очаге мерцал разожженный магией огонь. Вулф глядел на него, жалея, что так рано проснулся. Сегодня он скажет Тунуве. Несколько недель он разрывался между двумя жизнями – решал, остаться или уйти.
Здесь он до сих пор был диковинкой. Чужак, выученный почитать врага. Знатный среди привыкших к равенству. Мужчина, лучше владеющий мечом, чем пекущий хлеб. В обители война была женским делом: женщины чтили пример основательницы, а по хозяйству хлопотали мужчины.
Однако он был еще и помазанным братом, хоть и со странностями. На первом часу жизни ему помазали головку соком дерева. В конце концов он научился чувствовать себя своим.
И все же ему надо было возвращаться в Инис, к родным. После гибели «Убеждения» те не вынесут новой потери.
Он станет скучать по Сию. Она первой приняла его в обители, взяла под свое крыло, помогала во всем. Из множества женщин, которых он звал теперь сестрами, она больше всех казалась родной – особенно с тех пор, как рассказала, почему названа по Тунуве.
И по Эсбар он будет скучать, хотя та оттаяла лишь под конец осени. Узнав обитель, услышав правду о том, что здесь произошло и кем был Святой, он понимал ее подозрительность к вооруженному инисцу. На ее месте он и сам бы себе не доверял.
Жилища мужчин располагались вокруг круглого зала для отдыха и занятий. Его толстые стены глушили шум детской. Вулф прошел по коридору мимо больших ваз с пышными цветами – за ними ухаживали мальчики. Ему в жизни не привелось даже полить цветка, но Сулзи, старше его на три года, немного обучил его этому делу.
Вулф учился с радостью. После таких пожаров умение растить и оберегать лишним не будет.
Тунува рассказала ему о судьбе родного отца. Он понимал теперь, откуда явились в его сны пчелы.
Солнце еще не взошло. Тунува в это время была занята в гробнице, так что Вулф спустился к горячему ключу. Купание всегда придавало ему сил – возможно, из-за дремлющей в его крови магии.
Он еще не усвоил всего нового: апельсиновое дерево, Галиан, Клеолинда. Не будь сама обитель тому доказательством, вряд ли бы он поверил.
Казалось бы, ему должно быть больно. Само это место подтверждало его страх оказаться ведьменышем – но это открытие мягко улеглось в душе и утишило горечь. Он не желал походить на Карлстена.
Наконец отыскались недостающие в ткани ковра нити. Он знал, сколько ему лет. Знал, что вынашивали его в зимние месяцы. Знал, как остался жив. Магия с рождения спала в его крови, безвредная, как теплое масло или воск. Никакое это не проклятие. Она просто оберегала его, хранила от чумы и смерти в холодном море.
Тунува не ведьма. Она – воительница, человек чести. Он гордился такой матерью.
Он нашел ее в оружейной за полировкой клинка. Обычно этим делом занимались мужчины, но Тунуву уход за оружием как будто успокаивал.
Заметив его, она улыбнулась:
– Доброе утро. Ты как?
– Хорошо, – на селини ответил он, – только тело ноет.
Все прожитые здесь месяцы он усердно учил ее язык. Селини, в отличие от хротского, как будто не имел с инисским общих корней, но с помощью Канты они справились.
– Путь был долгим, – ответила Тунува, медленно выговаривая слова. – Ты очень хорошо сражался.
– Спасибо.
Он всю осень и зиму помогал сестрам, оборонявшим Юг от двух рыщущих по стране змеев – Дедалагана и Фиридела. Он был среди них единственным мужчиной, но Эсбар не разбрасывалась обученными воинами: «Раз уж ты здесь, мальчик, пусть с тебя будет прок». Большую часть времени они защищали долину Вареда.
Фиридела он видел один раз. От того зрелища его пробил пот, как от снов о белом корабле.
– Тебе помочь? – спросил Вулф.
– Да.
Вулф подошел к матери. Тунува кивнула на свое необычное копье, и он принялся отскребать засохшую в желобках гравировки кровь.
– Я должен уйти.
Прозвучало это тихо и хрипло. Тунува на миг замерла, губы у нее натянулись.
– Знаю. – На этот раз она заговорила по-инисски. – Я ждала… что ты это скажешь.
Он накрыл ладонью ее запястье и тихо сказал:
– Жаль. Жаль, что все так вышло. Жаль, что меня у тебя выкрали, Тунува. Жаль Мерена. Жаль, что я так и не узнал, что там произошло. Жаль, что столько времени для нас потеряно. – Он сглотнул сухим горлом. – Жаль, что мне нельзя остаться с тобой.
Тунува натужно улыбнулась:
– Ты сильный воин, до мозга костей. Здесь мужчины не воины. – Она сжала его руку. – Твоя жизнь в Инисе и в Хроте. У тебя там семья. Трит.
– Семья у меня и здесь.
Теперь улыбка коснулась ее глаз.
– Идем. – Она взяла его за плечо. – Найдем Канту и поговорим с Эсбар.
Канта, в шелковой золотой накидке без рукавов, сидела за книгой. Она, в отличие от других женщин, не носила плаща, и в бою ее Вулф ни разу не видел. Она скиталась по обители на манер призрака.
А все же он чуял в ней силу. Не утешительное тепло, что исходило от Тунувы. Нет, то, что таилось в Канте, было чужим, далеким, но и по-своему смутно знакомым.
– Привет, Тува, Вулф. – Она закрыла книгу. – Имин говорил, что вы вернулись. Верно, устали с дороги?
– Мне скоро снова в путь, – сказал Вулф. – Надо поговорить с настоятельницей. Поможешь?
– Конечно. – Канта встала. – Как я поняла, это не личный разговор.
– Я ухожу.
– Так скоро?
– Сейчас мое место в странах Добродетели.
– Понимаю. Чужаку в обители непросто живется. – Она суховато улыбнулась. – По себе знаю.
Эсбар со своего балкона любовалась восходом. В Лазийской пуще ничто не говорило о конце света. Несколько пролетевших над долиной виверн сбили женщины.
Она обернулась. Как всегда, прежде всего взгляд ее метнулся к Тунуве. Вулф утешал себя мыслью, что они останутся друг у друга. Эсбар кололась, как терновый куст, но и дураку было видно, что за Тунуву она жизнь отдаст – да и за всякого, рожденного в обители.
– Настоятельница, – поклонился ей Вулф. – Я пришел попрощаться. Мне нужно вернуться в страны Добродетели.
Канта перевела его слова на лазийский. Эсбар слушала, скрестив руки на груди.
– Мы знали, что ты здесь не навсегда. Ты, как брат обители, волен уйти, – сказала Канта и замолчала, потому что Эсбар еще не закончила. – Но ты сдержишь клятву, данную, когда мы показали тебе дерево. Ты ни словом не обмолвишься об этом месте и никому не скажешь правды о нем.
– Инис должен знать, – сказал, глядя в лицо Эсбар, Вулф. – Должны знать все страны Добродетели. О том, кем был Галиан Беретнет. И кто держал в руках тот меч.
Дослушав перевод Канты, Эсбар покачала головой, и на этот раз Вулф сам понял ее ответ.
– Когда-нибудь, – сказала она ему на селини. – Не сейчас.
Вулф склонил голову.
– Скажи ей, что я клянусь честью, – обратился он к Канте и