на ночь, постоянно. Я не виню ее. Я понимаю. Но ее игра в заботливую «правильную» мать не обманет никого. Вернее, она обманывает всех, но не меня. Я-то все знаю.
Уже почти два месяца она не готовила обед. Это не очень-то по-матерински. Моим друзьям обеды преподносят каждый день.
Но сегодня я не голодная. Я больна. Хотела сделать бутерброд, но хлеб испортился. Покрылся зеленой и синеватой плесенью. Противно. Когда еда не годится в пищу, я чувствую себя неряхой или даже хуже. Как будто без отца мы не можем жить. Как будто он нам нужен. Наверно, в каком-то смысле так и есть. Финансово или просто для рутины. Но нам конечно же лучше без него. Мне просто хочется, чтобы ему было без нас хуже. Но это не так. У него есть девушка, они живут в нашем старом доме, он ходит на работу, и никто не знает, почему его жена и дочь уехали. Наверно, думают, что из-за новой девушки. Логично. Многие мужья бросают своих жен, не все они жестоки. Может, некоторые.
Было бы здорово, если бы его осудили и посадили за то, что он со мною делал. И с мамой тоже, но это ее дело. Кажется, ее вполне устраивает просто молчать.
Злые духи, боль, уязвимости в жизни и в бою — чернила все исправят. Боги и богини на спине хранят тебя, указывают путь. Защищают. Старые боги, о которых помнит только Википедия.
Около пяти, когда она должна прийти с работы, я прибираюсь, как в отеле: чистый столик, заправленный диван. Выключаю телевизор — не только пультом, но и кнопкой. Если она увидит, что я вставала, то будет спрашивать, почему я не сделала дела по списку. Мама любит возвращаться в чистый дом. Вот бы еще любила убираться. Б этом она похожа на отца. Ей бы не понравилось это сравнение. Никому бы не понравилось. Наверно, это самое обидное, что я могла бы ей сказать. А я могу сказать ей многое.
Закутываюсь в одеяло. Подушку обнимаю, словно она друг.
У меня в комнате есть парочка других сокровищ. Последние остатки кукольной гильдии. Розовая, Рыжая и Черная, которой пришили руку Синей. Черная принадлежала раньше маме. У нее большие белые глаза и огромный красный рот. Твердые конечности и мягенький живот. Волосы из черной шерсти. Такую куклу в магазинах не найдешь. Она всегда была со мной нежнее. Наверно, потому, что она уродлива — уродливо красива. Мне нравятся ее яркие цвета. Может быть, я нарисую ее на своем теле, когда стану старше. Она будет спать со мною каждую ночь и защищать меня от ран и обвинений.
Еще я собрала целый мешок иголок, самых разных. Тупых и острых, словно зубы. Все из разных мест. Какие-то я подобрала в классе технологии, какие-то на улице. В отелях иногда можно найти швейные наборы. Нам приходилось останавливаться в отелях, пока мы это место не нашли. (Потратили на это много денег.) Каждый раз, когда я замечала тележку горничной, я утаскивала такой набор. Они полезные, и тем более это не воровство, если ты берешь предмет, который все равно дадут бесплатно. Другим людям. Мой мешок иголок лежит в комоде, но я подумываю переложить его в дыру под гардеробом. Мне нужно больше секретов в моей жизни. Того, что знаю только я. Хороших только, не плохих. У меня не очень хорошо с секретами. Храню мало, рассказываю тоже.
Вот хорошо у меня с простудами. Обычно я заболеваю раз в зиму. Они сидят в засаде у меня в мозгу и в глотке, во всех ложбинках, какие могут воспалиться. Ждут, пока я ноги промочу. Ночей холодных. Когда забуду выпить сок из апельсина. Ждут чего-то, на что можно свалить болезнь, а потом случаются.
Мои миндалины распухли. Как два крошечных яблока адамовых, которые по неведомой причине разъехались по сторонам. Небось от скуки.
Бадб. Кали. Морриган. Лилит. Немайн. Исида. Нейт. Нарисовать бы их на теле. Виктория и Ника, омытые войной. Танит. Юнона. Сехмет. Керы. Баст и Маха. Множество историй, нанесенных чернилами на дерму мира. Истории, которые так хочется превратить в картины. Нарисовать на коже тех людей, которым они так нужны.
Я не люблю историю о яблоке. Как будто виновата Ева. Я не согласна. Если бы ее не создавали из ребра, она бы, может, и не стала разговаривать со змеями. Даже не из грудной клетки — из ребра. Наверняка была худой. На иллюстрациях она всегда худая. А как иначе, если она ела только фрукты? Я бы нарисовала ее высокой, угловатой, крепкой, словно кость. Каналы, гребни, выемки и впадины. Лабиринты прямо под кожей. Моя Ева не будет жилистой, а худощавой, змееподобной, с холодными и гордыми глазами. Коварной. Искусительница, которая даже после яблок и приобретенных знаний одежды избегает.
Я больше похожа на Лилит, какой я ее представляю. Мне нравится моя одежда, но не тело. Все эти углубления и холмики, волосатые места и гладкие. Между ног почти что порода. До Тома я не брилась, отращивала, чтобы губы скрыть. Греховные места. То, что мы делали, я и папа, действительно грехом казалось. Я знаю, что для меня это не грех. Но когда он заставлял меня, я чувствовала себя как будто соучастницей. Наши тайные дела, сокрытые от глаз его жены и моей мамы. Он ей угрожал, если я противилась. Но редко. Все понимали, что будет плохо, если поднять шум. Обычно мои мысли улетали далеко, я думала о книгах, о картинках или телесериалах, которые я не досмотрела. Я выдумывала им концовку и как можно дольше не открывала глаз.
Татуировкам необязательно быть сложными, но так веселее. Руны, звезды, ангелы, круги, глаза. Маленькие знаки для безопаснасти. Морские звезды направляют моряков домой. Некоторые тайские знаки, говорят, могут защитить от пули. Я бы не стала выяснять правдивость этих слов. Людям нужны картинки для историй. Выбрать то, что нанесут на них другие.
Лилит была женой до Евы. Не знаю, из чего ее создали. Наверно, из того же вещества, что и Адама. Ее рисуют часто со змеями, как демоницу. Кто-то решил, что Лилит недостойна жить в саду, так что ее выперли. Она встретила демонов, они с ней спали, а она рожала им демонических детей. Есть поверье, что она зачем-то высасывает дыхание детей. Я рисую ее с длинной рыжей шевелюрой и желтыми змеиными глазами. Змеи ползут по