Белугина сразу слетела появившаяся было ухмылочка. — Не двигаться! Руки держать на затылке! — повторил комендант. — Где твой нож?
Белугин показал глазами на левый бок. Комендант быстро и четко обыскал задержанного, извлек припрятанную под брюками финку в кожаном чехле.
— Свою фамилию назови, имя, отчество.
— Знаете же...
— Сам назовись.
Белугин назвался. Комендант приказал часовым:
— Отвести его на место задержания. С задержанным не разговаривать. При попытке к бегству — стрелять по ногам. Повторяю — по ногам! Ясно?
— Была охота бегать. — Белугина даже передернуло. — Нашли дурака.
— Нашелся один — лежит вот покойником. — Комендант хмуро посмотрел на лейтенанта.
Но ответил все-таки Белугин:
— Гоше-коту все равно вышка маячила. Уж лучше сразу пулю получить, чем ждать...
— Хватит! — Не приказал, а словно выстрелил комендант: — Шагом марш!..
Сходили на место задержания Белугина.
Как это ни тяжело, но нужно было восстановить картину гибели Виктора Петровича.
— Ну веди, товарищ лейтенант, веди, — устало сказал комендант. — Да потише иди, не угнаться мне — сердце пошаливает... Солдатам прикажи по машинам рассаживаться, но не отправляй пока...
11. Наталья Павловна
— Наталья Павловна, вы на месте? Нам с командиром необходимо посоветоваться с вами. — Чей-то незнакомый, но вроде бы и знакомый голос в телефонной трубке звучал глухо и напряженно, доносился будто из-под земли.
Кузнецова не сразу ответила: попыталась припомнить, чей это голос. Говоривший на другом конце провода прокашлялся и переспросил более или менее нормальным голосом. Теперь Кузнецова узнала — говорил начальник политотдела.
— Сейчас забегу, товарищ полковник. Только фразу одну допечатаю.
— Не надо забегать, не надо. Тут такое дело, Наталья Павловна, такое дело...
Но какое дело не стал разъяснять. В трубке щелкнуло и послышались короткие гудки.
В комнате с табличкой на дверях «Машбюро», где работала Кузнецова, начальник политотдела появлялся довольно часто, чтобы потолковать о делах: Наталья Павловна почти с первых послевоенных лет председательствовала в женсовете.
Но ни нынешний начальник отряда, ни его предшественники в машбюро не заглядывали, — не было у них в этом нужды. Теперь вдруг такая нужда появилась.
Они вошли, держа в согнутых руках фуражки на уровне груди.
— Ви-и-тя? — отчаянно крикнула Наталья Навловна, а на следующие слова — «погиб», «убит» — у нее не хватило духу, и она спросила, едва шевеля губами: — Что-нибудь с Виктором Петровичем?
И командир и начальник политотдела печально и молча кивнули седыми головами...
Наталья Павловна порывисто отвернулась к стене, выдернула из кармана носовой платок... Никому из сослуживцев еще не доводилось видеть слез на глазах Натальи Павловны — ни в далекой молодости ее, ни на войне, ни после. И сейчас не увидели. Она постояла минуту, отвернувшись к окну, медленно положила платок в кармашек кофточки, с усилием повернулась обратно — глаза ее были сухими и скорбными.
— У меня все время щемило сердце, с той самой минуты, когда Витя сказал у порога: «Будьте здоровы, родня!..» Боже ты мой! — горьким, скрипучим голосом сказала она. — Где он сейчас? И как же все это стряслось?
— Во время задержания бандит ножом... — Начальник политотдела надел фуражку. — Надо ехать на вертолетную площадку. Скоро тело доставят.
— Семья знает?
— Решили сначала с вами посоветоваться. Виктор Петрович вам ближе всех, сын вроде.
Наталья Павловна опять отвернулась к окну, рука ее снова потянулась в кармашек кофточки за носовым платком. Не поворачиваясь, она сказала:
— Надо ехать к Поликарповым, ничего не поделаешь... Лучше бы так вот и поехать втроем...
На лестничной площадке Наталья Павловна долго искала ключи в своей черной старомодной сумочке. Первый раз в жизни не хотелось ей открывать двери этой квартиры, куда столько лет торопилась всегда со счастливым нетерпением: здесь ее ждали, как ждут любимого родного человека, уже само появление которого приносило радость. Если Костя с Петькой были дома, они непременно встречали ее у дверей, забросив все свои дела, успевали прибежать, пока Наталья Павловна открывала замок, радостно возбужденные, кричали звонкими счастливыми голосами, будто не видели ее много дней.
Они и в этот раз примчались к дверям. Оба улыбались, глаза счастливо светились. Но улыбки мгновенно растаяли.
Переступив порог, командир и начальник политотдела обнажили головы. Наталья Павловна без слов порывисто обняла за плечи сразу обмякших Костю и Петьку, прижала обоих к себе. Появилась в прихожей Ирина Михайловна в пестром веселом передничке — время как раз было предобеденное. Машинально вытирая крохотным полотенцем и так сухие руки, она испуганными, спрашивающими глазами посмотрела сначала на Наталью Павловну, прижавшую к себе притихших Костю и Петьку. Потом ее глаза, расширенные, переполненные еще не осознанным ужасом, остановились на полковниках, державших фуражки в руках.
— Ваш муж, Ирина Михайловна, майор Поликарпов Виктор Петрович, защищая государственную границу Советского Союза... — заговорил начальник политотдела напряженным голосом. Сделал паузу перед тем, как сказать самое трудное.
— Погиб наш Витя, Ира, погиб ваш папка, мальчики, — тихо сказала за него Наталья Павловна. — Такое вот тяжкое горе нас посетило.
Ирина Михайловна перестала комкать полотенце, рывком поднесла его к горлу и сжала так, что побелели пальцы. Стояла какое-то время окаменело недвижимая.
— Что вы... сказали... Наталья Павловна? — звенящим шепотом спросила она.
— Переоденься, Ира. Надо ехать на вертолетную площадку. И вы поедете, мальчики. — Наталья Павловна бережно отстранила от себя Костю и Петьку.
Когда они ушли переодеваться в комнаты, начальник политотдела спросил:
— А где же родители Ирины Михайловны?
— В обратную дорогу собираются, припасы делают — за брусникой уехали. Вернутся поздно вечером, — ответила Наталья Павловна.
Сразу же после поминок Михаил Иванович сказал дочери, ко всему безучастной:
— Оставаться здесь дольше нет тебе никакого резону, Ирина. И тебя заберем в Саратов с ребятишками, и Наталью Павловну заберем, ежели будет на то ее согласие. Или у тебя другие соображения, дочка?
— Мне все равно...
А Наталья Павловна сказала:
— Нет, Михаил Иванович, дорогой, никуда я не поеду с границы! Тут вся моя жизнь прошла, тут могилы самых дорогих моих друзей-товарищей, тут друзья