Читать интересную книгу Последняя империя. Падение Советского Союза - Сергей Плохий

Негативный отклик на выступление Буша не ограничивался украинской диаспорой. С разгромной критикой выступил Уильям Сэфайр, колумнист “Нью-Йорк таймс” и бывший спичрайтер Никсона: он назвал “пугающую своим малодушием речь ‘Цыпленок по-киевски’” одной из грубейших ошибок администрации[1]. По словам Сэфайра, Буш “отговаривал украинцев от самоопределения, недальновидно заставляя Вашингтон встать на позиции московского централизма и грести против течения истории”. А фраза “Цыпленок по-киевски” стала для общественности США синонимом нерешительности, присущей зарубежной политике Буша. В книге воспоминаний, написанной совместно с Бушем, Скоукрофт утверждал, что, говоря о “местном деспотизме”, тот подразумевал не Украину, а Молдавию и некоторые другие советские республики. Джек Мэтлок, пожалуй, приложивший к организации визита больше усилий, чем кто-либо, заметил, что именно Сэфайр вставил в речь Никсона 1972 года слова о “матери городов русских”27.

Первого августа 1991 года почти ничто, кроме протестов бывших политзаключенных и едва ли известных за пределами Украины интеллектуалов, не указывало Бушу и его советникам на проблему. После оваций коммунистического большинства в украинском парламенте президент США со своим окружением покинул здание в обществе Леонида Кравчука и его помощников. Их лимузины проследовали к месту одной из самых чудовищных трагедий Холокоста – оврагу Бабий Яр близ средневековой Кирилловской церкви.

“Поездка к Бабьему Яру, растянувшаяся на двадцать минут, для президента Буша стала, пожалуй, самым запоминающимся эпизодом визита”, – гласил репортаж27.

В конце сентября 1941 года на склонах Бабьего Яра нацистская зондеркоманда 4-А за два дня расстреляла около 34 тысяч евреев. Расстреливали днем, не таясь. Чтобы заглушить крики, нацисты включали граммофоны, но это мало помогало, и расправа стала уроком для горожан. То были первые дни немецкой оккупации Киева и первые жертвы Бабьего Яра. К осени 1943 года, когда Красная Армия освободила Киев, в Бабьем Яру были казнены еще семьдесят тысяч человек: советские военнопленные, украинские националисты, цыгане, заложники из числа гражданских лиц, пациенты психлечебниц. Перед отступлением из Киева нацисты пытались замести следы: они выкапывали тела и сжигали их, а пепел рассеивали. Но им не удалось стереть ужас из памяти тех, кто уцелел.

Советская власть расследовала казни: на Нюрнбергском процессе речь шла о ста тысячах погибших, – но не евреях, а просто гражданах СССР без различения национальности. В 1966 году свет увидел “роман-документ” киевского писателя Анатолия Кузнецова “Бабий Яр”, однако цензоры сократили текст романа на добрую четверть. Лишь в 1970 году, когда писатель эмигрировал на Запад, роман был издан без купюр. А в 1976 году в Бабьем Яре поставили памятник. Согласуясь с официальной версией, он был призван увековечить память о погибших советских гражданах24.

На фоне этого памятника Джордж Буш готовился произнести речь. “Внимательно осмотрите величественный монумент из бронзы и гранита, на фоне которого выступит Буш, – гласил текст бюллетеня для журналистского корпуса. – Венчает его фигура женщины, которая склонилась в попытке поцеловать своего ребенка. И только зайдя с тыла, мы можем оценить весь трагизм и ужас происходящего – руки женщины связаны за спиной”.

В своей речи у памятника Буш выразил признательность Украине за то, что она по-новому подошла к увековечению памяти о погибших евреях, признав их жертвами Холокоста: “Много лет трагедия Бабьего Яра оставалась непризнанной, но теперь эти времена позади. Скоро вы повесите на этом месте мемориальную доску со словами признания геноцида евреев, истребления цыган, беспримерного по своей жестокости уничтожения коммунистов, христиан – всех, кто посмел восстать против безумца-нациста”. Как и в украинском парламенте, Буш нашел способ отметить вклад Горбачева в переоценку советской истории и засвидетельствовать поддержку своему кремлевскому партнеру, переживающему не лучшие времена. Буш провел прямую параллель между ним и важной для Америки фигурой: “Когда-то Авраам Линкольн сказал – мы не сможем уйти от истории. А Михаил Горбачев сделал историю правдивой”.

“Меня душили слезы, когда мы подходили к памятнику в Бабьем Яре, где нацистские оккупанты лишили жизни десятки тысяч украинцев, евреев и представителей других национальностей, – вспоминал Буш. – Выступая, мне приходилось делать паузы, когда речь доходила до описания ужасов, творившихся здесь пятьдесят лет назад”. Речь и в самом деле изобиловала леденящими кровь подробностями. Барбара Буш слушала, сидя рядом со скромно одетыми, сельского вида старушками, которым удалось выжить в бойне, и теми, кто им помог выжить. Не скрывал своих чувств и Леонид Кравчук. В годы нацистской оккупации ему, восьмилетнему мальчишке, пришлось стать свидетелем массовой казни. Спустя несколько месяцев после визита Буша он выступал на церемонии по случаю пятидесятой годовщины трагедии Бабьего Яра и часть речи произнес на идише; позднее в интервью он признал, что в дни величайшей трагедии не все украинцы вели себя достойно. Этим он признал, что к Холокосту были причастны и украинские коллаборационисты30.

Выступление Буша приняли с воодушевлением. Иван Драч и другие лидеры “Руха”, одними из первых на Украине признавшие значение трагедии Бабьего Яра, одобрили этот шаг. Украинско-еврейский альянс против советской системы, созданный в ГУЛАГе усилиями диссидентов обеих национальностей, становился реальностью благодаря “Руху”, на который серьезно влияли вчерашние диссиденты. “Рух” стоял в авангарде борьбы с антисемитизмом, от которого Украина до сих пор не избавилась, и “руховская” политическая платформа поддерживала украинско-еврейское сотрудничество, направленное против диктатуры центра31.

Единственными, кто почувствовал себя не в своей тарелке, были сопровождавшие Буша представители Горбачева: вице-президент Геннадий Янаев и советский посол в Вашингтоне Виктор Комплектов. Так как речи, произносимые в рамках визита, звучали по-украински и по-английски, а рабочими языками мероприятий служили украинский и английский, гостей из Москвы почти все время не оставляло недоумение. Комплектов, слушая Буша в парламенте, заметил: “Хорошо хоть английский я знаю, иначе вообще не понял бы, что здесь происходит”. Если верить “шпаргалке” Буша, Янаев немного владел английским. Даже если так, в Киеве он этого не показал. Украинские чиновники прекрасно говорили по-русски, а переход на украинский язык имел символическое значение для республики, официально ставшей суверенной.

Американцы пригласили украинского переводчика. Кроме того, по просьбе украинской стороны они устроили встречу Буша и Кравчука без Янаева. По словам члена Совета по национальной безопасности Эда Хьюэтта, с вице-президентом СССР, не говорящим по-украински и, вероятно, не понимающим большей части произнесенного по-английски, украинцы обращались так, будто перед ними был “председатель всесоюзной ассоциации прокаженных”. Во время обеда у Кравчука весь вид Янаева выражал то скуку, то раздражение. Но правила игры изменились, и Янаев это понимал32.

Около семи часов вечера американский борт № 1 покинул Борисполь и взял курс на Вашингтон. Администрация подводила итоги: достигнута важная веха на долгом пути к ядерному разоружению, выработана новая политика по отношению к национальному самоопределению советских республик, оказана поддержка демократии – и при этом выражена солидарность с кремлевским коллегой, пытающимся удержать распадающуюся сверхдержаву. А в самолете, летящем в Москву, посол Мэтлок и советский вице-президент Янаев “провозглашали здравицы за казавшийся очень успешным визит”. Джордж Буш предвкушал заслуженный отдых в Кеннебанкпорте. Июль выдался тяжелым. Август обещал быть ленивым и томным33.

Часть II

Танки августа

Глава 4

Крымский пленник

Михаил! Надеюсь, с вами все в порядке”, – такими были первые слова воображаемого обращения, которое Джордж Буш записал на маленький диктофон. Все годы своего президентства он вел аудиодневник. Вечером 19 августа 1991 года президент был мысленно далеко от США: он думал о Михаиле Горбачеве.

Надеюсь, они гуманны к вам. Ваше руководство страной было фантастически конструктивно. На вас нападали и справа, и слева, но доверие к вам безгранично. Пока, черт побери, мы не знаем, что происходит в вашей стране, где и в каких условиях вас содержат, но мы были правы, оказывая вам содействие. Я горжусь тем, что мы поддерживали вас, и хоть на телевидении не будет недостатка в “говорящих головах”, которые объяснят, что было сделано не так, все ваши поступки имели одну цель – сделать свою страну лучше, сильнее, богаче1.