— Она не будет нервничать, — сдержанно объявил Тамерлан. — Хотя тебе придётся больше уделять ей внимания.
— Может, её куда–нибудь на время отправить? — предложил Войнович.
Дверь в спальню открылась, на пороге возникла Шехерезада с горящими щеками.
— Извините, я услышала… никуда не поеду! Я останусь с ним!
Мужчины окинули её оценивающими взглядами.
Войнович встал, похлопал Афанасия по плечу, вышел в прихожую.
Поднялся и Тамерлан.
— Надеюсь, ты понимаешь, чего хочешь.
— Понимаю, отец!
— Хорошо, коли так. — Захария Салахетдинович косо глянул на смущённого Афанасия, направился вслед за генералом.
Афанасий вышел их проводить, развёл руками.
— Понимаете…
— Ничего, бывает, — подмигнул Войнович Тамерлану. — Как говорится: чего хочет женщина, того хочет бог. Завтра утром зайдёшь в АНЭР, и пусть тебя увидят все.
— Понял.
Из гостиной вышла с гордым видом Шехерезада, прижалась к спине мужа.
Гости пожали ему руки, кивнули Шехерезаде, вышли.
— Прости, что я… — потеряла она свой воинственно–гордый вид. — Я не хотела подслушивать, так получилось.
— Дело не в этом.
— А в чём?
— Тебе угрожает опасность.
— Но ведь это означает, что она угрожает и тебе!
— Я мужик.
— А я женщина, которая тебя любит!
Он повернул голову, и она прижалась горячей щекой к его щеке.
3
Тренировками обратной биосвязи как способом научиться сознательному психосоматическому регулированию Роман занимался ежедневно, по утрам и вечерам. Они позволяли поддерживать физическое здоровье и достигать желаемого ментального результата гораздо быстрей.
Ещё во времена занятий «бессозналкой» с Вохой и особенно форсированным альфа–гипнозом с профессором Играевым ему удавалось освободиться от бессознательных искажений своих волевых решений и вывести способности на уровень сознательного контроля биоритмикой либо, наоборот, переключать их на уровень «немысли», чтобы тело решало проблему исключительно с помощью защитных рефлексов. И всё же хотелось достичь большего, для чего он произвольно менял физиологическую активность в определённых частях тела, а затем эту активность усиливал до максимума и заставлял сердце питать именно эти мышцы, сознательно управляя установившимся контуром обратной связи «соматика — сознание».
К данному моменту он научился так регулировать физиологические процессы, что мог самопроизвольно останавливать сердце на несколько минут, дышать кожей и контролировать любой орган, отключая его автоматическое бессознательное управление.
Помогала достичь этого состояния визуализация будущего действия — он представлял поэтапно всю операцию — и длительная концентрация внимания.
В принципе, каждый вид спорта требует концентрации внимания от спортсмена и умения сосредоточиваться на достижении результата. Роман спортсменом не был, однако и ему необходимы были эти базовые качества для медитативного служения и волевых операций. Именно концентрация внимания помогала ему обрести особую ясность и быстроту мышления, а также сфокусированность на решении проблемы.
Состояние интеграции сознательного и бессознательного Играев называл «коконом концентрации», но существовало ещё более суровое состояние — «зона», — превышающее обычное функционирование систем тела. При этом человек достигал момента такой кристальной ясности и чистоты восприятия, которое намного увеличивало возможности организма и как бы «растягивало» время.
Правда, при этом человек быстро терял энергию и чуть ли не «сгорал», отчего учителями не рекомендовалось достижение «зоны» без особой нужды, когда требовалось разве что спасение собственной жизни. Или чьей–то другой.
Тем не менее Роман не раз подходил вплотную к состоянию «зоны» и мог бы, наверно, справиться с любым боксёром или мастером боевых искусств. Но ему это было не нужно.
Начинал он тренинг с простой медитации, переходящей в гипнотическое автовнушение раскрыть полностью весь спектр визуального, слухового, тактильного, вкусового и обонятельного восприятия. Что–то раскрывалось раньше, и тогда он шёл дальше — до умопомрачительной остроты ощущений, позволяющей чувствовать единичную молекулу пахучего вещества в больших помещениях, вплоть до спортивных залов, видеть пылинку за километр от себя и слышать, как на другом конце города «падает на листву деревьев капля дождя».
Кроме того, он учился различать и оттенки визуального и слухового спектра, пока не стал видеть «сорок сороков» цветов радуги и различать тоненькие посвисты ветра в поле и в городе: посвисты оказались разными!
Медитация помогала убирать порождённые мышлением помехи из чувственного опыта, однако только воля и целенаправленность стимулировали синестезию и помогали воспринимать «мистическую» красоту мира, каким его создал Творец.
Юна как–то спросила, после того, как он вышел из медитативного созерцания:
— Что ты видишь?
Он пошутил:
— Рай и ад одновременно.
— Я серьёзно, — с укоризной сказала она.
— Помнишь, у Грина в «Алых парусах» Грей спросил у матроса Летики о вкусе вина, и Летика ответил: улей и сад! Понимаешь?
— Понимаю.
— То, что я вижу после выхода из сознания, нельзя объяснить словами, получается одновременно пчелиный укус и райское наслаждение, улей и сад.
— Этому можно научиться?
— Я же научился. Значит, сможешь и ты.
— Я попробую, если подскажешь, как это делается. Смеяться не будешь?
— Нет!
С этого времени он стал обучать жену медитации, сосредоточению и волевому освобождению от негативных эмоций и внутренней опустошённости.
Юна трудилась усердно, так что в конце концов ей стала поддаваться эта стихия — мыслеволевое управление органами собственного тела. Уже на четвёртый день она смогла задержать дыхание на пять с лишним минут, заставив дышать кожу. Это её так обрадовало, что девушка тут же решила попробовать остановить сердце. А когда это ей не удалось — расстроилась.
— Я тупица! Наверно, мне это недоступно.
— Ты очень хорошая тупица, — со смехом возразил Роман, обнимая жену. — То, что другие постигают за недели и месяцы, ты заучиваешь за два дня. Даже я не шёл вперед такими темпами.
— Правда? — не поверила Юна.
Он торжественно прижал руку к груди:
— Истину глаголю!
На пятый день заточения в стенах чужой квартиры им разрешили погулять по городу.
Шёл снег пополам с дождём. На улице было сыро и холодно. Тучи висели прямо над крышами домов. Где–то в серой слякоти прятались телохранители, которых Роман видел так же хорошо, как будто они находились рядом. Но супруги всё–таки прошлись по набережной до музея, попытались рассмотреть восстановленную крепость на острове Дятлинка, погуляли по площади Ленина, посидели в кафе для сугреву и вернулись домой, продрогшие, но счастливые минутами виртуальной свободы.
В двенадцать к ним заявился Ылтыын в блестящей серой куртке, принёс унц.
— Пользуйся.
Юна с любопытством глянула на медальон, упорхнула на кухню готовить кофе.
По пути назад они зашли в магазин, накупили всякой вкусной всячины, и ей не терпелось угостить гостя.
— Он мне до сих пор не подчиняется, — мрачно сказал Роман.
— Попробуй реанимировать. Наши спецы повертели в руках, просвечивать побоялись, ни фига не поняли, как он работает, и вернули. Короче, тебе дан карт–бланш на его изучение и использование. А вот скафандр твой поломался.
— Что значит — поломался? — не поверил Роман.
— Сдохли аккумуляторы. Да и прикинь, сколько времени прошло с момента его изготовления. Его теперь даже надеть нельзя — трещит и расползается по швам. Так что придётся тебе носить наши комбезы. Да и мне тоже.
— Зачем?
— Нам с тобой предстоит совершить разведрейд по базам АПГ. Экипировка необходима. Или ты против рейдов?
Роман погладил пальцем медальон, чувствуя его внутреннюю вибрацию.
— Олег Харитонович намекал.
— Ты не хочешь? Оно, конечно, рискованное мероприятие.
— Дело не в риске. — Лицо Романа отвердело. — Прежде всего я бы очень хотел разделаться с Гловитцем.
— Мы тоже этого хотим, надоел он всем хуже горькой редьки. Кстати, он в Москве.
— Где?! — удивился Роман.
— В Москве, и активно ищет.
— Что?
— Не что, а кого. Ты его так огорчил, что он не побоялся прилететь в Россию в образе бельгийского священника. По нашим предположениям, он желает найти тебя, а заодно центр управления «Триэн».
— Зачем?
— Для последующей ликвидации, разумеется.
— Это он сам вам сказал?
— Не нам, но уши есть и у стен, наша разведка работает, так что планы его нам понятны.