а затем, в мгновение ока, снова изменилась. В клетке внезапно появился Нипс Ундрабуст, одетый точно так же, как он был в ночь перед тем, как покинуть «
Чатранд». В ту ночь, когда Роуз женил его на Мариле. Нипс повернулся к своей молодой жене с глазами, полными эмоций, и протянул дрожащую руку.
— Это я, — сказал он. — Это действительно я. Иди сюда, позволь мне прикоснуться к тебе. Позволь мне прикоснуться к нашему ребенку.
— Марила, уходи немедленно! — крикнул Фелтруп. Но глаза Марилы по-прежнему были устремлены на своего возлюбленного; она стояла, словно окаменев. Фиффенгурт крепко сжал руку Марилы. Она вздрогнула и покачала головой.
— Я умираю, знаешь ли, — сказало существо, похожее на Нипса. — Точно так же, как умирает Роуз. От чумы. Я не хочу умереть, так и не прикоснувшись к тебе снова.
Слезы потекли по лицу Марилы. Затем она прижала два кулака к глазам и начала кричать по-толясски. Фелтруп не мог разобрать слов, но он распознавал проклятия, когда слышал их, как и маукслар. Фигура Нипса исчезла, ее заменила точная копия самой Марилы.
— Твой муж тебя не любит, — сказала копия голосом самой Марилы. — Он нашел другую любовницу. Более утонченную, красавицу.
— Лжец, — спокойно сказала Марила. — Ты его не знаешь. Я знаю. Кроме того, он находится в стране, где нет людей.
Фальшивая Марила рассмеялась:
— И ты думаешь, это его остановило? Ты та, кто не знает этого человека или человеческую душу в целом. Нет того порока, которого не совершит человек. — Существо дотронулось до своего выпирающего живота. — Как ты думаешь, что здесь растет? Здоровый ребенок от его семени? Сказать тебе правду?
В это мгновение Фиффенгурт внезапно ожил. Выплюнув несколько отборных ругательств, он поднял Марилу и побежал с ней по коридору. В камере маукслар смеялся и царапал когтями свой живот.
— Личинка, плотоядная личинка! Она гложет тебя, прогрызает себе путь к свету!
Фелтруп услышал голос квартирмейстера у дальнего дверного проема и хриплый ответ Оггоск. Несколько мгновений спустя Фиффенгурт вернулся один. Он разорвал кошелек. Прежде чем Фелтруп успел его остановить, он высыпал на пол камеры целый град золотых монет. Те немногие, что покатились в сторону маукслара, он пришлепнул к полу ботинком.
— Фиффенгурт, Фиффенгурт! — закричала крыса. — Это не входит в процедуру!
— Теперь входит, — прорычал Фиффенгурт. — Давай, ублюдок, жри до пуза.
Маукслар принял свой истинный облик. Его маленькие блестящие глазки уставились на золото, и из груди вырвался стон. Он опустился на колени и вытянул свои украшенные драгоценными камнями руки так далеко, как только мог. Ближайшая монета была всего в дюйме от него.
Треск. Мистер Фиффенгурт опустил сломанный конец посоха Оггоск на толстые, подергивающиеся костяшки пальцев. Рука маукслара отдернулась. Он сел, наполовину расправив крылья, его глаза метались между их лицами и золотом.
— Дай мне немного, — прошипел он.
— Отвечай на треклятый вопрос крысы!
— Сначала одна монета. Только одна.
Фиффенгурт покачал головой:
— Два, когда ответишь.
Маукслар задыхался от желания. Выпущенный на свободу, он разорвал бы их всех на куски; в этом Фелтруп не сомневался.
— Арунис изгнан, — сказал демон. — Он заманил Ускинса в ловушку с помощью белого шарфа, который был порталом его души. Без шарфа он не сможет вернуться, пока Рой не завершит свою работу, а Алифрос не будет лежать мертвым и холодным.
Квартирмейстер взглянул на Фелтрупа:
— Ну что, Крысси?
Фелтруп покачал головой:
— Этот ответ заслуживает не двух монет.
Прежде чем маукслар успел снова завыть, он поднял лапу:
— Этот ответ заслуживает двадцати. — Маукслар вздрогнул, глаза его горели сомнением и голодом.
— Да, двадцати монет, — сказал Фелтруп. — Если ты поклянешься, что все твой слова — правда.
— Несчастное животное. Я не лгал!
Фелтруп велел мистеру Фиффенгурту пересчитать деньги. На лице квартирмейстера отразилось сомнение, но он наклонился к полу, собрал двадцать монет и положил их рядом с Фелтрупом.
— А теперь поклянись, — сказал крыса.
Глаза демона были прикованы к монетам:
— Я клянусь, что то, что я сказал об Арунисе, — правда.
— И что отныне все, что ты нам скажешь, будет правдой.
— Да, да, я так клянусь! Отдай мне золото!
— Теперь повторяй за мной. «Я не скажу ни слова неправды тем, кто собрался здесь передо мной».
— Я не скажу ни слова неправды тем, кто собрался здесь передо мной.
— «И не попытаюсь причинить вред им, их друзьям или их справедливым интересам».
— И не попытаюсь причинить вред им, их друзьям или их справедливым интересам.
— «В этом я клянусь своим именем...»
— В этом я клянусь своим именем...
— «Казизараг».
Глаза маукслара распахнулись. Затем он взорвался в ужасном гневе, летая по своей клетке, окутанный желтым пламенем. Фелтруп и двое мужчин подождали некоторое время, затем собрали монеты и собрались уходить. Только тогда существо смягчилось и поклялось своим истинным именем.
— Очень хорошо, порождение зла! — пропищал Фелтруп. — Я знал, что ты не Тулор. И поскольку обещание вашего рода имеет силу только в том случае, если оно засвидетельствовано живыми и мертвыми, я благодарю тебя: ты подтвердил, что в этой комнате присутствуют призраки. А теперь накормите его, обязательно! Мы тоже выполняем свои обещания.
Фиффенгурт бросал монеты по две и по три, а маукслар хватал их и пожирал, как изголодавшийся зверь в зоопарке. Когда он съел все двадцать, то сел посреди клетки, закрыл глаза и замурлыкал от удовольствия.
— Казизараг, — сказал Роуз. — Дух Алчности. Как ты пришел к такому выводу, Фелтруп?
Фелтруп чуть не поперхнулся: капитан никогда раньше не называл его по имени.
— Я знаю об истории этого корабля больше, чем вы могли бы предположить, капитан, — сказал он. — В Полилексе есть длинные отрывки, в которых есть много слов об искусстве извлекать клятвы из демонических созданий. Я даже узнал, почему Дух Алчности был заключен в здешнюю тюрьму и кем.
— Тогда ты знаешь, что я отбыл свой срок, — сказал маукслар, все еще светясь довольством.
— Если это требование свободы, можешь подавиться им, горшок жира, — сказал мистер Фиффенгурт. — Мы никогда, даже за тысячу лет, не позволим тебе...
— Фиффенгурт! — взвизгнул Фелтруп.
Глаза маукслара широко раскрылись.
— Я должен был догадаться, — прошипел он. — Вы