Читать интересную книгу В смертельном круге - Сэм Льювеллин

А мне казалось, что это плачу я.

Глава 13

Альдебаран" был кечем — двухмачтовым парусником длиной в семьдесят футов с небольшой бизань-мачтой[19], построенным в двадцатые годы для перевозки леса на Балтике. Строители таких судов не очень заботились о запасе плавучести, потому что сам груз мог держать их на плаву. Когда кечи перестали использовать на перевозке леса, надо было как-то позаботиться о продлении их жизни. С той поры многочисленно сменявшиеся владельцы «Альдебарана» пытались как-то законопатить корпус, но это принесло не много пользы.

Обе мачты имели гафели[20]. В рубке радовал глаз окованный латунью штурвал; вниз, в салон, вел трап, отделанный источенной червями сосной. Маленькие диваны были обиты старой кожей. В пустоте под палубой туманом клубились запахи: пахло трюмной водой, старой краской и разлитым парафином. Вспомогательным двигателем служила допотопная машина Перкинса, которая заводилась лучше всего, когда в ее воз-духоприемник заталкивали горящие тряпки. Система управления имела цепную передачу и при повороте руля гремела, как семейное привидение в родовом замке.

Издалека «Альдебаран» казался мечтой, а вблизи был как страшный сон.

Лучшее, что мы могли сделать по части ремонта, это установить две мощные электрические помпы и бензиновый генератор для их питания. А еще мы закрепили на палубе пару лебедок для управления большими парусами, укрепили несколько поперечных брусьев и отдались на волю Божью.

Утром, шесть дней спустя после моего разговора с Поулом, мы с Мэри, сидя в южной части дома, завтракали беконом с яйцами и пили кофе. Мы больше не получали вестей от Генри. Все желобки между плитами дорожки были уже очищены от травы, что говорило о громадной работе, которую проделала Мэри. Положив руку мне на плечо, она сказала:

— Привези его обратно.

Мы вышли из дома и медленно пошли вокруг затона к судну. С новым спасательным плотом, принайтовленным под бизань-мачтой, «Альдебаран» выглядел прямо-таки как настоящий.

Поул приехал на своем «БМВ» с садовником, который должен был перегнать автомобиль домой, и попросил двух рабочих перенести его вещи на борт. Рабочим хватало и других, более важных дел, но я промолчал. Мне предстояло его терпеть не одну неделю. И Мэри тоже хранила молчание, так же как и ее племянница Эмили Джонсон, которая всегда поддерживала нас в трудную минуту. Я заметил, что Поул старается не попадаться Мэри на глаза.

К полудню я принес последний ящик с водой Поля Перрье и поставил его в шкафчик под диваном в салоне. Потом запустил дизель и поднялся на палубу.

Мэри поцеловала меня на прощание и спустилась по сходням походкой усталой старой женщины.

Поул занял место у штурвала, стройный и безупречный в своих тщательно отглаженных фирменных парусиновых брюках.

— Отдать швартовые! — скомандовал он. — Выбирайте их!

Тони подмигнул мне через расширяющуюся полоску воды и бросил линь. Эмили махала рукой.

Я свернул линь и отнес его вниз. Тони и Эмили стояли по обеим сторонам Мэри, будто защищая ее. Мэри тоже махала рукой. Нос «Альдебарана» пришел в движение.

Поул резко вывернул руль, чтобы вывести судно из гавани. Вдоль борта заструилась полоса белой пены. Длинный бушприт «Альдебарана» медленно разворачивался в сторону моря.

Мы вышли на открытую воду. Дизель медленно продвигал грузный корпус «Альдебарана» по блестящей от солнца поверхности воды к южной части горизонта. Фигуры на молу становились все меньше и меньше. Они подняли руки в последнем приветствии и ушли. Верхушки мачт «Саут-Крика» постепенно исчезали за горизонтом.

— Поднять паруса, пожалуйста, — приказал Поул.

Я прошел вперед, закрепил фал на лебедку и по частям поднял главный парус. Это была трудная работа, но Поул не делал никаких попыток помочь мне. Потом я поднял кливер[21] и другие паруса. Мне сняли гипс только в начале недели, и рука еще не обрела своей обычной силы. Я был весь в поту, когда возвращался на корму к бизань-мачте.

Когда я поднял парус и на бизани, Поул остановил двигатель. «Альдебаран» пошел под парусами, похожими на большие белые крылья. Следом за ними в кильватере на голубой воде тянулась длинная белая дорога.

Прогноз погоды предвещал южный ветер от четырех до пяти баллов. Область низкого давления смещалась к северу и была уже в трехстах милях к западу от Ирландии; это означало, что у нас будут хорошие условия для плавания, пока мы не попадем в другой погодный пояс. После этого нам придется осторожно проскользнуть через Бискайский залив и спуститься вдоль берега Португалии. А потом испытать судьбу и попытаться пройти через Гибралтар и дальше, в Марбеллу. Всего 1100 миль пути — это две недели при попутном ветре и неопределенное время, если ветра не будет. Чтобы успеть на Кубок Марбеллы, мы должны быть там через двадцать дней.

По правому борту медленно скрывались в серой дымке моря очертания Оар-Хэда. Я сел, опершись спиной на прекрасный новый спасательный плот, подставив лицо лучам апрельского солнца и слушая скрипы и старой деревянной посудины. С тринадцати лет живя в «Саут-Крике», я ходил на деревянных судах благодаря Генри. Это потом уже яхты пли делать из ультралегкого пластика, укрепленного фибергласовыми связями. Этот пластик был разработан в рамках американской космической программы и в британской «Аэроспейс». Теоретически я должен был бы испытывать счастье, снова оказавшись на деревянной яхте.

А на практике я был весьма озабочен.

Я и раньше ходил в этих водах с Поулом. Нам обоим тогда было по девятнадцать. Его отец был еще жив — энергичный, напористый мужчина, который смог выбиться из гаража в Хакли, где он начинал, стать автомобильным дилером и развить в себе вкус к морским гонкам, войдя в высшие слои общества.

Поул и я переправляли «Кортину», судно его отца, в Коус-Уик. Он все время был на руле. А я ставил и убирал паруса, готовил чай и занимался навигацией. «Кортина» была быстрым тридцативосьмифутовым шлюпом. В то время у нас в «Саут-Крике» вовсе не было таких. Я к тому времени уже делал успехи в гонках малых яхт и с наивностью девятнадцатилетнего парня надеялся, что после этой перегонки меня попросят остаться на борту и на время гонок. Я даже делал кое-какие намеки. Поул улыбался своей приятной итонской улыбочкой и говорил, что он посмотрит, что можно будет сделать. Когда мы пришли в Медину, на борт поднялся экипаж. А Поул вручил мне конверт: в нем была пятифунтовая банкнота и билет второго класса до «Саут-Крика».

— Спасибо за помощь, — небрежно сказал мне Поул.

Я уставился на него.

— А как же насчет гонок?

— Ужасно сожалею, — ответил Поул. — Нет места.

И он рассмеялся, как будто это было очень смешно. Первые несколько дней прошли относительно спокойно. Мы привыкли к некой рутине — шесть часов на вахте, шесть часов свободен. «Альдебаран» двигался прямо на юго-юго-восток и требовал минимум внимания. Все, что мы должны были делать, это слушать прогноз погоды, заводить двигатель на три часа в день для подзарядки аккумуляторов, питающих автопилот и другую электронику, держать трюм сухим, выкачивая воду, и оставаться цивилизованными людьми при встречах. По крайней мере я старался быть таким. Поул не слишком утруждал себя этим. В конце своей вахты я готовил спагетти или тушеное мясо для нас обоих. Когда же вахту нес Поул, он ел сандвичи с ветчиной, ничего не предлагая мне.

На корабле вообще легко выйти из себя, а мой характер был не из тихих. Поул так явно старался задеть меня за живое, что я был близок к тому, чтобы начать делать сандвичи только для себя, мыться в камбузе и подсмеиваться над ним, когда он хмурится. Всякий раз, когда напряженность усиливалась, я заставлял себя думать о Кубке Марбеллы. Будто мы уже там, в голубых водах Биская, ведем кубковую гонку. И каждый раз, когда я отказывался принимать всерьез его колкости, я немного выигрывал.

Мы находились в пути уже неделю, оставалась сотня миль до северо-западной оконечности Испании, когда начались наши неприятности. В полночь я прослушал прогноз погоды для судов: ветер западный от пяти до шести баллов. А когда проснулся, чтобы встать на раннюю вахту, увидел, что характер движения судна изменился.

Раньше мы шли уверенным курсом под плотным натиском ветра на паруса. Теперь нас сносило, и время от времени судно рыскало, нос зарывался в воду, и при этом были слышны глухие удары волн.

Я выкатился из спального мешка, сунул ноги в сапоги и побежал в темную пещеру трюма, чтобы запустить генератор. Тут же, задыхаясь, тяжело заработали помпы. Потом я надел непромокаемые куртку и брюки и вышел на палубу.

Раньше, когда луна светила над морем, волны были похожи на большие темные спины китов. Теперь, в мрачном утреннем свете, волны приобрели цвет грифельной доски. Западный ветер свистел в старом такелаже «Альдебарана», срывал гребешки с волн и поднимал длинные ленты грязной пены.