На стекле заметны следы – похоже, от пальцев, как будто кто-то брался за рамку обеими руками. Странно, ведь Ева протерла ее сегодня утром, не оставив ни пятнышка. Откуда здесь эти отпечатки?
Может, она сама только что заляпала стекло? Ева прикладывает большие пальцы к следам.
Следы не ее, они в два раза крупнее.
Ева подносит рамку еще ближе к лампе, чтобы рассмотреть получше. Нет, это точно не от ее пальцев.
Резко качнув головой, Ева ставит рамку назад. Глупость какая, в хижине ведь никого не было.
Глава 9
Прошла неделя. Ева возвращается на Уотлбунском пароме – оперевшись о нагретый солнцем капот, она следит за дорогой. Кейли тоже сейчас на пароме: подруга прилетела из Британии, чтобы провести здесь пару дней, а потом вместе отправиться в Мельбурн.
Ева крутит пальцами обручальное кольцо, затем снимает его и читает выгравированную надпись: «Сегодня и навсегда».
Сегодня у них была бы первая годовщина свадьбы. Каким кратким мгновением оказалось это «навсегда». Ева прижимает кольцо к губам – оно гладкое и теплое.
Еще несколько месяцев назад Джексон забронировал на годовщину Дорсетский маяк: там они провели брачную ночь. Со смехом взбирались наверх по спиральной лестнице, а платье Евы тихо шуршало, задевая шлейфом ступеньки. Ева с Джексоном пили шампанское и смотрели на мерцающие звезды сквозь стеклянную крышу.
Сегодня залитая звездным светом комната на самой верхушке маяка будет пустовать.
Паром с гулом причаливает, на пристани стоит запах дизеля. Ева оборачивается на громкий свист: Кейли машет ей обеими руками.
Ева снова надевает кольцо на палец, затем, глубоко вздохнув, щелкает каблуками и отдает честь.
Кейли смеется, запрокинув голову.
Когда начинается высадка, Ева спешит вперед и обнимает подругу.
– Так здорово наконец тебя увидеть, – говорит Кейли, держа Еву за руки.
– Поверить не могу, что ты все-таки приехала!.. Как перелет? Наверное, жутко вымоталась?
– Нет, я отлично себя чувствую. А ты как? Как Тасмания? Хочу узнать все в подробностях!
При виде Кейли – такой знакомой, такой надежной, такой родной – что-то внутри Евы срывается, и эмоции, которые она все это время прятала, выходят наружу. Улыбка вдруг исчезает, на глаза наворачиваются слезы.
Кейли гладит ее по плечу.
– Милая, что случилось?
– Ничего, – отвечает Ева, вытирая лицо рукавом. – Прости! Я просто рада тебя видеть.
– Слезы радости? – Кейли поднимает солнечные очки на голову и внимательно смотрит на подругу.
Ева собиралась рассказать Кейли о ребенке, как только у них появится шанс поговорить наедине, но под пристальным взглядом Кейли признается прямо среди выезжающих с парома машин.
– Господи! – восклицает Кейли, закрывая рот руками. – Ты беременна?
Они не сразу едут к хижине: Кейли настоятельно предлагает сделать крюк.
– По-моему, здесь, – показывает она поворот.
– Ты хоть скажешь, куда мы едем? – спрашивает Ева, сворачивая на проселочную дорогу и поднимая облако пыли; из-под колес разлетается гравий.
– Не-а, это сюрприз. Узнаешь на месте.
– Ты тут всего полчаса и уже мной командуешь!
Дорога ведет сквозь эвкалиптовый лес, и, чтобы преодолеть подъем, Ева включает первую передачу.
– Как ты вообще узнала, куда ведет эта дорога?
– Подготовилась. Ты же знаешь, что я не сижу без дела. Мой отдых – поиск информации.
Ева притормаживает, указывает направо:
– Гляди.
У обочины стоит выпрямившийся во весь рост кенгуру – и внимательно на них смотрит. Вдруг он в один прыжок оказывается на другой стороне дороги и, громко постукивая мощным хвостом, скрывается за кустами. Кейли с улыбкой говорит:
– Боже, такое чувство, что Лондон – это другая планета.
Они едут дальше на юг еще пять-шесть километров, пока деревья не начинают редеть.
– Вот и море. – Ева смотрит в сторону запада, где заросшие холмы спускаются к серебристому водному блеску. – Так далеко я еще не забиралась.
– Похоже, мы почти на месте. – Кейли поворачивается к Еве. – Все еще не могу поверить, что у тебя внутри новая жизнь. Человек, Ева. У тебя внутри живет человек.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Кейли не может иметь детей. В семнадцать лет ей поставили диагноз – эндометриоз; как сказал гинеколог, даже после лечения шансы забеременеть будут очень малы. Кейли всегда говорила, что все равно не хочет иметь детей, – видимо, пыталась себя в этом убедить.
Но никто из друзей Евы, кроме Кейли, так не интересовался ее работой. Подруга расспрашивала Еву обо всем: как дела у женщины, которая родила близнецов раньше срока; что стало с молодой беременной девушкой, отказавшейся от химиотерапии, и с той пациенткой, у которой процедура ЭКО уже четвертый раз заканчивалась выкидышем. Кейли любила слушать истории других людей – может, еще есть надежда, что когда-то ей тоже будет о чем рассказать.
– Ты чувствуешь какие-то изменения? – спрашивает Кейли. – Должна ведь. Тошнит по утрам? Хочется странной еды?
– Нет, не хочется, а тошнит меня по вечерам.
– Можно потрогать? – просит Кейли.
– Конечно. Хотя пока трогать особо нечего.
Кейли кладет руку Еве на живот.
Ева следит за дорогой. К горлу вдруг подкатывает комок.
– Толкается?
– Пока еще рано.
– Невероятно, правда? – с изумлением говорит Кейли.
Крепко сжав губы, Ева кивает, но слезы все равно текут по щекам.
– Ева, в чем дело?
– Прости. – Она убирает одну руку с руля, чтобы вытереть лицо. – Просто… я так хочу, чтобы он был со мной, Кейл. Чтобы увидел это.
– Знаю, милая, знаю… Приехали, тормози.
Ева прижимается к обочине. Слезы по-прежнему капают, и она закрывает глаза руками.
– Я не справлюсь без него.
– Справишься!
Ева всхлипывает от рыданий. Сколько всего не увидит Джексон: рождения ребенка, его первых шагов, радости от подарков на Рождество, первого дня в школе – и еще тысячи важных моментов. Джексона рядом не будет – никогда.
– Ты не одна, Ева. Я все время буду с тобой, слышишь? Знаю, что тебе нужна не я, а Джексон, и что случившееся с ним – это ужасно и несправедливо, но он не исчез, Ева. То есть не совсем. Он по-прежнему рядом, присматривает за тобой.
Через мгновение Кейли добавляет:
– И знаешь, что?
Ева молча смотрит на подругу. Кейли кладет руку ей на живот.
– Джексон оставил тебе это в подарок.
Теплые руки Кейли согревают крошечную жизнь внутри. Это действительно подарок.
– Вообще-то мы уже приехали. – Кейли показывает куда-то вперед.
У Евы перехватывает дыхание: на утесе гордо высится белый маяк, подсвеченный золотом теплого закатного солнца.
– Конечно, это не Дорсетский маяк, – говорит Кейли, – а я не парень из Тасмании под два метра ростом, зато у меня в чемодане припасена бутылка шампанского. Так что, может, пойдем к маяку и выпьем – совсем чуть-чуть?
Ева в изумлении качает головой. Поверить невозможно.
– Ты помнишь…
– С годовщиной, дорогая.
Уставшие, подруги возвращаются в хижину.
– Это он? – спрашивает Кейли, показывая в сторону скал на краю бухты, у мелководья.
После того ужина Ева с Солом больше не разговаривали. Расставаясь с ним на пляже, она почувствовала какое-то необъяснимое беспокойство.
– Да, это Сол.
– Отчужденный брат… Он ведь младше Джексона, да?
– На два с половиной года.
– И он знает, что станет дядей?
– Знает, но вряд ли осыпет меня подарками по этому поводу.
– Вот, значит, как?
Подруги уходят с террасы, и, пока они идут вдоль берега к Солу, Ева рассказывает Кейли о том, какой он немногословный.
– Я никак не могу понять его, Кейл. Сам же предложил пожить в хижине, однако явно не хочет, чтобы я здесь оставалась. Никогда не заходит, не спрашивает насчет ребенка. Ему даже неинтересно узнать, как Джексон жил в Лондоне.