Эта кругосветная доставка грузов обходилась во много раз дороже самих товаров. Да и плавание занимало 15—18 месяцев, а то и два года.
Самой надежной и краткой водной дорогой оставался Амур. Поэтому никак нельзя было отказаться от дальнейших попыток разрешить амурско-сахалинский вопрос. И если в то время считалось бесспорным, что Сахалин — полуостров, то все же не было окончательной уверенности, что устье Амура недоступно для морских судов.
Выяснение этого исключительно важного вопроса возложили на поручика Гаврилова, командира брига «Константин», принадлежавшего Российско-Американской компании 9. В инструкции председателю правления компании контр-адмиралу барону Врангелю указывалось, что главная цель плавания заключается в «тщательном исследовании устья реки Амура, о котором существует мнение, что вход в него из-за наносных песков не только затруднителен, ио и невозможен даже для самых мелкосидящих шлюпок, то есть что река как бы теряется в песках». Николай I особо подчеркнул в инструкции: «Принять все меры, чтобы паче всего удостовериться, могут ли входить суда в реку Амур; ибо в этом и заключается весь вопрос, важный для России».
Двадцатого июля 1846 года бриг «Константин» покинул порт Аян, где находилась главная фактория Рос-синско-Америкапскои компании. Но командира брига, по всей видимости, не очень занимала амурская проблема, и он отнесся к выполнению возложенного на него задания весьма формально.
Двадцать восьмого июля, миновав мыс Головачева, «Константин» вошел в воды Амурского лимана. Но глубины на том курсе, каким шел бриг, были недостаточны, и Гаврилов так и не нашел удобного входа в лиман Амура с севера.
Борясь с противными ветрами и сильными течениями, бриг достиг 53° северной широты, где и стал па якорь неподалеку от сахалинского берега. Гаврилов пересел на байдарку и направился к устью Амура. Произведя промеры глубин, он прошел вверх по течению около 12 миль, а затем возвратился обратно на судно. И эта часть его экспедиции также не дала положительного результата. У самого входа в Амур, у южного входного мыса, Гаврилов встретил банку глубиной от 0,5 до 1 метра, которая, казалось, запирала устье реки. И, хотя, плывя дальше вверх по течению, он находил глубины до 9 метров, на обратном пути он запутался среди банок, лайд и мелей. Это привело его к убеждению, что либо вход в реку закрыт мелями, либо имеется только узкий, неглубокий канал.
Гаврилов решил, что он выполнил ту часть поручения, которая касалась непосредственно устья Амура, и занялся второй частью проблемы — выяснением, существует ли пресловутый перешеек между материком и Сахалином.
Отправившись в шлюпке на разведку, Гаврилов встретил па 56°46' северной широты отмель, которую и принял за перешеек, описанный до него тремя знаменитыми мореплавателями. Не дав себе труда продолжить поиски, Гаврилов возвратился на корабль.
Двадцатого августа бриг «Константин» уже был в Аяне.
Спустя два дня в Петербург, на имя Врангеля, были отправлены корабельный журнал и карта плавания «Константина». Выдающийся русский мореплаватель Ф. П. Врангель не усомнился в выводах Гаврилова, поскольку они лишь подтверждали выводы таких прославленных моряков, как Лаперуз, Браутон и Крузенштерн. II в декабре того же 1846 года Врангель ознакомил с результатами описи, произведенной Гавриловым, министра иностранных дел графа Нессельроде. Тот остался весьма доволен оценкой, какую дал Врангель плаванию Гаврилова, и доложил обо всем Николаю I.
На тексте доклада плавании «Константина» царь написал. «Весьма сожалею, вопрос об Амуре, как реке бесполезной, оставить. Лиц, посылавшихся к Амуру, наградить» И Николаи I запретил все лальнейшие исследования Амура.
— Для чего нам эта река, — сказал он, — когда ныне уже положительно доказано, что входить в ее устье могут только одни лодки.
Так, в результате исследований Гаврилова правительство окончательно уверовало в справедливость выводов о том, что устье Амура и его лиман недоступны и что Сахалин — полуостров.
И, хотя никому так и не привелось увидеть злополучный перешеек, а само обследование Гавриловым устья Амура было очень поверхностным, по приказу Нико-
49
4 Подвиг адмирала Невельского
лая I амурско-сахалинская проблема должна бьпа считаться окончательно решенной.
Министр иностранных дел граф Карл Нессельроде, которого в народе называли «кисель вроде», решил установить новую государственную границу. Она должна была проходить по пути экспедиции академика Мидден-дорфа, который совершил путешествие по Сибири в 1842—1845 годах.
Возвращаясь из Сибири, Миддендорф прошел от устья реки Уды, вдоль Станового хребта, на запад и уверял, что видел своими глазами пограничные знаки, установленные китайцами и отделяющие их земли от русских владений.
Ни самому Мпддендорфу, ни Нессельроде, ни членам Особого комитета, которые решали вопрос о границе, не пришло в голову, что эти «пограничные столбы» — просто груды камней, сложенные местными жителями. Они сооружали такие пирамиды, чтобы обозначить либо удобные горные перевалы, либо места дня торжищ.
Особый комитет решил, поскольку «Сахапин — полуостров», а «река Амур не имеет для России никакого значения», «положить новую границу нашу с Китаем по южному склону Хинганского Станового хребта до Охотского моря, к Тугурской губе», и таким образом навсегда отказаться от всего Амурского бассейна. Вместе с тем Нессельроде приказал: «Дело об реке Амуре навсегда считать конченным, и всю переписку поэтому хранить в тайне».
Граф Нессельроде не посчитался с тем, что на протяжении двухсот лет простые русские люди шаг за шагом осваивали необъятные просторы этого края, брели через горные хребты, пробирались сквозь таежные дебри, плыли по стремительным рекам и бурному морю. Он не думал о том, что каждая частица этой земли была добыта невероятным трудом и великими подвигами безвестных русских казаков-землепроходцев, что весь этот край — его горы, реки, поля, море и остров — есть поистине народное достояние.
Да и какое дело было до всего этого графу Нессельроде, которому были чужды интересы России и ее народа! Типичный карьерист, он отнюдь не заботился о благе страны, а преследовал свои собственные корыстные цели. Единственное, что беспокоило Нессельроде, —
это мысль о том, как бы избежать вспышки царского гнева. Поэтому он действовал, не столько сознавая важность государственных интересов, сколько считаясь с настроениями Николая I, от которого зависела его участь как министра.