Чудеса, созданные терпеливыми тружениками Кер-д’Ален, превзошли ожидания французов и даже американца. Из этой экскурсии Фрике и Андре поняли, что индейцы восприимчивы к цивилизации в самом широком смысле слова. Более того, образ жизни белых весьма благоприятен для развития и процветания коренных жителей Америки.
Ковбой чувствовал, что его недоверие к индейцам пошатнулось, и охотно соглашался, что его соотечественники уж слишком скоры на расправу, когда речь идет о «краснокожих братьях». Он тоже считал, что в общем-то лучше договариваться мирным путем, поменьше стрелять, а еще меньше снимать скальпов.
— К сожалению, — сказал он, — не все индейцы просвещены такими святыми людьми, как этот почтенный священник и этот достойный метис. А что, если бы вместо них сюда пришли два разбойника с большой дороги или просто пара ковбоев, не слишком щепетильных и признающих только один закон — закон прерий? В этом случае индейцы стали бы не мирными тружениками, а отъявленными мерзавцами вроде тех, от которых нам чудом удалось улизнуть.
— Не очень-то вы добры к ковбоям, мой дорогой полковник, — резонно заметил Фрике.
— Что вы хотите, друг мой! Я отдаю им должное, работать мои товарищи умеют… Но вынужден признать, что понятие собственности они толкуют… весьма широко, и человеческую жизнь не очень-то уважают. В общем, белые и индейцы договориться не могут, и от этого еще немало народу пострадает и немало скальпов снимут.
— Вы уже говорили, полковник, что и белые этим не брезгуют. Но им-то зачем? Индейцы снимают скальпы по обычаю, для них это зримое свидетельство победы и отваги. И, к слову, я прекрасно понимаю, что они хранят скальпы, подобно тому, как наши охотники сохраняют голову кабана или рога оленя. В принципе я готов их оправдать: невежество, предрассудки… Но ваши соотечественники — люди практичные. Деньги для них важнее, чем тщеславие. Ими движет не корысть, не верность традиции…
— Вы абсолютно правы, мистер Фрике, — ответил полковник, — но эти джентльмены без предрассудков охотятся за скальпами именно из корысти. Знаете ли вы, что скальп индейской женщины стоит больше десяти долларов?
— Как! — с негодованием воскликнул Фрике. — Эти негодяи убивают женщин из-за пятидесяти франков!
— Да!
— Какой ужас! Но ведь можно просто срезать волосы! Это отвратительно, но поправимо. И не было бы чудовищного преступления.
— Полный скальп, то есть кожа с волосами, ценится куда выше. Коллекционеры индейских редкостей платят за скальп хорошие деньги и охотно выставляют его среди своих трофеев… Этот товар пользуется спросом. Наконец, те, кто не в ладах с законом — а таких в прерии немало, — расплачиваются скальпами вместо наличных денег. Скальпы меняют на револьвер, патроны, одеяло, бутыль виски. Хозяева баров на границе принимают их в оплату за продукты и выпивку. Скальпы воинов ценятся меньше, поскольку волосы у них короче — искусники парикмахерского дела не могут сделать из них накладные косы для наших модниц. Поэтому мужские скальпы обменивают у индейцев на женские.
— Неужели индейцы покупают скальпы своих сородичей? — спросил ошеломленный Фрике.
— Конечно. Молодые войны, у которых еще не было случая убить врага, идут на эту подлость, чтобы украсить себе пояс, патронташ или мокасины окровавленным скальпом. Они выменивают их у белых на шкуру бизона и, гордые, возвращаются к своим. Храбрецов хвалят старики, им улыбаются девушки, тем более что никто не знает, откуда взялись эти трофеи.
— Ничего не скажешь! Теперь я понимаю, почему на границе так неспокойно.
В ожидании обеда все трое прогуливались на площади и беседовали, как вдруг из школы, прыгая и толкаясь, высыпали ребятишки и разлетелись, как стайка воробьев. Вскоре дети с веселыми криками вернулись на площадь, радостно приветствуя отряд вооруженных всадников, сопровождавший тяжелую повозку, которую с трудом тянули быки.
— Не может быть! Наша повозка! — воскликнул Андре, не веря своим глазам.
— Невероятно, но факт, — заметил Фрике. — Но, черт возьми, откуда она взялась?
— Это сюрприз, который мы вам приготовили, — раздался позади них дружелюбный голос.
Охотники обернулись и увидели кюре, покуривавшего трубку.
— Батист сразу после вашего приезда послал Блеза, Жильбера и их отца и еще пятьдесят мужчин, чтобы посмотреть, нельзя ли что-нибудь спасти после случившегося несчастья, и достойно похоронить ваших бедных спутников. Они прошли по вашим следам до лагеря… Сейчас узнаем, что же они обнаружили…
Быков распрягли, повозку поставили в сарай рядом с домом Блеза и Жильбера. Их отец, командовавший экспедицией, тоже Батист, или, как его называли, «малыш Батист», хотя ему было за пятьдесят и ростом он был под два метра, доложил старейшине о результатах вылазки.
Трое охотников еще не видели отца Блеза и Жильбера, но сразу же поняли, что это он, так как сын был очень похож на старика, только с более темным цветом лица. С отцом он разговаривал чрезвычайно почтительно, словно ребенок. Батист-младший изъяснялся на довольно правильном английском. Это очень обрадовало американца: ковбой совершенно не понимал франко-канадского наречия.
Рассказ был кратким и точным, достойным по стилю героев Тацита[69]. Отряд, достаточно большой, чтобы не опасаться грабителей, сразу же обнаружил следы охотников. Приобщение к цивилизации не лишило индейцев исключительного умения читать книгу прерий. Так они дошли до Пелуз-Ривер, переправились через реку, нашли следы на сгоревшей траве на другом берегу и добрались до лагеря.
Огонь, уничтожив траву вокруг, пощадил песчаный островок, лишенный растительности. Грабители же бежали от зажженного ими пожара, стремительно продвигавшегося на юг. Они рассчитывали в скором времени вернуться за поживой, но не успели.
Итак, индейцы Кер-д’Ален вырыли глубокую яму и похоронили убитых. Затем быстро впрягли в повозку быков, которых взяли с собой на этот случай, и направились в резервацию. Добрались они без всяких происшествий. Вот и все!
Андре поблагодарил воинов и, по совету хозяев, осмотрел содержимое повозки. Он убедился, что груз был разграблен не полностью, видимо, в тот момент, когда убивали охрану. Взяли только одеяла, шкуры бизонов, часть одежды и кое-что из сбруи — все, что можно увезти на верховой лошади.
Продовольствие осталось почти нетронутым. Тяжелые дубовые ящики с оружием и боеприпасами были обиты медью и железом и, судя по следам на них, выдержали удары топора. В конце концов это было главным, и Андре не скрывал своей радости. Он боялся остаться без охотничьего снаряжения: ведь французы взяли с собой только три винчестера и немного патронов.