привыкнут. Из тьмы один за другим выступали очертания предметов — погасшее костровище, вкопанные вокруг шатра лыжи, укутанные снегом ели. Фонарь она не зажигала, и даже не вспоминала о нем. Как бы она ни боялась темноты, демаскировать себя перед неведомым было еще страшней. К тому же, резкий электрический свет сразу бы выключил фон, который она уже разглядела. Информированность в данном случае была важнее удобства.
Стараясь не удаляться от шатра больше, чем на два метра (она сама установила себе этот радиус, как безопасный), Женя обошла его и встала за снежной стенкой. Отсюда шатра не было видно, и в голову сразу запросились панические мысли: а что, если, когда она выйдет, шатра уже не будет? Или вдруг димычева сила, что разгоняет мрак, через стенку не работает? Женя изо всех сил старалась заслонить эти мысли действиями: поспешно устроилась в снегу, сняла штаны и присела, громко сопя и бормоча себе под нос. Это бормотание должно было убедить нечто, что она — совсем как Димыч, и ничего не боится. Она специально села лицом к перевалу: повернуться к опасности спиной было бы невыносимо. Нет ничего страшнее неизвестности. Интуитивно она чувствовала, что таинственного врага верней всего было ждать оттуда, откуда пришла группа; словно бы ему для передвижения тоже требовалась лыжня. Наконец, дело было закончено. Теперь, когда оставалась последняя задача — снова обойти шатер и постучаться к суровому дежурному — ей немного полегчало. Уже гораздо спокойнее она вышла из-за стенки. Уфф, шатер был на месте. Все так же слабо просвечивало сквозь темную ткань розово-оранжевое пятнышко — печка, его горячее сердце. Значит, все хорошо. Женя занесла ногу для шага… и замерла. Глаза, прикованные к отсвету печки, с удивлением уловили похожее цветовое пятнышко совсем с другой стороны — там, где вдоль склона росла березовая рощица. Стараясь не шевелиться и даже не дышать, Женя перевела фокус взгляда в ту сторону. Сначала она с облегчением подумала, что ей почудилось. Но, подвигав головой, она снова поймала крошечную оранжевую точку. Она мерцала, как звезда на небосклоне. Сомнений не было: то был огонь. «Костер? Снова?!» Женя оторопело обернулась назад, словно вопрошая перевал, почему он обманул ее — ведь она ждала беды оттуда — но тут же опомнилась и подобралась. Костер… Такой же, как вчера. В березняке. Ей надо. Немедленно бежать в шатер!! Не помня себя, Женя ринулась ко входу, натыкаясь по пути на веревки и лыжные палки. Появление костра было так неожиданно, что воля отказала ей.
— Дима, Димочка, открой скорей! — запищала она, еще не добежав.
Ткань входа не пошевелилась. Изнутри не донеслось ни звука.
— Дима, ты слышишь?!
Женя вцепилась в узел, завязанный с внутренней стороны, и попыталась его разорвать, но тщетно. Тишина за ее спиной сгустилась, породив — так казалось ей — толпу незримых сущностей, что понеслись за ней в погоню со всего леса. Ими управлял костер — она точно это знала. Он засек ее, увидел своим оранжевым глазком, и теперь она поймана. Все, все, нет спасения! Бросив рвать узел, она упала на колени и принялась судорожно рыть снег под входом. О чудо — она быстро нащупала край ткани. Много ног, ходивших вечером туда-сюда, размесили снег, которым был прикопан борт шатра, и сейчас он доверчиво дался ей в руки, открывая возможность подкопаться под шатер снизу. Не осознавая, что делает, Женя быстро-быстро заработала руками и ногами и, извиваясь, как ящерица, ввернулась в подкоп. Сначала лицо ее облепил холодный снег, но она отчаянно рыла ладонями, и снег закончился. Открылось тепло и воздух для дыхания. Все — голова была в шатре. Она сделала еще одно усилие, подтянулась и, забыв о том, что ставит под угрозу устойчивость их хрупкого дома, влезла в шатер. За спиной треснула ткань: то ли край вырвался из подмерзшего снежного прикопа, то ли где-то разошелся шов. Но Жене было все равно. Нос ее уткнулся в груду ботинок и бахил, сваленных у входа. Она сделала шаг на четвереньках, и наступила на что-то твердое и упругое; впереди раздался стон. Женя остановилась и поспешно убрала руки. Откуда-то из темноты поднялась фигура Димыча. Блеснули очки.
— Ты чё? — спросонья просипел он.
То, на что она наступила, были его ноги в шерстяных носках.
— Я… Я войти хотела… А вход был закрыт. Я стучалась, звала… Ты что, заснул? — спросила она, наконец сообразив, в чем дело.
— Блин, да… — Он растерянно потер глаза под очками. — Даже и не заметил, как. Думал, прилягу на спину на минутку, и вот на тебе… А ты чего, под низом пролезла?!
Женя кое-как уселась на свалку бахил, стараясь не задеть ни Димыча, ни печки.
— Вот хрен! Ты вход вырвала. Теперь там щель. Дубак будет. Надо закапывать теперь. — Димыч раздумывал, заставить ли закапывать вход Женьку, или стоит помочь ей — ведь виновником произошедшего отчасти был он, недопустимо уснувший на посту. Злость на Женьку мешалась со смущением. Может, ему следует извиниться? — Отодвинься-ка, я посмотрю, что там… Ох-ох-ох! Переползи сюда, я прикопаю. Да печку не свороти, бл…! — Подумав, он решил, что имеет право не извиняться, взяв закапывание на себя.
Но Женя почему-то не двигалась с места.
— Дима… Послушай меня.
— Чего еще?
— Дима, я там видела… костер.
— Какой еще костер?
— Чужой. Там, в березах, которые ниже по склону.
Димыч остановился на секунду, но сразу же продолжил закапывать щель, неловко перегибаясь через Женю.
— Ну и что? Мало ли, другая группа пришла и встала. Да ты уверена вообще, что точно видела?
Однако, судя по голосу, информация его заинтересовала.
— Дима, я уверена. — Женя прокашлялась. — А еще я уверена, что я этот костер еще вчера видела, на прошлой стоянке. Эта другая группа… в общем, она за нами уже два дня идет.
Здесь, в шатре, рядом с деловитым и хмурым Димычем, паника рассеялась. Она почему-то сразу поверила, что те, кто сидят сейчас около костра — она была уверена, что там кто-то есть — не осмелятся войти в их шатер. А значит, можно упокоиться и все обстоятельно рассказать. И она принялась рассказывать — с самого начала. Про второй костер, про чей-то смех в ночи, про исчезнувшие следы. Димыч молча слушал, продолжая закапывать. Сначала он возился с внутренней стороны, а потом, обувшись и накинув свою тонкую жилетку, вылез и утрамбовал снег снаружи. За все время он ни разу не прервал Женю, и даже ни разу не издал нетерпеливого вздоха, как делал обыкновенно.