднятой головой вышел из зала. Поникший Гарольд отрешённо смотрел ему вслед. Сзади подошли Гюрт и Леофвайн и стали наперебой успокаивать его. Но граф не слышал их — слова брата тяжким эхом звучали в его мозгу.
Глава 15
ПОСЛЕДНИЙ УДАР
Страсти утихли: уэльсцы убрались восвояси и в королевстве был восстановлен мир. Но этот мир был шаток и ненадёжен, ибо англы и северные датчане, давно мечтавшие о независимости, значительно усилили свои позиции, в то время как сторонники Уэссекской династии понесли серьёзный урон. Столь знатный и влиятельный сеньор, каким был Тостиг, покинул их ряды и перебрался на родину жены — во Фландрию.
Гарольда терзали сомнения — правильно ли он поступил, не поддержав брата? Честность и порядочность — прекрасные качества, но добиться нужного с помощью хитрости и интриг намного проще, граф прекрасно это знал. Его успокаивало одно — себя не переделать, а время лечит, пусть оно сделает свой круг: Тостиг вернётся — и всё встанет на свои места. Спешить некуда — король ещё бодр, Вильгельм не проявляет активности, сейчас главное — потерпеть. И он терпел. Рана, нанесённая Вильгельмом, постепенно затягивалась, дела королевства стабилизировались, чему немало способствовал новый сторонник Гарольда — архиепископ Йоркский. Они всё более сближались: архиепископ видел в лице графа будущего повелителя, способного поднять дух нации, что же до Гарольда, то он высоко оценивал мудрость и прозорливость старого прелата.
Прошла осень, наступила зима. Всё свободное время Гарольд проводил в усадьбе Эдиты. Насильственная помолвка резко осложнила перспективу их брака, но, как это нередко бывает, пережитые тревоги и новое препятствие лишь обострили чувства влюблённых — словно сбросив груз минувших лет, они с упоением дарили друг другу тепло своих душ.
Однако в середине декабря пришлось на время расстаться, неотложные дела потребовали присутствия Гарольда в Корнуолле. Эдита с тревогой и нетерпением ожидала его возвращения.
Однажды поздним январским вечером она сидела у камина и вышивала, размышляя о грядущем. В покой вошла Хильда.
— Моя госпожа! Радостные вести! — с улыбкой произнесла служанка.
— Что за вести? — заинтересовалась Эдита.
— Прибыл гонец от графа. Сам он скачет следом.
Эдита вскочила на ноги:
— Распорядись об ужине!
— Уже распорядилась, моя госпожа. — Хильда кивнула.
— У нас осталось франкское вино?
— Осталось. Его наливают в кувшины.
— А любимые каплуны Гарольда?
— Румянятся на вертеле.
Эдита села и тихо произнесла:
— Что ж, тогда будем ждать...
— Подождём, — согласилась Хильда и задумчиво добавила: — Сдаётся мне — всё самое тяжёлое уже позади.
— Ты полагаешь? — подняла глаза её госпожа.
— Уверена, — без тени сомнений ответила служанка. — Граф усмирил англов и валлийцев. Саксы стоят за него горой. Старый король просто смотрит ему в рот... Так что теперь он может отдохнуть.
— Дай-то Бог.
За окном послышался стук копыт. Эдита вскочила, подбежала к окну и радостно прошептала:
— Приехал!
Хильда с улыбкой наблюдала за ней.
— Что же ты стоишь?! — обернувшись, воскликнула хозяйка. — Иди поторопи кухарок!
— Уже иду, моя госпожа, — заторопилась служанка. — Уже иду.
Эдита осталась одна. Она присела в кресло, но тут же вскочила и, прижав к груди руки, стала смотреть на дверь.