Читать интересную книгу Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира - Анри де Кок

« – Это решено.»

«Я давно уже решилась покинуть Флинт; но если бы не смерть моей матери, то я, быть может, долго бы еще не привела этого решения в исполнение. Я была одна на свете; госпожа моих поступков; мне представился случай путешествовать под покровительством друга, родственника, и я воспользовалась случаем.

Отдав последний долг матери, я отправилась с кузеном в дилижансе в Лондон. Багаж мой был тощ, слишком легок; в нем как раз было столько, сколько нужно на путешествие. Бедная матушка оставила мне самую ничтожную сумму, а вы понимаете, что из моих двенадцати шиллингов в месяц многого я сберечь не могла… Но разве в Лондоне у меня не было целого рудника гиней, из которого мне стоило только черпать. «Кавендиш сквер № 8, Эдвард Роумней», потихоньку повторяла я во всю дорогу. Ричард, услыхав, как я бормотала эти слова, попросил объяснения.

« – Это что? спросил он. – Имя и адрес лица, которому мы рекомендованы?»

« – Да, ответила я. – Позже я расскажу тебе.»

«Почему я не рассказала я тотчас же и всего моему кузену? Без сомнения меня удерживало предчувствие. В этот день, в полдень, мы явились в Лондон. Поцеловав Ричарда, я передала ему адрес, сказав, что там он может меня отыскать, я вскочила в фиакр и велела везти себя на Кавендиш сквер № 8. О! у сэра Эдварда Роумнея был великолепный отель и великолепные лакеи, в ливреях, по всем швам отделанных галуном.

« – Сэр Эдвард Роумней у себя? – обратилась я к одному из этих лакеев.»

« – Нет, мисс.»

« – В котором часу он вернется?»

« – Вы хотите сказать, в какой день? Сэр Эдвард Роумней во Франции, в Париже, на два или на три месяца.»

«Без сомнения та странная гримаса, которая отразилась на моем лице при известии, что сэр Эдвард Роумней во Франции, показалась столь странной лакею, что он, не смотря, на всю свою вежливость, едва мог воздержаться от хохота. Лакей смеется надо мною! Fi done! Я удержала готовые брызнуть слезы.

«Довольно! – холодно сказала я сепбе. – Что теперь было делать? У меня на всё про всё оставалось несколько шиллингов. Что делать?» – спрашивала я саму себя, идя без цели по улицам. Женщина средних лет, добрая и честная на вид, прошла мимо меня… Я подбежала к ней.

«– Сударыня! – сказала я ей. – Не нужна ли вам служанка?»

То была миссис Кнокс, жена хозяина здешнего заведения. Накануне служанка их только что оставила заведение.

«– Кто вы? Откуда? – спросила она.»

Я ей рассказала все откровенно. Но частности не могли иметь для миссис Кнокс иёнтереса, и я умолчала о них.

«– Следуйте за мной, дитя мое, – ответила она, когда я кончила. – Вы будете получать пять экю в месяц у меня в доме, со столом и одеждой.»

«– Хорошо, сударыня.»

«– А так как вы очень милы, то я буду употреблять вас для услуг моих лучших посетителей… молодых джентльменов, актеров, музыкантов и художников.»

«– Очень хорошо, сударыня.»

«И вот, господа, вот каким образом мисс Эмма Гарт, знающая наизусть всего Шекспира, имеет честь быть сегодня вечером вашей послушной служанкой».

При этой последней фразе, сопровождаемой такой улыбкой, которая привела бы в трепет и святого, Эмма Гарт встала и поклонилась своим слушателям, как истинная леди.

И в то время, когда она говорила, как будто покоренные прелестью ее голоса и красотой, все оставались неподвижными и безмолвными, когда же она окончила свой рассказ, когда ее пурпурные зубы раскрылись той улыбкой, о которой мы сказали, что она привела бы в трепет самого святого, – все молодые люди поднялись и вокликнули «Браво!».

Крик этот выражал и восхищение и желание.

Но мы ошиблись, сказав, что все встали, один остался, так как он сидел. То был Даниэль Гольборн. Только Гольборн не встал со своего места, один он не присоединился к крикам энтузиастов.

И Эмма Гарт заметила это отчуждение.

Бриджет Финч, известный по своим любовным похождениям, не мог остаться ниже своей репутации покорителя дамских сердец. Ему предстояло атаковать эту цитадель, которая как бы ждала осады. Он приблизился к Эмме и сказал покровительственным тоном:

– Ваш маленький роман прелестен и рассказан самым остроумным образом. За отсутствием сердца говорят уста! Но этому роману не достает развязки; не признаете ли вы развязкой ваше поступление сюда? Умная и прелестная, вы должны быть переполнены гордостью, черт возьми!

– О! Да! – вздохнула молодая девушка. – Я желала бы быть богатой, очень богатой! Иметь отель и слуг, как у сэра Эдварда Роумнея.

– Дитя мое, у меня еще нет такого состояния и такой репутации, как у Эдварда Роумнея, но всё это может появиться… Я работаю.

– Выпивая эль в таверне?

– Браво! Ха! Ха! Ха! – ответили на это возражение Эммы Гарт все артисты, отстранившие Бриджет Финча и окружившие Эмму.

– Довольно разговоров! – вскричал один. – Пусть адвокаты топят людей во фразах! Я беден, малютка, но мне двадцать три года, у меня веселый характер и нежное сердце. Я вам предлагаю всё это на шесть недель.

– Что? Шесть недель! Это очень мало! – сказала всем малютка.

– Я буду вас любить шесть месяцев! – возразил другой.

– Год. Два! Пять! Десять лет!

– В добрый час! Аукцион поднимается, – заметила весело Эмма.

– Всегда! – сказал Том Айткен, драматический писатель. – Поэты ни в чем не сомневаются.

Эмма Гарт посмотрела на Тома Айткена: он был довольно дурен собой .

– Это уж слишком! – сказала она.

В то же время, отойдя от молодых людей, Эмма подошла к Даниэлю Гольборну, все сидевшему на своем месте, и, наклонившись к нему, спросила у него.

– А вы, сэр? Что вы предложите мне?

Он с минуту смотрел ей в лицо.

– Что предложу я вам? – наконец ответил он. – Мою руку, чтобы проводить вас на мост Black Friars, один из лучших мостов в Лондоне, – если вы захотите броситься в Темзу. Самая лучшая вещь, какую вы можете сделать, уверяю вас. Пойдемте!

Проговорив эти слова, Даниэль Гольборн подал свою руку Эмме Гарт.

Она удалилась от него, побледнев слегка, но все еще улыбающаяся.

– Совет благоразумен, – сказала она, – очень возможно, что я ему последую в один из этих дней… Но пока это слишком рано… Тем не менее, я благодарю вас сэр и до свидания… прощайте, господа.

И она вышла из комнаты.

* * *

Бриджет Финч сказал правду; в намерения Эммы Гарт не входило вечно оставаться служанкой таверны. Быть может, в минуту уныния, которое отнимает даже способность мыслить, она могла решиться ради еды стать служанкой, но, успокоившись, она подумает о том, как бы ей выйти из своего положения, как бы найти другие средства для существования до возвращения сэа Эдварда Роумнея из Франции.

Она не отчаивалась еще в надежде получать по пять гиней за сеанс. Для нее предложение живописца было лучшим ручательством ее будущего богатства, и притом, идея служить моделью для художника льстила ее самолюбию. У Эдварда Роумнея был талант; его картины продавались очень дорого. Их покупали все знатные вельможи… И эти вельможи найдут, что она хороша!.. Они оденут в золото ее изображения и повесят в залах… Какая радость!.. В ожидании этого, на другой день, Эмма Гарт спросила у миссис Кнокс позволения отправиться на Лейчестер-сквер, к Христиану Гавардену, хирургу.

Этот Гаварден был братом старинного хозяина Эммы. Она его знала только потому, что видела его раз или два во Флинте; но кто знает, быть может, он может быть ей полезен. Во всяком случае, она поздравляла себя с тем, что не позабыла адреса, который она читала несколько раз, относя на почту письма, писанные ему братом. Миссис Кнокс удовлетворила желанию Эммы. Она только казалась обеспокоенной тем, что молодая девушка, которая только что накануне приехала в Лондон, очень с большим трудом отыщет Лейчестер-сквер, находившийся на большом расстоянии от Морфильда.

– Будьте спокойны, – сказала Эмма: – я поищу, спрошу… О! Я не потеряюсь.

– Гм! – сказала добрая женщина, разглядывая молодую девушку, которая выходила из таверны.– Если она не потеряется сегодня, я боюсь, как бы во всяком случае этого не случилось совсем скоро. Эта малютка очень красива собой!.. Мы не убережем ее!..

Миссис Кнокс пророчествовала.

Эмма Гарт, расспросив о местности, отправилась своей легкой походкой, от времени до времени осведомляясь куда ей идти у комиссионеров или в лавках. Когда она обратилась в последний раз к одному из комиссионеров, коляска, незамеченная ею, летела на всех парах. Она отскочила, но вследствие ложного шага, она хотя и не упала, но испугалась: лошади почти коснулись ее, и она вскрикнула. К счастью, кучер был ловок и во время удержал лошадей.

– Что такое, Годэн? – спросила дама, выглядывая из кареты.

– Ничего, миледи. Какая-то дурочка бросилась под лошадей.

Эмма Гарт встала вся покрасневшая.

– Это вы дурак, и даже несносный, – сказала она кучеру. – В Лондоне такая видно мода, что клевещут на тех, которых давят.

Леди рассматривала молодую девушку.