То место, где Ростик приблизительно сбросил зерно Нуаколы, он, кажется, определил. Располагалось оно от их нынешней стоянки чуть не в пятидесяти километрах восточнее, до него лететь было бы лучше, обходя склоны ниже, так, чтобы не использовать акваланги прежде времени, поэтому исследовать эту точку Рост решил позже. Теперь же дышать из баллонов они начали сразу. Как бы там ни было, а следовало испробовать эту технологию, определить ее пригодность, выявить ее необходимость и, разумеется, найти слабые стороны. То, что эта технология могла оказаться ненадежной, не давало Росту покоя.
Ким оторвал от лица загубник.
– Ты же почти не смотришь вниз.
– Знаю, – Рост даже не открыл глаза.
– Тогда чего мы высматриваем?
– Чуть правее, то есть западнее и, если можно, повыше, – попросил Ростик.
Ким больше ничего говорить не стал, кажется, сделал так, как его просили.
Наверное, мы поднялись уже метров на семьсот, решил Ростик. И снова попробовал просканировать как можно более широкий участок под ними и немного впереди, потому что до настоящих возвышенностей Олимпа было еще неблизко.
А ведь мы за один час, если будем ходить с такой скоростью, до верхушки не доберемся, подумал он. Или доберемся? Если попросить поднажать… Нет, тогда я не смогу правильно оценивать местность.
Да, лед мешал гораздо больше, чем хотелось бы. Но все-таки, решил Ростик, на этих склонах ничего не выросло. Нет тут никаких новообразований. В принципе, можно возвращаться.
– Ким, идем назад, но попытайся спускаться другим маршрутом, чтобы я…
– Мог бы этого не говорить, командир ты… лапотный.
– А вот этого мог бы не добавлять ты, – хмыкнул Ростик. – Сам знаю.
Антиграв плавно развернулся, земля поплыла немного вниз и вбок. И без того эти склоны, висящие перед ними, как стены, сбивали ориентировку по горизонту, а еще Ким, оказывается, научился летать с виражами, почти как самолет, когда одно крыло выше другого. Прежде он летал, словно воду в блюдце возил.
– Ты чего так?
– Я думал, тебе понравится. – Через пару глотков воздуха из мундштука: – Это новая техника, ее нам пурпурные недавно показали.
Ростик сходил назад, к Чераку, тот чувствовал себя неплохо. Утомления видно не было, он даже показал большой палец, как делали люди, когда объясняли, что все в порядке. Рост проверил давление в его баллонах. Воздуха волосатик расходовал куда больше, чем люди, но для полета назад его должно было хватить. Рост вернулся в кресло второго пилота.
– Черак, кажется, кайфует, сделал подачу воздуха больше, чем следовало бы.
– Ему нужно, – отозвался Ким.
Все равно, подумал Ростик, стоит выяснить у Пестеля, биолога нашего, гипервентиляция – это позволительно или все-таки нет?
Когда добрались до временного лагеря под Олимпом, который они организовывали с Ладой, она тут же приставила Микрала крутить ручку компрессора, а сама стала выяснять с Кимом подробности полетной техники над Олимпом. Тот пустился объяснять что-то специфическое, подбрасывая веточки в костер. Но Ростик его не слушал, у него по-прежнему кружилась голова, и он знал, что если быстро не найдет то, что они тут искали, будет худо. Потому что долго он не продержится. Это место выматывало его куда быстрее и основательнее, чем это происходило на равнинах Вагоса, чем над лесами дваров, быстрее даже, чем в междулесье.
А подменять-то, подумалось ему, придется не пилотов и загребных, а меня… И с этой идеей, так и не успев ее оценить, он неожиданно уснул. Хотя ему казалось, что он слышит все, что Ким рекомендовал Ладе.
Глава 3
Как Ростик ни старался, а три вылета в день оказались для него чрезмерной нагрузкой. Он даже ругать себя пытался, но не помогло. Два раза – один до обеда и еще разок – после, и на этом все. Пространство перед ним казалось даже не враждебным, а каким-то непробиваемым, вот он, пытаясь преодолеть эту преграду, и истощался.
На четвертый день, вернувшись с Ладой из полета, он выслушал нелестный комментарий Пестеля, который тоже попытался его пришпорить. Но тут уж за него заступилась Лада. А потом, когда обсуждение несколько стихло, неожиданно включился Ким. И он-то высказал совершенно парадоксальную идею:
– Вы не понимаете, ребята. Он не просто так… телепатит. Он что-то изучает, что, кажется, оказалось ему… В общем, никто, даже аймихо, этого с ходу не поймут.
– Их тоже следует подключить, – буркнул Пестель. – Тогда быстрее получится.
– Они все как один отказались, – напомнил Ким.
– Вообще-то, их можно было бы и подстегнуть, – высказалась Лада. Она всегда не очень хорошо реагировала в тех случаях, когда Рост приходил в состояние, близкое к полному безволию, когда впадал в черную меланхолию, или депрессию, как называла это мама.
– Но ведь невозможно допустить, чтобы ценное исследование зависело от… настроений одного человека.
– Не от настроений, как ты изволил выразиться, – Ким сделался велеречивым, – а от его возможностей. Ты что же, в самом деле считаешь, что он – волынит?
– Я просто не знаю, как это квалифицировать, – признался, наконец, Пестель.
– Хватит, – приказал Ростик, – взялись помогать, значит, помогайте, а не деритесь. Не то, к чертовой матери, всех отошлю в город… И выступайте перед начальством, как хотите. Сам разберусь, с Ладой.
– Вот это да, – восхитился Ким, хотел что-то добавить, но смолчал.
На следующий день, чуть притихших и немного более исполнительных загребных Рост заставил передохнуть. Не потому, что хотел сам восстановиться, и не для того, чтобы подчеркнуть собственное исключительно командное положение, просто вдруг понял – он что-то знает. И пришла пора, когда следовало предоставить возможность этому выдвинуться в участок мозга, где его можно было рассмотреть подробно. Он просто давал всплыть этим мыслям и знаниям в контролируемую, внятную часть сознания.
Трюк оказался удачным. День отдыха, хотя никто, кроме Ростика, в нем и не нуждался, прошел достаточно спокойно. Даже обычные споры велись умиротворенно, никто не хотел обострять отношений. А через ночь Ростик…
– Значит, так, полетим все вместе, снимаемся, по сути, с этого лагеря, и переходим в новый, из которого будет ближе…
– К чему? – поинтересовался Пестель.
– Думаю, еще до вечера сам увидишь.
Почему Ростик вдруг сделался таким уверенным, он и сам не знал, но такое с ним уже бывало, и он привык этому чувству доверять, может быть, потому что оно редко подводило.
К тому же он, кажется, понял, какую совершал ошибку. Он смотрел… не так, как полагалось. Он попытался объяснить это Ладе, когда они вылетели в первый, дообеденный полет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});