Так в хлопотах незаметно прошло время.
Наконец транспорт был спущен на воду. Несколько дней ушло на его испытания. Затем Невельской привел судно на Кронштадтский рейд, где в течение четырех недель готовился к выходу в плавание.
Когда все было готово к отплытию из Кронштадта, Геннадий Иванович решил вновь повидать начальника Морского штаба. Меньшиков в это время находился на даче в Петергофе, и Невельской отправился туда.
— Итак, ваша светлость, я, со своей стороны, сделал все возможное, чтобы прибыть на Камчатку в мае месяце будущего года и иметь лето свободным.
Видя, что князь одобрительно отнесся к его словам, Геннадий Иванович продолжал:
— А потому я осмеливаюсь просить вашу светлость разрешить мне употребить это время на опись юго-
Невельской привел судно на Кронштадтский рейд и готовился
к выходу в плавание.
западного берега Охотского моря... и при случае побывать в лимане Амура, куда меня официально занесут свежие ветры и течение, господствующие в этих местах, как пишет Крузенштерн.
— Бесполезно рисковать идти туда, где положительно известно, что вход весьма опасен и для твоего транспорта невозможен, — твердо ответил князь. — Кроме того, тебе должно быть известно, что граф Нессельроде решил уже, что эти места должны принадлежать Китаю.
— Но это противно смыслу всех трактатов, заключенных с Китаем, ваша светлость! — горячо возразил Невельской. — Вся страна от верховьев Уды к востоку, до моря, оставлена без разграничения, а потому весьма преждевременна сия поспешность. Необходимо привести в известность весь юго-западный берег Охотского моря...
— Это правда, — сказал князь, — и генерал-губернатор об этом хлопотал, но министр иностранных дел признает ныне этот берег китайским.
Еле сдерживая волнение, Невельской старался убедить начальника Морского штаба, что преждевременно отказываться от Амра, имеющего огромное значение для будущего Сибири. Он снова повторил свои доводы в потьзу Амура.
По мере того как говорил Невельской, лицо князя становилось все более непроницаемым. Меньшиков сразу понял идею Невельского, понял, что сулит ему как начальнику штаба успех этого предприятия. Но в то же время он не мог дать официальное разрешение.
Угадывая ход мыслей князя, Невельской продолжал:
— Я употреблю всю мою деятельность и способности, чтобы представить добросовестную картину мест, доселе закрытых от нас мраком. Но без вашего содействия. ..
Меньшиков прервал Невельского. Он не хотел продолжать этот опасный разговор. Князь знал, какая кара может постичь того, кто самовольно решится нарушить приказ царя.
— Это будет бесполезно, ибо, повторяю, лиман недоступен. Без высочайшего повезенпя сделать это невозможно, и, — Меньшиков перешел на официальный тон, — вы подверглись бы за это строжайшей ответственности. Хлопочите скорее выйти из Кронштадта. Я вами доволен, но чиновники весьма сердиты на вас и беспрестанно жалуются генерал-интенданту.
Приказав Невельскому немедля отправляться в путь, Меньшиков все же заронил в его душу искорку надежды. Он сказал, чтобы Невельской по прибытии в Петрова вловск-иа-Камчатке дожидался там дальнейших указаний.
НА ПУТИ К ЗАВЕТНОЙ ЦЕЛИ
На рассвете 21 августа 1848 года транспорт «Байкал» оделся парусами и покинул Кронштадтскую гавань. Но едва судно вышло на морской простор, как подул сильный встречный ветер. Несколько часов лавировал Невельской, стараясь продвинуться вперед, но ветер все усиливался. Чтобы не переутомлять команду, пришлось бросить якорь у восточного берега пустынного островка Сескар. Два дня прошли в томительном ожидании бла
четвертого августа, так и
гоприятной погоды. Двадцать не дождавшись ее, Невельской снялся с якоря. Снова началась борьба с ветром.
Две недели шел «Байкал» Балтийским морем и непрерывно боролся со встречным ветром. Только в проливе Зунд, где сближаются шведские и датские берега, несколько часов паруса надувал попутный ветер. Восьмого сентября «Байкал», миновав островок Вен, бросил якорь на большом рейде Копенгагена. После короткой стоянки транспорт тронулся дальше. Порой дул слабым попутный ветерок, иногда наступал штиль. Одиннадцатого сентября вошли в воды Северного моря, 15-го — в
Ламанш. А на рассвете следующего дня «Байкал» бросил якорь на Портсмутском рейде. Под хмурым, затянутым туманом английским небом затрепыхался по ветру русским флаг. ^
Совсем недавно моряки других стран стали обращать на него внимание. Блистательные победы молодого Российского флота под Гангутом, у острова Эланд, Чесменский бой, замечательные кругосветные плавания русских моряков показали всему миру, что Россия — первостепенная морская держава, а русские моряки — искусные мастера своего дела.
И теперь, завидев судно под русским флагом, встречные корабли торопились обменяться с ним салютом, выказывая этим должное уважение к морскому могуществу России.
Две недели провел Невельской в Портсмуте. Здесь он окончательно завершил подготовку к далекому походу.
Путь «Байкала» пролегал почти вокруг всего земного шара. Транспорту предстояло пересечь Атлантический океан, обогнуть мыс Горн — южную оконечность Американского материка, войти в Тихни океан и подняться в его северные широты.
Тридцатого сентября «Байкал», после тщательной проверки навигационных приборов, пополнив запасы продовольствия и получив теплую одежду для команды, снялся с якоря на Портсмутском рейде и взял курс на Рио-де-Жанейро.
«До 10 октября мы имели восточные умеренные ветры, — писал позднее в своих записках Невельской, — затем подули западные и северо-западные ветры, беспрестанно менявшиеся в силе и направлении. Наконец 13 октября... встретили северо-восточный пассат, который дул весьма неправильно... со шквалами и пасмурной погодой. И только в 100 милях от Рио-де-Жанейро ветер стал стихать и наступил штиль».
Так коротко рассказал Геннадий Иванович о сорокачетырехдневном тяжелом переходе «Байкала» через Атлантику. Только по своей величайшей скромности Невельской опустил подробности этого исключительно трудного перехода.
Но как много скрыто за скупыми словами Невельского об атлантическОхМ ветре, который беспрестанно «менялся в силе и направлении» и дул «весьма неправильно. .. со шквалами и пасмурной погодой»... Угрюмое, тяжелое небо висит над серым беснующимся океаном. Исполинские волны набегают одна на другую, клокочут и рассыпаются, разбрасывая вокруг кипящую седую пену. Рассыпавшись, они снова вырастают и, обгоняя дрг дружку, мчатся, гонимые ветром. Волны высоко вздымают маленький транспорт на своих хребтах и оттуда яростно кидают его в пучину. Они с ревом устремляются на палубу и растекаются по ней широкими потоками.