– Вот это дверь! – восхищался мичман. – Яйца! «Айгешат»! Вот уж бодрость так бодрость!
Мы хлебнули, съели по яйцу.
– Ну а теперь, мичман, ваша очередь ожидать нас за открытой дверью!
– Идёт! Считайте до десяти и валите вон в ту квартиру напротив.
Честно прикрыв глаза, мы с капитаном досчитали до десяти и вошли в дверь, за которой таился Хренов. Он лежал на травке и, когда увидел нас, засиял от радости.
– А вот и вы! – закричал он. – А я-то вас давненько поджидаю! Скорее выкладывайте, что принесли.
– Погодите, в чём дело? – сказал я. – Мы вас встречали по-честному, а у вас даже стол не накрыт.
– А зачем его накрывать? Я же знаю, что у вас есть остатки «Айгешата».
– Мы его допили по дороге, – мрачно сказал я.
– Да как же это вы успели? – расстроился мичман. – Надо было до трёх считать.
Мичман поник, прилив бодрости сменился отливом.
– Всё, – сказал он, – больше я ни в какую открытую дверь не пойду.
Он уселся на песочек на берегу, а мы с капитаном всё-таки прошли ещё несколько дверей, и за каждой нас ничто не ожидало, кроме травы и мелких цветочков, океанской дали и прохладного ветерка.
– А это куда важней, чем «Айгешат» с яйцами, – пояснял капитан.
– Я с вами согласен, сэр, – говорил я, – но остатки «Айгешата» всё равно Хренову не отдам.
– Давай сами дольём его за какой-нибудь дверью.
И мы вошли в очередную дверь и чудесно позавтракали, овеваемые ветром и отделённые от мичмана десятками открытых дверей.
– Мы совсем забыли про окна, – сказал Суер-Выер, допивая последний глоток креплёного напитка. – Надо бы заглянуть хотя бы в одно окно, посмотреть, что там, за окном. Всё-таки интересно.
– Высоковато, сэр. Никак не дотянуться.
– Давай-ка я заберусь к тебе на плечи.
И капитан забрался ко мне на плечи, заглянул в окно.
– Ну, что вы там видите, сэр? – кряхтя, спрашивал я.
– Много-много интересного, – рассказывал капитан. – Я вижу камин, в котором пылает полено, вазы с цветами, бифштекс с луком и девушку с персиками.
– Ну а девушка-то, что она делает?
– Улыбается, на бифштекс приглашает.
– Так залезайте в окно, сэр, а мне потом какую-нибудь верёвку кинете.
– Подсади ещё немного.
Капитан подтянулся, повис на подоконнике и скрылся в глубинах окна.
Я, конечно, чрезвычайно опасался, что достойный сэр свалится по другую сторону подоконника и расшибётся о землю. Но подобного не произошло.
Сэр Суер-Выер исчез, а окно по-прежнему висело в воздухе, и колыхались его занавесочки.
Некоторое время я растерянно стоял под окном, осознавая исчезновение капитана.
Вдруг из окна высунулась рука и кинула мне верёвочную лестницу.
И я полез по этому трапу наверх[6].
Глава XLIV. Ступеньки и персики
Поднявшись ступенек на десять, я хотел уж заглянуть в окно, приподнял голову. Боже! Что это?!
Окно осталось на том же расстоянии от меня, что и прежде.
Я шагнул ещё наверх и заметил, что с каждым моим шагом из окна вываливается новая ступенька. Тяжестью своего шага я вытягиваю её.
Бодрость моя внезапно закончилась, и прибавилось в душе пустоты.
– Сэр! – закричал я. – Придержите ступеньки! Вываливаются.
Ответа не последовало.
– Сэр! Капитан! Забейте там какой-нибудь гвоздь, чтобы они не вываливались.
Занавески шуршали, простые ситцевые занавесочки с подзорами и кружевами.
– Мне надоели эти игрушки, сэр! – закричал я. – Спускаюсь вниз к Хренову!
Я глянул вниз и – о Господь милосердный! – очень и очень высоко болтался я над землёй, причём по-прежнему стоял на первой ступеньке.
А внизу, далеко-далеко-далеко, лежал остров со всеми своими косяками, где-то в канавке дремал Хренов, я видел насквозь океан, его потайные бездны и прибрежные пляжи, плантации медуз и кораллов, на горизонте торчали мачты нашего «Лавра». На фок-мачте курил матрос Вампиров.
– Эгей! – закричал я. – Эге-гей! Хренов! Вампиров! Э-эээээээ-й!
Ни Хренов, ни Вампиров меня не заметили.
Зато неожиданно приметила злостная чайка. Какая-то рябая и клочковатая, с каменным лицом, она накинулась на меня и стала терзать мою печень.
Я врезал ей под рёбра. Кувыркаясь, чайка отпала в океан.
На крик чайки из окна высунулся Суер-Выер.
– Ну ты чего там? – спросил он. – Завис, что ли?
– Так точно, уважаемый сэр, завис.
– Да ты лезь наверх.
– Ступеньки вываливаются, сэр, из окна.
– Какие ступеньки?
– Да вот эти, сэр, на которых я стою.
– А ты что, разве на ступеньках стоишь?
– Как же так, сэр, вы же сами мне их выбросили.
– Я выбросил? Ничего я не выбрасывал.
– А на чём же я тогда повис?
– Сам не понимаю, – сказал Суер, приглядываясь. – Ты и вправду на чём-то висишь, а что это такое? Не пойму. Клевер, что ли?
– Какой ещё к чёрту клевер? Это верёвочная лестница!
– Да? – удивился Суер. – Странно. Очень уж похоже на клевер.
– Дорогой сэр! – взмолился я. – Положение отчаянное. Погибаю над бездной. Протяните мне чего-нибудь, руку какую-нибудь или буксирный канат.
– Чего ты на этот клевер залез, никак не пойму. А помочь-то я тебе никак не могу. Дело в том, что я нахожусь в четвёртом измерении, а ты всё ещё в третьем. Я до тебя, извини, даже доплюнуть не могу. Измерения разные.
– Но вы хоть попробуйте, сэр!
– Ну, из измерения в измерение плевать я, конечно, не стану. Попробую бросить тебе персик.
– Бросайте скорее, сэр!
Капитан вынул из-за пазухи персик с красным пушистым лбом, обнюхал его и кинул ко мне. Пролетев с полметра, дивный лобастый плод всосался обратно в окно.
– Ты чего это там персиками кидаешься? – послышался из окна сердитый женский голос. – Будешь кидаться – вышвырну к чёртовой матери из нашего измерения.
– Кто это там, сэр? – прошептал я.
– Да эта самая девушка с персиками.
– И что она делает?
– Персики ест, – махнул мне рукой капитан. – Ты повиси пока, потерпи, сейчас что-нибудь придумаем. Главное, чтоб клевер не обломился.
– Какой ещё к чёрту клевер! Ну ладно, клевер так клевер. Пускай. А персиков-то у вас ещё много?
– Полное корыто. И два ведра. – И капитан исчез за занавеской.
Тускло цеплялся я за верёвочный трап, раздумывая, а не отпустить ли его в конце концов? Когда-никогда, а отпускать придётся…
– Многие личности в четвёртом измерении теряют лицо, – послышалось меж тем из окна, – их портит лёгкая жизнь, вседоступность и ненаказуемость, шалые деньги… Но я, к примеру, не потеряла. Я и в предыдущих трёх измерениях занималась этим же делом, то есть ела персики.
– Но возникает вопрос: где вы достаёте такую прорву персиков? – спрашивал капитан.
– Персики имеются здесь в изобилии. Стоит только ударить кувалдой по зубилу, и персики – передо мной.
– А бутылочку вермута можете ударить?
– Да это полная чепуха, – засмеялась девушка. – Вам белого или красного?
– И того, и другого.
Послышалось мелодичное постукиванье, потом грохот, топот, мыльный лоп, и по восторженным крикам капитана: «Вот это кувалдочка!» – я понял, что желаемое превратилось там у них в действительность.
– Кэп, загибаюсь…
– Слушай, – сказала девушка с персиками, – кто это там за окном всё время скулит?
– Да это там один мой друг болтается.
– А зачем?
– Пытается в четвёртое измерение залезть, но ни хрена у него не выходит.
Тут из окна высунулись очаровательные космы.
– Эй ты, – крикнула девушка, – ты чего это на столбе сидишь?
– Разве на столбе уже? – удивился капитан, высовываясь рядом. – Он же был на клевере.
Капитан пригляделся повнимательней.
– Да нет, – сказал он, – вроде бы по-прежнему на клевере.
– На каком ещё клевере? – спросила девушка.
– Ну, на том, что под осиной растёт, – туманно пояснил капитан.
– Откуда же тогда столб?
– Какой столб?
– Да вот этот, телеграфный?
– Дамы и господа! – взмолился я. – Уважаемые други из четвёртого измерения! Хрен с ним, со столбом и с клевером, втащите же меня в четвёртое измерение, я сильно продрог на ветру, да и чайки, засранки, клюются.
– Тут нужны хорошие клещи, – сказала девушка, вытянула наружу кузнечные клещи-хваталки, протянула ко мне и… Невиданные брызги мыслей вылетели из-под моих надбровных дуг.
Под блеск, под клёкот, под свист и улюлюканье этих брызг я и всосался в четвёртое измерение.
Глава XLV. Стол из четвёртого измерения
Сыр и колбаса, вермут красный и белый в графинчиках, свежие огурчики, отварная картошка, свиная тушёнка – Бог весть чего только не стояло на столе в четвёртом измерении! Стол этот напоминал немного и рабочее место слесаря-лекальщика с завода «Красный пролетарий». Я уж не говорю о разных молотках и гаечных ключах, повсюду на столе на этом валялись кривые гвозди, шайбы и пассатижи, тиски, отвёртки. В консервных же банках явно отмачивались в керосине ржавые болты и гайки.