— Ты о Полине? — резко спросил Наполеон.
— Разумеется! О ком же ещё?
С помощью лакея Наполеон натянул тонкую льняную рубашку и заговорил:
— Что неё натворила Полина на этот раз?
Он знал, что его жена и сестра ненавидят друг друга, и тщательно проверял все сплетни, исходящие от Жозефины.
Впрочем, неудивительно, что Жозефина терпеть не могла не только Полину, но и все остальное семейство Бонапартов.
Все они были против брака Наполеона и потратили немало времени и сил, пытаясь вбить клин между мужем и женой.
Жозефина знала: все они надеются, что Наполеон разведётся с ней, едва она родит наследника.
Однако много лет назад, когда Наполеон был в Египте, с Жозефиной произошло несчастье.
Балкон, на котором она стояла, внезапно рухнул, и Жозефина упала с высоты пятнадцати футов. Врачи заявили, что из-за внутренних повреждений она не сможет больше иметь детей.
Теперь, когда Наполеон стал императором, угроза развода висела над Жозефиной, словно дамоклов меч.
Императрица не только боялась позора: она чувствовала, что с каждым днём все больше любит своего мужа, любит гораздо сильнее, чем в первые дни после свадьбы.
Может быть, в этом есть справедливость, грустно думала Жозефина. Она заслужила теперешние страдания, когда в объятиях любовников смеялась над его страстными письмами.
Порой Жозефина перечитывала эти письма, присланные ей в первые месяцы после свадьбы.
«Почему ты не пишешь? Всего одно письмо за четыре дня — а, если бы ты любила меня, писала бы дважды в день! С каждым днём я люблю тебя все сильнее! Расстояние лечит лёгкие увлечения, но истинную любовь только разжигает».
«Как я могла быть такой дурой?» — спрашивала себя Жозефина и брала следующее письмо.
«Мои слезы капают на твой портрет. Тебя здесь нет — он всегда со мной».
Сейчас Жозефина громко заговорила:
— У Полины появился новый любовник. Он днюет и ночует в её доме. О неприличном поведении Полины говорит весь Париж.
— Кто он? — отрывисто спросил Наполеон.
Тем временем лакей подал ему любимый сюртук — простой, без всяких украшений, с красным воротничком и манжетами.
Другой лакей подал императору сбрызнутый одеколоном носовой платок, который император положил в правый карман, и табакерку — в левый.
— Некий граф Аксель де Сторвик, швед, — ответила Жозефина. — Он, кажется, намерен продать тебе какое-то новое ружьё — будто бы лучше всех, которые сейчас у тебя на вооружении.
— А, я о нем слышал, — коротко заметил Наполеон.
— Так купи у него это ружьё и скажи, чтобы он оставил твою сестру в покое! — резонно заметила Жозефина. — Пусть Полина наконец угомонится и живёт со своим мужем, а не бегает за каким-то иностранцем и не порочит ещё больше своё доброе имя.
— Я скажу Фуше, чтобы разузнал об этом человеке, — хмуро бросил Наполеон и направился к двери.
Он вышел — и Жозефина знала, что теперь не увидит его до ужина.
Наполеон ел два раза в день: в одиннадцать часов он завтракал в одиночестве у себя в кабинете, в половине восьмого ужинал с немногочисленными друзьями.
Он ел быстро и предпочитал простую пищу. Из вин пил только недорогое бургундское, разбавленное водой.
Жозефина вздохнула. Ей было грустно, и немного утешало лишь то, что ей наконец-то удалось отомстить ненавистной золовке.
А вот Полина не сомневалась, что её красота легко затмит красоту увядающей императрицы, однако не пожалела времени на выбор наряда.
Полина и Камилло явились в императорский дворец в Сен-Клу в роскошном экипаже, запряжённом шестернёй, с разодетыми в пышные ливреи лакеями на запятках. Полина сверкала бриллиантами, словно рождественская ёлка. Привратник учтиво пригласил гостей в гостиную.
После долгих размышлений Полина выбрала изумрудно-зеленое платье — представьте же себе её чувства, когда она увидела, что гостиная от потолка до пола отделана голубым! В этой обстановке её наряд выглядел нелепо и даже уродливо, из-за диссонанса цветов.
В дальнем углу гостиной сидела Жозефина в простом платье из белого муслина, без всяких украшений, кроме золотого ожерелья на шее.
Домашние шпионы заранее описали ей туалет золовки во всех подробностях, и Жозефина тонко, как умеют только умные женщины, выставила соперницу в смешном и глупом свете.
Полина внутренне пылала от ярости: однако женщины бросились друг другу навстречу и с радостными восклицаниями поцеловались. Сторонний наблюдатель и не догадался бы, каким ядом полны их сердца.
И сейчас, возвращаясь к себе в спальню, Жозефина с удовлетворением думала, что ещё раз уязвила ненавистную принцессу, занимающую такое важное место в сердце Наполеона.
Наполеон поручил дело Фуше — значит, и Полине, и её любовнику несдобровать!
Перед министром полиции трепетал весь Париж. Сам Наполеон не любил его, однако пользовав его услугами, ибо Фуше превосходно исполнял свои обязанности.
«Фуше выяснит все в мельчайших подробностях, — говорила себе Жозефина, — Наполеон разгневается и вышлет Полину снова в Италию».
Сам император, садясь за письменный стол, думал о том же. На часах было две минуты десятого. Обычно он начинал работу ровно в девять.
Как обычно, перед императором лежала огромная стопка бумаг, а в приёмной толпились посетители, дожидавшиеся аудиенции.
Наполеон пододвинул к себе первую бумагу и стал вчитываться в неё. Однако ещё несколько минут мысли его не могли оторваться от Полины очередного любовника.
* * *
Обед закончился лишь полчаса назад, однако Полина уже начала переодеваться к ужину.
Вернита заметила, что принцесса обыкновенно проводит почти весь день в приготовлениях к приёмам, званым вечерам и прочим развлечениям.
Днём, как узнала из разговоров служанок Вернита, принцесса обычно принимала друзей в Большом салоне, отделанном алым бархатом, великолепно оттенявшем её чёрные волосы.
Сейчас, сидя перед зеркалом, Полина критически рассматривала свою белоснежную кожу, а горничная раскладывала перед ней на диване платья, из которых принцессе предстояло выбрать сегодня наряд.
Принцесса Полина уже послала за Вернитой, чтобы та подрубила ей зеленое газовое платье, расшитое тонкими золотыми нитями, с греческим орнаментом вокруг низкого выреза.
— Может быть, надеть это? — задумчиво проговорила принцесса. — А волосы убрать золотыми лентами и украсить янтарной брошью?
Помолчав, она заметила:
— Но так я уже одевалась! Что, если кто-нибудь вспомнит меня в этом платье? Очень неудобно получится!
Она повернулась к дивану, чтобы взглянуть на остальные приготовленные горничными платья: одно — белое с розовым, другое — светло-жёлтое, расшитое топазами.