«От плода». Неужели она и сама так раньше выражалась? Наверняка. Плод называют «ребенком», лишь когда он способен самостоятельно поддерживать жизнь, но сейчас такое чувство, будто Ева лишилась не плода, а именно ребенка. Ребенка Джексона.
– Вот почему было так тяжело, – рассказывала ей вчера мама по телефону. – Я носила твою сестру девять месяцев. Я любила ее, а когда она умерла, я поняла, что никто кроме меня и твоего отца так и не узнал ее.
Мать никогда не говорила о случившемся так откровенно, словно барьер между ней и Евой наконец-то исчез. Ева не стеснялась плакать, а мать не уговаривала вернуться домой, просто выслушала ее – и этого было достаточно.
Врач вытирает салфеткой гель с живота, Ева встает с кушетки и поправляет топик; движения даются тяжело и будто замедленно. Врач открывает ей дверь и, вероятно, заметив обручальное кольцо, говорит:
– Вы с мужем не торопитесь пробовать снова, подождите еще месяц, чтобы тело немного восстановилось.
Ева в изумлении смотрит на женщину: надо сказать, что у нее нет мужа, но к горлу подступил ком. Она выходит из кабинета в приемную, где все оранжевые стулья заняты беременными женщинами с мужьями и маленькими детьми.
Вдалеке, широко расставив ноги и подавшись вперед, сидит Сол. Заметив Еву, он тут же встает. Судя по ее лицу, им лучше поскорее отсюда уйти.
Прямо по длинному коридору и на улицу через автоматические двери. Сол идет рядом, затем помогает Еве осторожно забраться в его пикап.
И только тогда она начинает плакать. Закрывает лицо руками и всхлипывает, слезы ручьем текут по щекам. Сол смотрит на нее – наверное, хочет сейчас оказаться в другом месте, подальше от Евы и ее горя.
Вдруг она чувствует тепло его ладоней. Сол убирает ее руки от лица, заставляет посмотреть ему в глаза. В его взгляде нет неловкости или смущения.
– Все будет хорошо.
В голосе Сола звучит уверенность, в касании чувствуется сила. Ему хочется верить.
![]()
Что, если бы у нас была еще одна ночь вместе?
Иногда мне представляется картинка из рекламы лотереи: тропический пляж, свежие омары, шампанское и ты – босая, в легком струящемся платье. Но хотел бы я другого. Если бы мы могли оказаться где угодно, я предпочел бы спальню нашей съемной квартиры в Лондоне. Да, милая, нашу старую спальню с потрескавшимся потолком, проседающим матрасом и вечным сквозняком. И пусть в три ночи у соседей гремел бы дрянной рок 90-х, я не против – раз уж не уснуть, ты поднялась бы и стала играть на воображаемой гитаре.
Последнюю ночь вместе я провел бы с тобой в той комнате, в той кровати. Мы смеялись бы, занимались любовью, и я бы запомнил каждый сантиметр твоего тела: изгиб бедер, мягкие завитки волос на висках, вкус кожи, янтарный блеск глаз.
Кто-то считал, что мы поступили опрометчиво. Твои друзья наверняка во всем обвиняли меня – это я быстро к тебе переехал, сорил деньгами, спешил связать наши жизни в одну, – и они правы. Но когда я был с тобой, Ева, мне безумно хотелось жить настоящим, ведь я не знал, в какой момент все это может закончиться.
Глава 12
Время тянется медленно. Она отмеряет его, глядя на удлиняющиеся тени, на растущий слой соли на окнах хижины, на пустеющую банку кофе – утром Сол приходит на завтрак. Кейли звонит со съемок в Мельбурне каждый день, а то и каждый час, и говорит что-нибудь утешающее и ободряющее. Сейчас утро, и Ева стоит на террасе, положив руку на живот, но больше не чувствует в нем упругой округлости. Прошло всего десять дней, и от беременности не осталось и следа. Серое небо отражается в зеркальной поверхности воды, напоминая Еве о Дорсете и утренних прогулках – подростком она любила ходить вдоль побережья, когда на море было тихо и спокойно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вон вдали Сол, идет к хижине. Он ежедневно навещает Еву перед работой, а если она плохо себя чувствует и не встает с кровати, то Сол устраивается на хлипком стуле в углу комнаты и рассказывает о ближайших планах или приносит что-нибудь почитать из своей коллекции книг об океане. Ева благодарна ему за это, безумно благодарна… но так хочется, чтобы на месте Сола был Джексон!
Сол подходит ближе – на нем спущенный до пояса водолазный костюм.
– Собираешься нырять?
– Ага. – Солнце светит ему в глаза, Сол улыбается. – Ты тоже.
– Что-что?
– Подумал, тебе захочется попробовать.
– Нет, – не раздумывая, отвечает Ева. – Я не могу.
– Но ты не заходила в воду уже… – Сол не договаривает.
– Знаю. Я просто…
Просто что? Сразу после выкидыша плавать было неприятно чисто физически, однако теперь все в порядке. Так что ее останавливает?
– Тебе понравится фридайвинг. – Глядя в сторону залива, Сол продолжает: – Как только ты ныряешь, все остальное исчезает.
Еве хотелось понырять с того самого дня, как она увидела Сола, уверенно пересекающего бухту вплавь. Но готова ли она? Горе словно тяжким грузом давит на нее.
– Я принес тебе гидрокостюм. – Сол достает его из пакета. – Обнаружил на работе на полке забытых вещей. На вид подходит.
Невероятно трогательно – он специально копался в забытых вещах, планировал урок фридайвинга. Пытался, хоть и по-своему, помочь.
– Ну что, попробуешь?
Ева смотрит на него и медленно кивает:
– Да, попробую.
Водолазный костюм немного велик в рукавах и на спине, но в остальном сидит неплохо. Сол закрепляет на талии Евы грузовой пояс, подает ей маску и ласты.
Когда они заходят в море, Сол говорит:
– Видишь вон те скалы, чуть левее? Сможешь туда доплыть?
– Вполне, – отвечает Ева.
Сол плюет в свою маску и растирает ее пальцами. Ева повторяет за ним, затем надевает ласты и отплывает от берега.
Костюм сжимается на теле, холодная струйка просачивается в зазор на спине. Ева плывет не спеша, стараясь поймать свой ритм. На поясе чувствуется тяжесть груза. Сол держится рядом, не опережает. Приятно снова двигаться, снова работать мышцами. Ева часто плавала здесь, а вот с маской – ни разу. Вода невероятно прозрачная, видно даже бороздки на дне.
Они добираются до скал на краю залива, и Сол, подняв маску, говорит:
– Погружаемся на самое дно – тут не слишком глубоко, метров пять. Умеешь продуваться? – Ева кивает.
– Отлично. Продувайся, чтобы не закладывало в ушах, а потом попробуй задержаться на дне, насколько позволит дыхание. Не делай резких движений: чем ты спокойнее, тем меньше кислорода расходуешь. И не спеши, просто прислушайся к своему телу – оно подскажет, когда пора подниматься.
Ева опускает маску, набирает в легкие воздуха и ныряет, зажав нос и понемногу выдыхая, чтобы снизить давление на уши.
На дне Ева принимает горизонтальное положение, но как только она замирает, то сразу поднимается на поверхность.
Сделав еще один вдох, Ева вновь опускается, напрягая все тело, чтобы оставаться под водой. Через пару секунд она всплывает, тяжело дыша.
– Не могу удержаться!
– Ныряй еще раз и хватайся за камень, просто замри на дне. Давай вместе.
Глубоко вдохнув, Ева опять уходит под воду. Сол уверенно подплывает к каменному выступу, кивком подзывает Еву.
Она тоже берется за край, но не может держать ноги на одном уровне с Солом. Воздуха уже не хватает – приходится отпустить и вернуться на поверхность.
Ева сдергивает маску.
– У меня не получается, – говорит она Солу, когда тот всплывает.
– Послушай, в фридайвинге главное не то, насколько ты можешь задержать дыхание или как глубоко опуститься; важно осознать, на что способно твое тело – и выйти за пределы возможностей.
– Я даже полминуты не могу продержаться.
Сол опускает маску – слева на лбу от нее остался красный след.
– Ты спешила. Перед погружением надо настроиться. – Он протирает глаза. – Иногда я просто замираю на поверхности, дышу через маску и стараюсь расслабиться. И когда пульс немного замедляется, я ныряю.
