крутые повороты, уклоняться от скал, и на таких излучинах всегда есть водовороты, часто достаточно большие, чтобы сокрушить бальсу или кальяпо. По временам плот несется с головокружительной быстротой, в других случаях едва ползет, но пейзаж всегда восхитителен и доставляет нескончаемое наслаждение.
Мы оттолкнулись от берега в Мапири с командой индейцев племени лехо, напившихся качасы[27] — этого необычайно хмельного напитка. Все жители, способные держаться на ногах, стояли на берегу и шумно нас напутствовали. Наш первый опыт путешествия по реке взвинтил нам нервы до предела, так как наши веселые бальсеро не были в состоянии работать так, как это требуется от команды при столь хитром судовождении, и пока мы не достигли устья реки Типуани, наша жизнь все время висела на волоске.
Типуани — одна из лучших золотоносных рек Боливии, она могла бы давать громадное количество золота, если б не ее частые внезапные разливы. Коренная порода обнажается на минуту, а в следующую — над ней со свистом проносится водяной вал, вызванный к жизни ливнем или внезапной бурей где-то в горах. Быть захваченным одним из таких наводнений грозит неминуемой гибелью, и невозможно предсказать, когда оно придет.
В устье Типуани расположен поселок Уанай. Кроме нескольких хижин да приличной пристани для кальяпо в нем больше ничего нет. Мы остановились здесь на ночь и были гостеприимно приняты в торговом заведении, принадлежавшем нашему приятелю Шульцу из Сораты. Так как наши индейцы лехо были родом из соседней деревни, принадлежавшей их племени, они не преминули отпраздновать свое прибытие повторным возлиянием. Весь Уанай был охвачен необычным возбуждением, когда, в добавление к нашему визиту, туда прибыли индейцы из независимой деревни Чальяна со значительным количеством товаров для продажи.
Чальяна независима, так как она решительно не признала боливийское правительство. Рассказывается много недостоверных историй об этом месте, в действительности же дело обстояло так. Несколько лет тому назад некая семья по фамилии Монтес открыла где-то на юге ценные каучуковые участки, сделала заявку на владение ими и, выселив индейцев из юнгас, заложила небольшие плантации. Индейцы переселились на север к верховьям реки Чальяна и, найдя там каучук и золото, построили деревню, но, для того чтобы избежать повторения случившегося, они не допускали чужаков в свою общину. Однако различные беглые преступники и проходимцы все-таки сумели примазаться к ним, причем некий бывший капитан боливийской армии был даже избран ими вождем. Индейцы Чальяны обменивали в Уанае каучук и золото на нужные им товары и упорно отказывались платить налоги государству. Тогда правительство послало карательный отряд, чтобы в принудительном порядке обложить их налогом. Деревня была атакована сразу с трех сторон, но благодаря торговцам Сораты жители Чальяны были хорошо обеспечены оружием и легко отбили нападение. С тех пор никаких новых попыток подчинить их не предпринималось. Они имеют собственный скот, свое «производство» и нахально смеются над всеми!
После очередного высокого подъема воды в Типуани выше по течению легко намыть один фунт золота за день, а в Уанае получали около унции[28] из двадцати тазов золотоносного гравия. Белые старатели считают такую работу невыгодной, так как из-за отсутствия транспорта жизнь там очень дорога.
Между реками Уанай и Бени имеются три опасных порога — Малагуа, Ретама и Нубе. На первом из них перепад уровней составляет добрых двадцать футов на протяжении трехсот ярдов. Делая крутой поворот, перед тем как выйти на быстрину, наш кальяпо налетел на скалу. Поперечный брус сломался, наваленный в середине платформы груз разлетелся по плоту. Плот накренился, врач был придавлен ящиками. Индейцы с криками попадали на бревна — они все еще были пьяны и вряд ли понимали, что произошло. Я схватил фотоаппарат и винтовки, боясь, как бы они не свалились за борт или не промокли. Кальяпо, затопленный водой, каким-то чудом пронесся по этому сумасшедшему водному спуску и не опрокинулся. Попав на спокойное, глубокое место, мы с помощью шестов пристали к берегу и устранили повреждения. Чалмерс прибыл на следующем кальяпо в самой превосходной форме.
В Исапури, пункте сбора каучука, расположенном между порогами, мы остановились на ночь. Живший здесь агент Щульца удобно нас устроил и хорошо накормил. Вечер мы провели, просушивая свое снаряжение и чистя винтовки.
Пейзажи на протяжении всего нашего пути были великолепные. Мы проходили под огромными обрывами из конгломерата и красного песчаника, через узкие теснины и под пологом леса, полного попугаев и ярко расцвеченных деревьев. В дождь мы разбивали лагерь на берегу и становились жертвой москитов. На воде насекомые нам не досаждали, но как только мы приближались к берегу, на нас набрасывались тучи комаров и мельчайших кусающих мошек. Мы обливались потом при тепличных температурах, когда ни малейшее дуновение не всколыхнет воздух, и мы дрожали от пронизывающего холода, совсем как зимою в Англии!
Чалмерс, шедший вместе с Виллисом на другом кальяпо, нашел винтовку в одной полуразвалившейся лодке. Его плотовщики не прочь были сами воспользоваться этой винтовкой и очень обозлились на Чалмерса за то, что он опередил их; они нарочно направили кальяпо на корягу и в результате потерпели крушение. Погибло двадцать восемь ящиков груза, из них пять наших, и среди прочего — подставки для мензул. Это была уже нешуточная потеря, так как без подставок использовать мензулы было нельзя.
На седьмой день по отплытии из Мапири мы спокойно подплывали к порту Рурренабаке. «Порт» был всего-навсего берегом, сплошь покрытым грязью и усеянным перевернутыми бальсами и отбросами, в которых копошились и непрестанно ссорились между собой грифы. Сзади виднелась группа грубо сработанных лачуг, стены их были сделаны из расщепленного бамбука, а крыши из пальмовых листьев; хижины теснились вокруг поросшей травой площадки у подножия высокого горного кряжа. На картах название этого места выделялось заглавными буквами, и я питал надежду, что увижу по меньшей мере капитальные строения, а тут передо мной оказалось убогое поселение, в котором едва ли могут жить белые. Я был крайне разочарован и начинал осознавать, насколько примитивен этот речной край. Но мне еще предстояло понять, что после нескольких месяцев, проведенных в диких местах, даже Рурренабаке может показаться столицей!
Мое настроение улучшилось после очень вкусного завтрака, поданного в необставленной хижине, именовавшейся гостиницей, а после встречи с несколькими местными жителями я начал смотреть на это место и не так безнадежно. В городке находился отряд боливийской пехоты с двумя-тремя офицерами, которые оказались чудесными малыми. Их начальник, тоже очень неплохой человек, полковник Рамальес, был губернатором провинции Бени. Еще тут жили два английских коммерсанта