по мокрому гравию. Она ждала приступа паники, но ощущала только странное спокойствие. Выбора почти не осталось, и это ее утешало. Осталось лишь два пути: хорошо протоптанный, но темный, и второй – непознанный, полуосвещенный.
Сперва она склонялась к темному пути, но, вспомнив мастера Корбеника и шепотки в коридорах, поняла, что не сможет этого вынести. Следующее решение далось еще легче. Опустившись на колено, Эффи подвернула мокрую штанину и зашагала по пустынной улице, оставив позади железнодорожную станцию.
Не успев пройти и дюжины шагов, она увидела идущего навстречу старика с обветренным лицом. Держа в руках пастуший посох, он вел за собой кучку блеющих овец. Сосчитать их она смогла, только когда он приблизился.
Выросшая в городе, она инстинктивно прижала сумку к груди, однако дед, сжимая посох в высохших пальцах, замер на расстоянии вытянутой руки. Его мутно-зеленые глаза походили на морское стекло.
– Видать, не местная, – сказал он с жутким южным акцентом. Эффи с трудом удавалось разобрать слова. – Прелестная девчушка одна на утесах. Ты разве не читала сказок?
Эффи глубоко оскорбилась.
– Я прочитала кучу сказок, – возразила она.
– Прочитала, да не поняла. Ты веришь в святых? Молишься им по ночам?
– Иногда.
По правде говоря, Эффи много лет не заходила в церковь. Мать под влиянием туманного чувства долга порой таскала ее с собой, ссылаясь на бабушкину веру и приверженность святой Каэлии, покровительнице материнства. Ближайшая часовня в Дрейфене носила имя святой Дуэссы, покровительницы лжи во благо. Эффи в накрахмаленном белом платьице, болтая ногами, сидела на скамье и считала красные стеклышки в витражных окнах. Пару раз она замечала, как мать клюет носом.
– Что ж, молитвы тебе не помогут, – продолжал старый пастух. – Они не защитят от него.
Внезапно поднялся ветер. Резкий и холодный, он примял траву на вершинах холмов и донес с побережья соленые брызги. Черномордая овца вдруг тревожно заблеяла, не сводя с Эффи взгляда. Овец было семеро, все с витыми рогами и плоскими головами, похожими на раковины моллюсков.
Эффи пробрала дрожь.
– Вы имеете в виду Короля фейри? – тихо спросила она, подавшись ближе к пастуху.
Старик ответил не сразу. Он посмотрел налево, потом направо, затем на холмы и в сторону моря, словно пытался увидеть, как что-то надвигается оттуда.
Эффи вспомнила о существе на дороге с мокрыми черными волосами и костяной короной. Она его видела. Как и Уэдерелл. Возможно, пастух тоже с ним сталкивался. Эффи ощутила, как напряглось все тело, сердце бешено забилось в груди.
– Берегись его, – предупредил пастух. – Держи металл на окнах и дверях.
– Железо. Знаю.
Старик сунул руку в левый карман и принялся копаться в нем. Что-то достал. На ладони лежала горстка камней, похожих на гальку, – белых, серых, рыжевато-ржавых. Сквозь проделанные в центре каждого небольшие отверстия виднелась старческая, покрытая морщинами кожа старика.
– Ведьмин камень, – пояснил пастух, протягивая их Эффи. – У Короля фейри много личин. Смотри сквозь камни, и ты увидишь его в истинном обличье.
Схватив Эффи за запястье, он разжал ей пальцы и, прежде чем она успела возразить, вложил камни ей в ладонь. Они оказались тяжелее, чем выглядели в руке старика. Эффи сунула их в карман брюк.
Когда она подняла голову, пастух уже шел прочь по дороге в сторону зеленых холмов. Овцы брели за ним, покачиваясь, как буйки на воде. Вдруг одна замерла и развернулась к Эффи.
Все еще ощущая внутреннюю дрожь, она достала камень из кармана и поднесла к глазам, заглядывая в отверстие посередине… и увидела лишь овцу, которая уставилась на нее немигающим взглядом.
Чувствуя себя глупо, Эффи опустила камень. Сказки или нет, но в Каэр-Иселе она не стояла бы посреди улицы, слушая бредни странного старика. Убрав камень обратно в карман, Эффи стерла со щеки брызги морской воды. Ей вдруг пришло в голову, что с ней произошла полная противоположность карманной кражи.
У паба имелось какое-то название, но на сырой, прогнившей вывеске было невозможно что-либо разобрать. Все еще не придя в себя после слов пастуха, Эффи с напускной уверенностью толкнула дверь и окунулась в теплый золотистый свет.
В камине в углу зала потрескивали поленья, словно сучья под тяжелым сапогом. На каминной полке виднелись старые черно-белые фотографии. В зале теснились круглые столики, в дальнем углу примостились две закрытые кабинки. Они были новее всего остального, судя по блеску дерева – в пабе пытались идти в ногу со временем.
За барной стойкой тянулись ряды бутылок с алкоголем, прозрачные, зеленые, янтарные, блестящие как карамель. Из проигрывателя, отзвук которого она слышала раньше, пели что-то незнакомое грудным женским голосом.
В пабе было почти пусто, лишь у окна сидели двое немолодых мужчин. Судя по толстым свитерам и резиновым сапогам, это были рыбаки. За стойкой стояла барменша примерно того же возраста, что и мать Эффи. Глядя на ее руки, можно было предположить, что она приступила к труду еще до рождения Эффи. И еще здесь был Престон: за стенкой одной из кабинок мелькнули его растрепанные волосы. Эффи поспешно присела за ближайший столик, чтобы он ее не заметил.
В пабах она бывала пару раз в жизни в компании Рии и ничего не знала о негласных правилах этикета. И еще не пила. По словам доктора, алкоголь плохо сочетался с ее лекарствами – а ей и так не всегда удавалось отличить реальность от вымысла.
Барменша одарила ее сердитым взглядом.
– Заказывать что будешь? – бросила она с тем же жутким акцентом, что и пастух.
– Да, простите. – Эффи подошла к бару. – Джин с тоником, пожалуйста.
Это был любимый напиток матери и первое, что пришло в голову. Вскинув бровь, барменша потянулась за стаканом. Эффи залилась краской. Всего десятый час утра, но она не знала, что можно еще заказать.
Она мимоходом взглянула на рыбаков, которые прервали разговор и пристально рассматривали ее из-под кустистых бровей.
В голове вновь зазвучали слова пастуха: «Смотри сквозь камни, и ты увидишь его в истинном обличье».
Религиозные северяне считали фейри демонами, существами из потустороннего мира, заклятыми врагами своих святых. Ученые и натуралисты, агностики и подлизы, принимали их за выдумки, как и любые другие истории, которые рассказывают в церкви. Но для южан фейри являлись неотъемлемой частью жизни, как ураганы или живущие в саду ужи. От них принято было беречься. Закрывать окна и запирать двери. Не переворачивать большие камни.
Эффи хотела было вновь поднести к глазам ведьмин камень, но под взглядами барменши и местных подавила это глупое желание. К тому же Король фейри обладал неуемным тщеславием