– Чего куда загонять, кэп? – сказал боцман, вытирая руки об штаны. – Вон то, что ль? Что высовывается?
– Желательно.
Боцман плюнул и чугунным своим сапогом стал заталкивать на место то, что высовывалось.
– Всё, что ль, запихнул? – раздражённо спросил он лоцмана.
– Не всё не всё, вон там ещё что-то торчит.
– Погодите, – сказал старпом, – это всего-навсего «торчит». Торчит, но не высовывается. То, что высовывается, это я и сам ненавижу, а то, что торчит, пускай себе торчит на здоровье.
– Нет-нет, – закапризничал лоцман, – запихните это или сломайте!
– Послушайте, кэп, – сказал Пахомыч, – эдак он нам все мачты переломает. Прикажите отставить!
– Отставить! – приказал Суер, и в этот момент то, что боцман отслонил недавно от стенки, как-то крякнуло, покачнулось и медленно стало падать.
– Поберегись! – закричал Чугайло, и тут же всё, что раньше высовывалось, снова повыскакивало отовсюду, а что болталось, вылетело из-за угла, да ещё на какой-то палке, и снова стало болтаться, приплясывая.
Боцман не знал, куда кидаться. Он и падающее подхватывал, и топтал каблуком.
– Жалко боцмана, сэр, – крякнул Пахомыч. – Какой-никакой, а всё-таки боцман. Разрешите всё оставить по-старому.
– Это – мудрое решение, – согласился Суер. – Боцман, вы свободны.
«Лавр Георгиевич» спокойно продолжил своё плаванье, но вокруг нас, к сожалению, всегда что-то болталось, высовывалось и прислонялось к стенке.
Глава L. Вёдра и альбомы (Остров Гербарий)
Очередной остров, к которому мы подошли с пушечым салютом, остался поначалу нем.
Он не ответил на наш салют и тихо безмолвствовал, лёжа, как тюлень, в скользких волнах океана. Потом из берёзовой рощи выглянула какая-то бордовая харя, заросшая, как морж, тугими водорослями, крикнула: «Гербарий!» – и исчезла.
– Разнообразие, – сказал Суер, – вот чем поражает Великий Океан!
– Ну взять хоть бы этого гербария, – подхватил Кацман. – Ну как же это многообразно! Давайте бороздить океан и находить новое!
– Борозджение – дело серьёзное, – сказал старпом, – но наше – бессмысленно. Мы ничего не ищем.
– Эх, Старпомыч, – рассмеялся капитан, – зато многое находим! Подумаешь, ерунда: кто ищет, тот всегда найдёт. Он знает, что ищет, и находит это. Для меня эта пословица устарела. Я – ничего не ищу, я только нахожу!
– Извините, кэп, – сказал старпом, – но сейчас-то что мы нашли? Этот гербарий? Да это чушь!
– И мы её нашли? – спросил капитан.
– Нашли.
– Вот и чудесно! Мы можем проплыть мимо этого острова и оставить чушь за бортом, а можем и задуматься. Как-никак, а гербарий – это альбом засушенных растений.
– Лично мне нравятся засушенные рыбы в стиле вяленой воблы, – сказал Кацман.
– Интересно, нет ли на этом острове чего-нибудь подобного. Давайте маленько притормозим. Узнаем, что здесь, собственно, засушивают.
– Эй, на острове! – крикнул Пахомыч, изрядно притормозив ручным кабельстаном.
– Чего изволите? – высунулся всё тот же бордовый лик.
– Ну как вы тут? Засушиваете, что ли?
– Не всегда, – послышалось в ответ, – только если уж очень мокрые.
– А потом чего делаете?
– В вёдра складываем.
– В какие ещё вёдра?
– В эмалированные. С крышкой.
– А не в альбомы?
– В какие альбомы?
– Вот хрен морской, – плюнул Пахомыч. – Ты ведь сам орал: «Гербарий! Гербарий!» Какого же чёрта гербарий в вёдра? А? В альбомы надо!
– Да? – удивился борджовый. – А у нас всё больше в вёдра.
– Ну вот, кэп, – вздохнул старпом, вытирая плот собла[9]. – Изволите видеть… добороздились… гербарий хренов…
– Да ну, – сказал Кацман, – у вас, старпом, нет подхода к людям, разговариваете пёс знает как! Вопроса не можете толком поставить! Давайте-ка я поставлю!
– Тпу! – плюнул старпом. – Ставьте, ядрёна вошь!
– Эй, милый друг! – крикнул Кацман. – Во-первых, здравствуйте, а во-вторых, вы засушиваете растения, не так ли?
– Так-так, – согласно закивал Бордж, немного удивившись. – А как вы догадались?
– Мы просто знаем, что такое гербарий, – с лёгким раздражением пояснил Кацман. – Итак, засушиваете, а потом что ж? Неужто складываете в вёдра?
– Зачем же? – удивился островитянин. – В банки! Это чтоб ведро набрать, сколько ж надо насушить? Мы вначале в банки и потом уж по вкусу добавляем.
– Ха! – засмеялся Кацман. – Ну вот, теперь всё ясно. Они засушивают укроп и зверобой, складывают в банки и потом по вкусу добавляют. Вот он, ихний гербарий!
– Так-так! – поддакивал мордж. – Петрушку, пустырник, ромашку.
– Ха! – смеялся лоцман. – А в вёдра-то чего кладёте? Грибы, что ли, солите?
– Так-так! – поддакивал морбрдж. – Гербы.
– Грибы, – подправил лоцман. – Кэп! У них – грибарий! Как называются грибы-то ваши? Сыроежки? Свинушки? Опёнки?
– Да нет, – отвечал морджовитянин. – Герб
Синегории,
Татароманджурии,
Фанаберии,
Сарайстана,
Демонкратии,
Страстотерпии,
Охреновании.
– И это все в ведра.
– Ну конечно, в вёдра удобнее.
– А гербы откуда берёте?
– Да они растут тут повсюду, прям под кустами, а больше на пеньках.
– Давайте высадимся, кэп, – предложил Кацман. – Наберём гербов, насолим.
– Да стоит ли? Не будем попусту шлюпку марать. Если б это были хорошие грибы, вроде шампиньонов, с которыми мы встречались, а слишком много гербов нам не надо. Эй, любезный, ты кинь нам сюда на судно пару-тройку гербов.
– Пожалуйста, сколь хошь накидаю, – ответил бордж и накидал нам с берега пару вёдер гербов. Всё больше Казахстана.
Солить мы их не стали, а просто нанизали на суровые нитки и развесили между мачтами сушить.
Они долго болтались под солёным морским солнцем, хорошо провялились, и мы любили, бывало, выпить портеру и закусить вяленым гербом.
Примечания
1
Падение культуры пристального чтения в конце XX века принудило автора не только к сдваиванию и к страиванию, но даже, как видим, и к сошестерению некоторых глав.
2
Кстати, открытие острова Валерьян Борисычей мы посвятили славному русскому энтомологу и источниковеду Овчинникову Ивану.
3
Этот остров посвящается моему великому другу Владимиру Лемпорту.
4
Главу, посвященную Лёше Мезинову, я посвящаю Розе Харитоновой.
5
Это не опечатка, так в пергаменте. Кстати, именно этот остров посвящается Игорю Яковлевичу Соколову, который это дело понимает.
6
Этот трап и всё движение наверх посвящается моему любимому другу Юлию Киму.
7
Остров и благородный разум нашего капитана посвящён Якову Акиму.
8
Тут необходимо заметить, что с прозой происходят явления, которые можно сравнить с тектоническими. Короче, произошло известное прозотрясение, которое и привело к полному исчезновению этой главы, кроме первой фразы. Пласт прозы рухнул, сжатый и т.д.
9
Так в пергаменте.
10
Глава «Остров Гербарий» сильно пострадала в результате наводнения в Питере в 1983 году, хотя и находилась в это время в Москве.
11
Ввиду особой ценности каждого слова «Пергамента» редакция, используя последние достижения науки и техники, а также благодаря героизму своих сотрудников, сумела восстановить не только главу «Остров Гербарий», размытую в Москве питерским наводнением, но и главу «Ненависть», пострадавшую при прозотрясении. Полный текст глав см. в «Приложении». – Примеч. ред.
12
Великому другу, названому брату Виктору Белову посвящается.
13
Юрию Визбору – другу души моей, которого всегда угнетала судьба сына и веселила бодрость отца.
14
Николаю Силису, моему великому другу.
15
По-морскому вообще-то не «верёвка», а «конец», но многие сухопутные название главы могут не так понять.
16
Такие глаголы указаны в пергаменте.
17
Именно так в пергаменте: «гулбина» и др.
18
Первому редактору этой книги Ольге Борисовне посвящается.