Читать интересную книгу Тэсс из рода дЭрбервиллей. Джуд Незаметный - Томас Гарди

Уже совсем стемнело, когда он пришел в Элфредстон. Здесь он выпил чашку чаю — леденящий холод пронизывал его до мозга костей, и ему необходимо было согреться. Чтобы добраться до дому, надо было ехать сначала на паровом трамвае, потом по железной дороге с пересадкой на узловой станции, где пришлось долго ждать поезда. В Кристминстер он прибыл лишь около десяти часов вечера.

IX

На перроне его встречала Арабелла. Она смерила его взглядом с головы до ног.

— Ездил к ней?

— Да, — ответил Джуд, валясь с ног от холода и усталости.

— Ну ладно, марш домой.

Вода стекала с его одежды, и при каждом приступе кашля он был вынужден прислоняться к стене, чтобы не упасть.

— Этой поездной ты доконал себя, голубчик, — сказала Арабелла, — Ты сам-то понимаешь это?

— Ну, разумеется. Я того и хотел.

— Что? Покончить о собой?

— Да.

— Вот тебе на! Кончать с собой из-за женщины!

— Послушай-ка, Арабелла. Ты думаешь, ты сильнее меня, и это верно — в физическом смысле. Ты можешь сбить меня с ног, словно кеглю. Ты тогда не отправила письма, и я не собираюсь высказывать тебе свою обиду. Но в некотором смысле я не так слаб, как тебе кажется. Я решил, что если у человека, прикованного к постели воспалением легких, есть в жизни два желания — увидеть любимую женщину и умереть, он может выполнить их сразу, предприняв вот такое путешествие под дождем. Так я и сделал. Я увидел ее в последний раз и убил себя — покончил с лихорадочной жизнью, которой лучше было не начинаться.

— Господи! Как высокопарно ты выражаешься! Не хочешь ли выпить чего-нибудь горячительного?

— Нет, благодарю. Пойдем домой.

Они проходили мимо молчаливых колледжей, и Джуд то и дело останавливался.

— Ну, на что уставился?

— Так, глупое воображение. Мне чудится, что сейчас, на этой последней моей прогулке, я снова вижу тени умерших, которые явились мне, когда я впервые проходил здесь.

— Все-то ты чудишь!

— Мне кажется, я вижу их, даже как будто слышу шелест их шагов. Но преклоняюсь теперь уже не перед всеми. Половине из них я больше не верю. Все эти теологи, апологеты и их брат метафизики, деспотические государственные деятели и прочие меня больше не интересуют. Суровая действительность беспощадно развенчала их в моих глазах.

В свете уличного фонаря мертвенно-бледное лицо Джуда казалось таким странным, словно он и в самом деле видел людей там, где их нет. Он то останавливался перед какой-нибудь аркой, будто ожидая, что из-под нее кто-то выйдет, то напряженно всматривался в какое-нибудь окно, точно там мелькнуло за стеклом знакомое лицо. Казалось, ему слышатся голоса, и он громко повторял за ними слова, словно желая вникнуть в их смысл.

— Они как будто смеются надо мной!

— Кто?

— А, это я сам с собой! Здесь повсюду призраки — и под арками колледжей, и в окнах. Когда-то они смотрели на меня дружелюбно, особенно Аддисон, Гиббон, Джонсон, доктор Броун{231}, епископ Кен…

— Да идем же! Призраки! Никого здесь нет — ни живых, ни мертвых, один только чертов полисмен торчит. Никогда не видела таких безлюдных улиц!

— Нет, ты подумай! Вот здесь прогуливался поэт Свободы{232}, а там — великий исследователь Меланхолии{233}!

— Слышать о них не хочу! Надоело!

— Вон из того переулка мне кивает Уолтер Рейли… А вон Уиклиф{234}… Гарвей{235}… Хукер{236}… Арнольд… целый сонм трактарианских теней!..

— Тебе говорят, я ничего не желаю о них знать! Что мне до каких-то там покойников! Ей-богу, подпивши, ты трезвее, чем не пивши!

— Мне надо отдохнуть минутку, — сказал Джуд. Он остановился и, держась за ограду, оглядел фронтон колледжа сверху донизу. — Это старый Рубрик. А это Саркофаг. Вон там, в переулке, Крозье и Тюдор, а там дальше Кардинальский со своим длинным фасадом, его окна точно подняли брови и выражают вежливое удивление всего университета при виде таких, как я, которые тщетно пытаются попасть в него.

— Да идем же, я поднесу тебе рюмочку.

— Отлично. Это поможет мне добраться до дому. Промозглый туман с лужаек Кардинальского колледжа пронимает меня, словно смерть все глубже вонзает в меня свои когти. Как сказала Антигона, я не человек и не тень{237}. Но вот увидишь, Арабелла, когда я умру, мой дух будет витать здесь среди других призраков.

— Глупости! Может, еще и не умрешь, ты у меня крепкий старичок.

В Мэригрин был поздний вечер; дождь как лил весь день, так и не переставал. Примерно в то же время, когда Джуд с Арабеллой возвращались домой по улицам Кристминстера, вдова Эдлин прошла через лужайку к дому учителя и открыла дверь черного хода — теперь, перед тем как лечь спать, она часто приходила к Сью и помогала ей заканчивать хозяйственные дела.

Сью беспомощно возилась на кухне — несмотря на все старания, хозяйство ей не давалось, и мелкие домашние дела только раздражали ее.

— Господи боже! Зачем вы сами это делаете? Ведь я нарочно пришла вам помочь. Вы же знали, что я приду.

— Не знаю… забыла. Впрочем, нет, не забыла. Я взялась за все это сама, чтобы приучить себя к работе. С восьми часов я мыла лестницу. Мне нужно привыкать к хозяйству. Я его позорно запустила.

— Чего ради? Скоро вашему мужу дадут школу получше, а со временем он, может, и священником станет, и вы будете держать двух служанок. Жаль губить такие красивые ручки.

— Не говорите о моих красивых ручках, миссис Эдлин. Мое красивое тело меня уже погубило.

— Вздор какой! Да у вас и тела-то вовсе нет! Ни дать ни взять воробушек, да и только. Сдается мне, что-то с вами сегодня стряслось. Муж сердится?

— Нет. Он никогда не сердится. Он рано лег спать.

— Так в чем же дело?

— Я не могу вам этого сказать. Сегодня я дурно поступила и хочу искупить свою вину. А впрочем, скажу: днем здесь был Джуд, и я поняла, что все еще люблю его… люблю грешной любовью. А больше ничего не скажу.

— Вот видите! — воскликнула вдова. — Что я вам говорила!

— Но этому не бывать! Я ничего не рассказала мужу, зачем волновать его, ведь я больше никогда не увижусь с Джудом, я так решила. А чтобы совесть моя была чиста, я решила наложить на себя епитимью — пойти до конца и исполнить свой супружеский долг перед Ричардом. Так надо.

— Я б не стала — раз он согласен обходиться без этого и вы живете так уже три месяца.

— Да, он согласен, чтобы я жила, как мне хочется, но я чувствую, что это уступка, которой я не вправе требовать, не вправе принимать. Это было бы для меня ужасно, но я должна быть к нему справедлива. Ах, почему я не способна на подвижничество!

— И что вам в нем так не нравится? — полюбопытствовала миссис Эдлин.

— Не знаю. Есть в нем что-то такое… словом, трудно сказать. Печальнее всего то, что никто не признал бы в этом уважительной причины для тех чувств, какие я испытываю. Вот почему мне нет оправдания.

— Вы когда-нибудь говорили об этом Джуду?

— Никогда.

— Я, когда еще молодая была, странные слыхала рассказы о мужьях, — сказала вдова почти шепотом. — В прежние времена, когда еще на земле жили святые, дьяволы по ночам принимали образ мужа и втягивали несчастных женщин во всякие пакости. Не знаю, с чего это сейчас мне вспомнилось, ведь все это так, сказки… Ну и расходилась сегодня непогода — и дождь и ветер! А вы, милая, не торопитесь менять вашу жизнь. Подумайте хорошенько!

— Нет, нет! Хоть я и слаба духом, но твердо решила быть с ним поласковее… И это надо сделать сейчас… немедленно… пока у меня еще есть на это силы.

— Не понимаю, зачем так принуждать себя! Ни от одной женщины нельзя этого требовать.

— Это мой долг. И я выпью чашу до дна.

Полчаса спустя миссис Эдлин собралась уходить. Она надела чепец и шаль, как вдруг Сью охватил необъяснимый ужас.

— Нет, нет… не уходите, миссис Эдлин, — умоляюще шептала она, озираясь расширенными от страха глазами.

— Но ведь время спать, дитя мое.

— Да, но… у нас есть свободная комната… та, что до сих пор была моей. Она в полном порядке. Ну прошу вас, останьтесь, миссис Эдлин. Утром вы будете мне нужны.

— Ну, что ж, останусь, если вам так хочется. С моей-то развалюхой ничего не случится, буду я там ночевать или нет.

Сью заперла входные двери, и они вдвоем поднялись наверх.

— Подождите здесь, миссис Эдлин, — сказала она. — Я на минутку зайду к себе.

Оставив вдову на площадке лестницы, Сью вошла в комнату, которую занимала одна с тех нор, как переселилась в Мэригрин, и, прикрыв дверь, постояла с минуту на коленях перед кроватью. Потом поднялась, разделась, надела ночную рубашку, лежавшую на подушке, и вышла к миссис Эдлин. Из комнаты напротив раздавался мужской храп. Сью пожелала миссис Эдлин спокойной ночи, и вдова вошла в ее комнату.