вспоминал. На безлесом плато и без того было ветрено, а с наступлением темноты непогода обещала усилиться. План содержал только одно слабое звено. Получалось, что «наказанная» Женя должна была дежурить дважды, так как завтра утром была ее очередь готовить завтрак. Тут даже равнодушный Генка заметил, что это как-то не очень честно. Володя согласился и предложил вызваться добровольцам: кто их парней готов отдежурить ночью за утреннюю Женю? Сразу возникла тишина. Генка отвернулся, сделав вид, что не расслышал. Данила и вправду не слышал: он никогда не слушал того, что не касалось его лично. Петя, хоть и слышал, но считал, что этот лот его не касается, так он уже кашеварил накануне. Наконец, раздался голос Димыча.
— Так и так плохо сплю. Ладно уж, подежурю.
— Ну, вот и славненько! Тогда, получается, первой — Яна, потом Женька, а потом ты. Или ты первым хочешь?
Первое дежурство было привилегией, так как позволяло быстро выполнить свой долг и спокойно спать до утра — что куда лучше, чем быть разбуженным среди ночи. Димыч подумал, прилично ли ему, как мужику, выпрашивать себе послаблений, и решил, что неприлично.
— Бли-ин… Черт с вами, буду третьим.
Он направился к «пилораме», чтобы не было соблазна передумать. Но Володя окликнул его.
— Слышь, ты там это… Если сильно мерзнешь, то можем тебя в середину переложить! Теплей будет.
Димыч задумчиво остановился. Кодекс чести героя требовал отказаться от сочувственной помощи, но мысль о том, что в своем недоспальнике ему предстоит по-настоящему холодная ночь, сковала готовые сорваться с языка возражения. Он молчал и ждал, что преподнесет ему судьба.
— У тебя ж не спальник, а тряпочка. А ты с краю лежишь. — Володя как будто только сейчас сообразил, что у Димыча тряпочка и что он лежит с краю.
— Э-э… Гм… Ну-у… — неопределенно замычал Димыч.
— И правда, ты ж не спишь почти. Я слышал, как ты всю ночь ворочался, — неожиданно пришел на помощь Генка.
— В конце концов, можно и спарку состегнуть, и вдвоем-втроем лечь, — предложила Яна.
Вообще-то она ни за что не стала бы заботиться о сохранности Димыча — тем более, что его самого чужая сохранность, как известно, меньше всего заботила, а непрошенное сочувствие он обычно холодно и резко пресекал, заставляя сочувствующего ощутить себя полным идиотом — но тут ее вмешательства требовал долг. В походе Яна исполняла должность доктора. Обычно ее обязанности сводились к выдаче по утрам витаминок, а по вечерам — пластыря для заклейки стертых пяток. Но сейчас, когда один из участников собирался в ближайшее время умереть от переохлаждения, она сочла нужным изречь формальный врачебный совет — который, она была уверена, Димыч не станет его исполнять. Однако пациент вместо обычной презрительной усмешки почему-то отмалчивался, словно ждал развития темы. Спарка, о которой шла речь, означала спальник на двоих или троих. В туристском обиходе существовали готовые спарки, обычно самодельные. Но володина группа предпочитала просто состегивать при необходимости одинарные спальники, чтобы иметь свободу маневра: если в шатре тепло, все наслаждаются комфортом поодиночке, если прохладно — то теснятся и конфузятся дуэтом. Особенностью импровизированной, состегнутой (а если «молнии» спальников не походили друг к другу, то наскоро сшитой) спарки было то, что ее внутренний объем оказывался гораздо больше, чем у готовой. Двоим в ней было слишком свободно, а значит — холодно. Приходилось залезать втроем, что еще более сковывало свободу движений. Особенно тому, кто оказывался в центре. Но сегодня, кажется, был как раз тот случай, когда можно было забыть об удобстве ради тепла. Услышав о спарке, Володя оживился.
— А что, может и впрямь?.. Димыч, а? Запихнем тебя под бочок… да вот хоть к девчонкам! — Володя оглянулся на девушек и выразительно хихикнул. Слово «девчонки» активировали в нем походного ловеласа — роль, вообще-то совершенно ему не свойственную. Но он искренне считал, что она входит в необходимый пакет хорошего руководителя, и честно ее исполнял. Девушкам в таких случаях надлежало изображать крайнее смущение от его плоских шуток и неуклюжих намеков; они тоже честно отрабатывали свою роль, зная, что так почему-то надо. — А-ха-ха, они тебя сра-азу согреют! Ну чё, девоньки, возьмете себе красивого молодца?
«Какого хрена?!» — воскликнула про себя Катя, снаружи кокетливо улыбаясь и опустив очи долу.
«Кто, бл…, меня за язык тянул?» — досадливо подумала Яна, тоже растягивая рот в улыбке.
Женя представила, как угловатый, вечно недовольный Димыч, сопя, залезает в спарку, где они с Катей (а может, с Яной) уже стыдливо вжались в стенки, растянув до предела ткань — лишь бы не соприкоснуться с его острыми локтями и твердыми, как камень, коленями, лишь бы не смутить его и от этого еще сильнее смутиться самим… Еще вчера эта картина вызвала бы в ней неприятные чувства. Но нынче так много других чувств отделяло ее беспечное вчера от неведомо-страшного сегодня, что, как не старалась, она не смогла отыскать в себе раздражения. Она лишь пожала плечами и пробормотала:
— Ну что ж, так и правда теплее будет, наверное…
Повернув голову, она посмотрела на покинутый перевал. Солнце почти село, и он уже перестал быть оранжево-стеклянным, а стал розово-фарфоровым, сдержанно мерцая на фоне загустевшего фиолетового неба. Со склона доносился далекий гул — ветер наверху крепчал. Иногда над седловиной взлетал прозрачный протуберанец метели, ложно казавшийся снизу маленьким и безобидным. Мужчины, с важным видом поглядывая на перевал, обменивались замечаниями, что, мол, вовремя они оттуда свалились. Женя же думала только об одном — надежно ли эта глянцевитая стена с крошечной выемкой-галочкой посередине защищает ее от того, что осталось по ту сторону? Иногда она представляла, как это нечто — в ее видениях оно не имело формы — скачет за группой в метельном тумане. Почему именно скачет? Наверное, потому, что единственными материальными свидетельствами его существования были глубокие следы ног в утреннем снегу. Жене виделось, как цепочка этих следов бежит через перевал, спеша к стоянке. А то, что их оставляло, имело ту же призрачную природу, что и поземка над перевалом. Только оно само было темнее — совсем как тень на дне следа, в который заглядывала Женя.
— Ну, если и дамы не против, то дело решенное! — ухмыльнулся Володя. — Осталось только выбрать двух счастливиц из трех. Главное — не передеритесь, девчонки. — Девчонки явно не собирались драться за Димыча, поэтому счастливиц пришлось назначать. — Как я понимаю, Женечка, ты готова… — Он подмигнул Жене, которая почти не слышала его — она не сводила глаз с горы. — А еще кто?