– Сложно сказать. Эти антенны… Или, вернее, органы чувств, если так можно выразиться, наводят на разные мысли, но главное – не в них, а в том, что это… «растение» продолжает развиваться в горе и выстраивает себя, делается больше и совершенней. По-моему, как-то слишком быстро оно развивается. Нуакола, когда я был там, – Рост неопределенно пояснил это «там» жестом, Дондик кивнул, понимая, – настаивал, что развитие взрослой особи металлолабиринта происходит за тысячи лет. А у нас тут прошло всего-то…
– Пять лет, если быть точным, – вставил Перегуда.
– Да, пять, и вот мы уже имеем – похищенный металл, какие-то новообразования на Олимпе и на Алюминиевом заводе… Думаю тем не менее, что он не пытается враждовать с нами. Потому что живой, так сказать, металл, тот, который люди используют, который нам нужен, он не трогает. Поглощает только то, что, по его мнению, люди выбросили.
– Не забудь, на Олимпе найдены только алюмосодержащие глины. Даже за счет нашего железа… Ты писал в книжке, что Нуакола состоял из самых разных элементов. – Поликарп говорил скрипуче и тягуче. Во всей его не слишком складной фигуре читалось недоверие тому, что сообщал Ростик. – Ты что же, думаешь, он способен переводить алюминий в другие металлы, веришь в трансмутацию элементов?
– Я верю в то, что вижу. И что мне приходится додумывать… Ну, не знаю почему, может, потому, что другого объяснения не способен вообразить. А трансмутация металлов, когда имеешь под боком такое, как вот это… чудище на Олимпе, не самая большая неожиданность.
– А что, по-твоему, самая большая? – спросил Перегуда.
– Это мы скоро узнаем, – твердо отозвался Ростик. И решил, что доклад с его стороны завершен. Все, чего он не договорил, пусть читают в его записке, которую он составил еще в лагере, перед возвращением в Боловск.
– Гринев, – спросил Герундий, – это не может быть каким-нибудь новым нашествием?
– Нуакола нуждался в вырчохах, наверное, наш металлолабиринт потребует, чтобы люди с ним работали. Полагаю, если мы не напортачим, у нас сложатся скорее союзнические, нежели враждебные отношения.
– Полагаешь или уверен? – снова спросил Герундий. И, не дождавшись ответа, тут же повернулся к Дондику. – Кузьмич, я со своей стороны настаиваю на участии кого-нибудь из моих людей в этом расследовании.
– Исследовании, – поправил его Перегуда вполголоса.
Ростик вспомнил, что Герундий возглавляет, так сказать, Боловскую милицию, гарнизон и все охранные службы Города. Он был защитой, прокуратурой и даже немножко надзирателем всей человеческой цивилизации в этом районе. Пожалуй, только самые периферийные поселения людей, такие, как Одесса, Бумажный холм и торфоразработки, ему напрямую не подчинялись. Но при желании он мог, без сомнения, вмешиваться и в тамошний уклад жизни, только, как неглупый человек, не злоупотреблял этим.
– А что, если?.. – в глазах Поликарпа появился какой-то не слишком здоровый блеск. – Если устроить взрыв поблизости от этого… Олимпа с его железным чудищем, и по сейсмографам определить размеры, плотность… Ну, как это делают геологи на Земле. Кажется, в институте есть необходимое оборудование, мы бы многое о нем поняли.
– Зачем? – не понял Ростик. – Если хочешь, я и так тебе нарисую Олимп в разрезе и выдам глубину залегания этих… металлосетей. А тревожить его – неразумно, он может про нас что-нибудь не слишком хорошее вообразить.
– Ты про него говоришь, словно он – разумный, – высказался Пестель.
– Нуакола был в высшей степени разумным. Даже больше, он был… мудрым.
– Не нравится мне это, – проворчал Герундий, не получив ясного ответа от Председателя. – В своем доме мы уже как бы не хозяева.
– Хозяева по-прежнему, – неожиданно отозвалась Лада. – Ростик… То есть, виновата, майор Гринев сказал же, что у нас добрые отношения.
– Но доказательств этому нет, милая девушка, – Грузинов даже изобразил фальшивую улыбку.
– Поликарп, если ты не раз и не десять, как Лада, окажешься под вражеским огнем, не дрогнув, перехоронишь столько погибших друзей, сколько ей довелось, я, может быть, и разрешу тебе обращаться к ней словами «милая девушка», – четко выделяя каждый слог, проговорил Ким очень серьезно. – Но не раньше, усвоил?
«Так, начинается обычная свара, – подумал Рост, – между офицерами, вояками, служивыми и управленческо-административной верхушкой города. И что это за беда такая, национальный спорт, что ли?»
Он не любил этого, всегда стремился этого избежать, но и Ким в данном случае, безусловно, был прав.
– Я спросил, кажется, усвоил ли ты мои слова? – переспросил Ким. Грузинов не отвечал, без сомнения, он считал, что пилоты зря волнуются, а может, втихаря презирал их за вот это, по его мнению, высокомерие. – Неплохо бы извиниться, – уже вполне буднично добавил Ким.
Начальники, решил Ростик, определенно не понимают, что воевать – сложно. И требуют… Этот много чего требует, но когда очень уж тяжело, когда действительно нет другого выхода, кроме как стоять и держаться, возможно, вот эта самая гордость, которую чиновники и даже, как выяснилось, инженеры не понимают, не способны понять, и только она – не позволяет отступить. Больше ничего, только гордость…
– Гринев, – Председатель, наконец, решил разрядить ситуацию, – я не обнаружил в твоем докладе никакого конструктива.
– Да, неплохо бы выслушать конкретное предложение, – поддержал его Перегуда, кажется, похлопав под столом Грузинова по коленке, чтобы тот не заводился.
– Его нет, – пожал плечами Ростик. – Пусть все идет как идет.
– И больше ничего? – для верности спросил Перегуда.
Неожиданно дверь в кабинет тихонько раскрылась. Не сильно, как раз настолько, чтобы пропустить… Ромку. Он был какой-то очень усталый и грязный, видимо, несся на мотоцикле от Алюминиевого, спешил и даже не заехал домой, на Октябрьскую, чтобы привести себя в порядок.
Он постоял, помялся, не зная, как обратить на себя внимание. Но именно то, что он появился, и конечно, напряженность, возникшая чуть раньше, заставили всех повернуться к нему. Дондик чуть удивленно поднял брови.
– Такое дело… – не слишком внятно проговорил Ромка, – у нас на Алюминиевом та штука, которая выросла в подвале… Она треснула, как яйцо, из которого должно что-то появиться.
– Как это? – не понял Перегуда. – Говори толком.
– Это надо видеть, рассказать сложно.
А ведь он не спал, наверное, уже несколько дней, и еще нескоро, может быть, сумеет выспаться, с неожиданной нежностью подумал Ростик, разглядывая сына.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});