ту сторону дороги лучше.
Он зашел на кухню и тяжело привалился плечом к холодильнику, стоящему у самой двери.
— Не спала, — мрачно произнес он даже без намека на вопрос в голосе.
— Спала, — не моргнув глазом, соврала я — и тут же, мысленно охнув, сонно захлопала глазами. — Я просто пораньше встала — вот Светке уже вполне можно звонить. Ну, что?
У него на лице мелькнула тень довольной улыбки, с трудом пробившейся через маску усталости.
— Теперь точно выкарабкается, — уверенно бросил он, присаживаясь к столу. — Все нашли и доставили — не исключено, что уже сегодня каких-то изменений к лучшему можно ожидать.
— Есть хочешь? — спросила я и, не дожидаясь ответа, пошла к холодильнику.
В то время как он завтракал, я сварила ему, опять-таки не спрашивая, кофе и принялась дожидаться, пока еда окажет на него обычное умиротворяющее воздействие. У меня самой аппетит еще не проснулся — месяц свободного режима сказался — но чай пришелся весьма кстати. Было, чем руки занять, чтобы он по ним о моем нетерпении не догадался.
Наконец, он поставил свою чашку на стол, с шумом выдохнул воздух и откинулся на спинку стула.
— Слушай, у меня к тебе разговор есть, — решила я, что более благоприятного момента ждать не следует.
— Татьяна, — устало потер он рукой глаза, — я тебе клянусь, что с Мариной все будет хорошо. Даже лучше, чем хорошо. Поэтому мы к ней сегодня поедем, но после работы. И сидеть тебе у нее целыми днями незачем. Кстати, позвони ее матери и скажи, что все необходимое уже сделано, но сегодня-завтра излишне беспокоить ее не нужно.
— Хорошо, — с готовностью согласилась я, — но я о другом. Я хотела тебе «Спасибо» сказать и… извиниться.
Он вдруг выпрямился и принялся оглядываться по сторонам — с совершенно диким выражением лица.
— Что здесь случилось? — Вот как ему удается кричать шепотом?
— Да ничего здесь не случилось! — Я старательно цеплялась за благородное намерение признать вслух его достоинства и мои недостатки. — Мне просто в последнее время начало казаться, что тебе все равно, что вокруг происходит. Что ты решил, что пусть все делают, что хотят, лишь бы тебя не трогали. Что тебе надоело все эти клубки человеческих противоречий постоянно распутывать. И я была совершенно неправа, когда так думала — потому что сегодня… нет, вчера я увидела, что тебе совсем не все равно… Что когда что-то случается, ты не станешь говорить: «Я вас предупреждал!», а возьмешь и все исправишь… Что ты просто перестал по пустякам суетиться…
— Татьяна, перестань, пожалуйста, меня добивать, — тихо сказал он, пристально рассматривая свой край стола.
— Почему добивать? — оторопела я.
— Потому что ты была абсолютно права! — Он вскинул на меня такой тяжелый взгляд, что я тут же решила, что если он с таким видом о моей правоте говорит, то лучше мне с ним согласиться. — Мне никогда не было все равно, но я действительно успокоился. Расслабился. На коллег понадеялся. А ведь знал, что для Марины опасность — как наркотик. Знал, что рядом с ней те из наших находятся, которые в земных делах довольно слабенько разбираются. Знал, что Стас по природе своей скорее на наступательные действия нацелен…
— О чем ты говоришь? — окончательно растерялась я.
— О том, что я почти уверен, что эта авария не случайно произошла, — медленно и раздельно проговорил он. — Они всесторонне подготовили ее к легальным действиям и намеревались вступить в игру, только если таковые не принесут результата. В суде. И, похоже, им и в голову не пришло, что эти аферисты могут просто не допустить это дело до суда — любыми средствами. У нас ведь больше с моральными преступлениями дело имеют. Но вот почему я, столько времени проведший на земле, об этом не подумал? — Рука его, лежащая на столе, импульсивно сжалась в кулак.
— Не случайно? — Моя способность к восприятию услышанного на этих словах и исчерпалась. — Ей эту аварию подстроили? Ее пытались убить? Да куда же этот твой Стас смотрел?
— Стас — каратель, — коротко и сухо ответил мой ангел, — его дело — находить преступников, доказывать их вину и подвергать их наказанию. Другое дело, куда я — хранитель! — смотрел?
— Но ты же — мой хранитель! — мгновенно возмутилась я, категорически отказываясь выслушивать ничем не обоснованную критику моего ангела — даже из его собственных уст. — Каким образом ты можешь одновременно защищать и меня, и всех вокруг — особенно, когда тебя не то, что не просят об этом, а еще и отгоняют изо всех сил?
— Ну, если я буду ждать, пока вы меня попросите… — невольно усмехнулся он. — Но если серьезно… Татьяна, ты только чего не подумай… и Марине, ради Бога, не проболтайся, но, похоже, придется мне таки ее оберегать. До конца жизни. Этой — последней.
— Чтобы ее потом не…? — Мне не хотелось даже думать — особенно сейчас — о вероятной судьбе Марины после окончательной смерти. Людей, подошедших к ней без направляющего воздействия ангела-хранителя, просто распыляли. В чрезвычайно питательную энергетическую субстанцию.
— И это тоже, — кивнул мой ангел, поморщившись. — Хотя это — не главное, каратели ее, по-моему, с руками оторвут. Но однажды ее жизнь уже прервалась — по вине хранителя — и ей приходится проходить ее заново. И если она еще раз погибнет, то не исключено, что в следующей последней жизни она вообще всех нас возненавидит, не только хранителей. Кому от этого будет легче?
У меня какой-то комок в горле образовался. По-моему, это как раз он решил окончательно меня добить. Благородством и дальновидностью. Похоже, подошло время для еще одного разговора с Мариной — как только она выздоровеет. Пора раз и навсегда покончить с ее презрительным пренебрежением к ангелам-хранителям. Чтобы она прекратила дурака валять и согласилась, наконец, на то, чтобы ей прислали ее собственного защитника.
И тогда мой ангел будет только меня хранить, как ему и положено.
— Ну, об этом еще нечего говорить, — примирительно махнула рукой я. — А что теперь-то? Я сейчас всем позвоню? Тоше, наверно, тоже нужно сообщить?
— С ним я сам свяжусь, — решительно заявил он. — Возможно, он нам понадобится.
— Зачем? — тут же насторожилась я.
— Ну, ты же не думаешь, что, если ей эту аварию устроили, мы это просто так оставим? — удивился он. — Тут уже мысли появляются, а неспроста ли и другие авторы никаких мер не предпринимали… Стас сейчас как раз этим и занимается. Если к Марининой машине кто-нибудь руку приложил, он эту руку найдет.
— Как? — Теперь, когда он разговорился, я решила