свои голоса, когда в этом году я буду избираться квестором.
— Надеюсь, ты не слишком усердно лизал им задницы? — спросил Веспасиан, вытирая капли дождя, что падали с его увенчанного красным плюмажем шлема.
— Еще как! Потому что по-другому не бывает, и чем больше задница, тем усерднее я ее лижу. Корбулон, твой напарник-трибун по четвертому скифскому, в прошлом году был квестором, а теперь он где? Ну конечно в Сенате! И надо сказать, что задница у него вылизана до блеска.
— Ты знаком с Корбулоном?
— А почему ты удивлен? Это благодаря тебе его задница прямо-таки напросилась на услуги моего языка.
— Это как же? — уточнил Веспасиан, заинтересовавшись словами брата.
Сабин расплылся в лукавой улыбке.
— Дядюшка Гай знаком с его отцом. Они в один год были преторами, причем умудрились, так сказать, не прищемить при этом друг другу пальцы и остаться друзьями. Когда Корбулон два года назад вернулся в Рим, его отец пригласил Гая на обед — этакий жест благодарности одного семейства другому.
— Благодарности за что?
— Как тебе это лучше объяснить, братишка. Похоже, Корбулон решил, что это тебе он обязан тем, что остался в живых. Он что-то рассказывал про какой-то странный талисман, который ты носил в том году. Что якобы благодаря ему вам удалось вырваться из фракийского лагеря, хотя вы и были вынуждены биться не на жизнь, а на смерть. Я, правда, толком его не понял, но. похоже, он убежден, что боги даровали вам жизнь, чтобы ты исполнил свое предначертание, — сказал Сабин и, выразительно глядя на брата, добавил: — Каково бы оно ни было.
Странно, лично меня он ни разу не поблагодарил.
— Потому что он заносчивый наглец и считал, что если поблагодарит тебя, то станет чем-то обязан, что, впрочем, так и есть. В отличие от него, его отец всегда был человеком чести и дал понять, что сделает все, что в его силах, чтобы помочь нам, поскольку убежден, что его семья в долгу перед нами и он хотел бы вернуть нам этот долг. Иными словами, он обещал всячески помогать мне, чтобы я получил должность квестора, а затем попал и в Сенат. Надеюсь, теперь тебе понятно, с каким усердием дядюшка Гай и я лизали ему задницу? В кои-то веки, братишка, нашей семье была от тебя хоть какая-то польза.
— Выгода от которой, однако, достанется тебе, — язвительно заметил Веспасиан.
Сабин довольно улыбнулся и кивнул.
— Как старший брат я заслужил это право. Но не переживай, я не единственный, кто на этом наживет капитал. Корбулон также поведал мне про один разговор, который состоялся, когда он вернулся в Мезию. Говорил он с неким центурионом по имени Фауст, который, как я понял, был вместе с тобой во фракийском лагере.
— И о чем же был их разговор?
Сабин бросил взгляд через плечо, желая убедиться, что Цел их не подслушивает.
— О Поппее, — сказал он, снизив голос до шепота.
— А, понятно. Я был вынужден доверять Фаусту, чтобы заручиться его помощью. Я знал, что он вряд ли обрадуется, когда узнает, что Поппей пытался убить нас. Да что там, не только нас, но и всю колонну пополнения, а все для достижения их с Сеяном политических целей. Он рассказал об этом Корбулону?
— Да. А Корбулон и его отец передали его рассказ нам не зная, что мы уже в курсе событий, потому что Трифена и Реметалк уже написали Антонии.
— И?
— Не притворяйся, будто ты меня не понял, братишка. Они хотят отомстить Поппею, а поскольку из-за его интриг твоя жизнь тоже оказалась в опасности, они решили, — кстати, вполне обоснованно, — что мы тоже жаждем отмщения. И потому предложили нам вступить с ними в союз. Мы в свою очередь отвели их к Антонии, и Корбулон согласился составить нам компанию, когда мы повезем жреца на Капри к Тиберию. Там он даст показания, что Поппей хотел скрыть тот факт, что обнаружил принадлежащий фракийцу сундук с денариями, хотя, по идее, он должен был доложить об этой своей находке императору и Сенату.
Веспасиан с отвращением посмотрел на брата.
— Что? Мы должны отвезти Ротека на Капри? Почему ты сразу мне об этом не сказал?
— Кто-то ведь должен это сделать. Император поверит жрецу лишь в том случае, если того в его присутствии подвергнут пытке. Тебе же придется дать показания вместе с Корбулоном. И вообще, велика ли была бы разница, узнай ты все с самого начала? Ты ведь все равно сейчас был бы здесь, не так ли?
Веспасиан нехотя кивнул. Ему и в голову не могло прийти, что жрец предстанет перед самым могущественным человеком мира. Впрочем, Сабин прав. Знай он обо всем с самого начала, это ничего не изменило бы. И он все так же скакал бы на север под дождем, как и в эти минуты.
Кстати, дождь уже успел перейти в настоящий ливень, заслонив своей плотной стеной горы слева и справа от них. Вскоре откуда-то из-за дождя на западе вынырнул разведчик. Веспасиан тотчас же пришпорил коня, догоняя Тиноса, чтобы выслушать донесение дозорного. По словам последнего, ничего подозрительного замечено не было. Разведчик снова устремился вперед, а Веспасиан обратил свой взор на север, откуда по идее должен был прибыть другой разведчик. Они проехали под проливным дождем еще полмили, но разведчик с донесением так и не появился. В душе Веспасиана шевельнулось дурное предчувствие. Он посмотрел на Тиноса, но тот лишь пожал плечами. Впрочем, в глазах его читалась тревога.
Затем впереди неожиданно послышался гортанный крик Тинос вскинул руку приказывая колонне остановиться. Впереди, на расстоянии двухсот шагов, из-за пелены дождя показались четверо верховых. У Веспасиана тотчас отлегло от сердца. Они с Тиносом тотчас пришпорили своих скакунов навстречу возвращающимся разведчикам. Увы, вскоре их радость сменилась тревогой. Лишь один из всадников держался в седле прямо. Остальные трое лежали поперек седел. Стрелы, торчавшие из их тел, были красноречивее любого донесения.
Веспасиан посмотрел на четвертого всадника. Тот хотя и был жив, но по лицу его, размытая струями дождя, стекала кровь и капала ему на тунику. Из правого плеча торчал обломок стрелы. Полными ужаса — если не безумия — глазами он посмотрел на Веспасиана.
— Что случилось? — крикнул тот.
Всадник закатил глаза и мотнул головой, издав при этом омерзительный булькающий звук, прозвучавший как насмешка над человеческой речью. Изо рта у него тотчас выскочил сгусток крови. И Веспасиан понял: несчастному отрезали язык.
ГЛАВА 4
Дождь лил, не прекращаясь,