Читать интересную книгу Досье поэта-рецидивиста - Константин Корсар

С карате было покончено, но талант продолжал свою деструктивную деятельность. Непродолжительные мучения меня ожидали в секциях обкачки и бокса, плюс пять лет я нестерпимо страдал от занятий спортивной гимнастикой. Именно там мои незадачливые коллеги, так же как и я бьющиеся в конвульсиях на перекладине, козле и кольцах, познакомили меня с хорошими обезболивающими — пи́вком, водочкой и винцом. Эти лекарства я стал применять регулярно, и боли, вызываемые талантом, чуть отступили.

Шла активная фаза пубертатного периода, когда произошло непредвиденное. Талант ведь, как и грипп, опасен осложнениями, а не сам по себе, и осложнения эти не заставили себя долго ждать. На фоне моего интереса к противоположенному полу талант присосался к сердечной мышце и рукам, вынудив их овладеть в совершенстве несколькими музыкальными инструментами для сочинения и исполнения гимнов и любовных сонетов. Я держался до последнего: гитара и фортепиано пали перед моим мучителем, но когда талант взялся за аккордеон и балалайку, я не выдержал и ответил таланту жёстко и асимметрично — крепко запил и пристрастился к Мари-Хуане. Спирт и тетрагидроканнабинол чуть смирили бушующую стихию, но вызвали аллергическую реакцию — повлияли на рассудок, в результате чего со мной стало тяжело общаться из-за проявившейся склонности к мордобою.

Я всегда мечтал служить в армии, хотя никто из моих родственников не отличился на полях брани, лишь дед по материнской линии, кажется, был застрелен гитлеровцами где-то под Ельней. Талант вмешался и здесь, растоптав мою мечту. Как я ни упирался, но талант своими силами пропихнул меня вместо танкового института в педагогический и дотянул-таки до получения диплома, заставив сдать экстерном пятый курс, чем окончательно сломал мне жизнь. Как я ни противился, но талант извивался во мне, как мог, — возвёл на экономический, а затем на юрфак, потом глумился надо мной в магистра — и аспирантурах. Из последних сил я вливал в себя декалитры спиртного, чтобы хоть как-то осадить зарвавшуюся гадину.

Приводы в милицию и вытрезвитель стали постоянными, при этом талант тоже не сдавался и устраивал меня то на одну, то на две работы сразу, выжимая из меня параллельно научные статьи да заставляя с болью в сердце кряхтеть над авторскими заданиями для моих юных, но весьма уже ничего учениц в школе и старых толстых асексуальных баб на заочке в педе и паровозной академии.

Жизнь шла своим чередом. Я уже почти смирился со своим недугом, не оставляя меж тем попыток от него избавиться. Был я постоянным дегустатором новой алкогольной продукции и различных способов усыпить талант чем-нибудь психотропным. Обо мне пошла недобрая, но всё же хоть какая-то слава — стали интересоваться, чем да как дёшево и сердито уделаться; где купить, как накрыть и приготовить; стали приглашать в качестве эксперта, бывалого и знатока. Но я-то знал, что все эти приглашения пропитаны фальшью, лицемерием и корыстью. Люди хотели побыть в компании не со мной, а с талантом и тоже его подхватить, а на меня им было абсолютно наплевать.

Но однажды всё изменилось. Осенним субботним утром я, как обычно, встал часов в десять и отправился в магазин прикупить различных лекарств, ведь в выходные талант особо зверствовал. Встретив знакомого — счастливого парня, которого талант не зацепил и посему тот каждый день весело с радости надирался, мня себя ни много, ни мало Веней Ерофеевым, я налил два стакана порто. Выпили. И тут я ощутил нечто необычное, нечто из детства, нечто совсем другое, давно забытое, почти уже стёршееся из памяти. Глаза мои открылись, и мир предстал в ином свете. Всё, что раньше было невыразимо, стало вдруг ясным, чётким и простым, то, что раньше изнутри на меня давило, вмиг ушло.

— Похоже, таланта нет… кажется, я наконец-то его пропил… — осторожно шёпотом, чтобы не сглазить, сказал я своему корешку.

— Талант не пропьёшь! — ответил тот со знанием дела, хотя чаша с растворённым талантом до него дошла в детстве уже пустой.

— А я смог! — сказал я с радостью и восхищением в голосе и, бросив лекарства, как отпихнул когда-то костыль исцелённый Христом калека, поспешил домой.

Я шёл, почти летел и явственно ощущал перемены в себе. Я чувствовал себя вновь здоровым и могучим, брутальным и сильным, уверенным и живым, способным на всё и даже больше. В первую очередь, придя домой, я сжёг партитуры, третий том «Мертвых душ», разбил о стену гитару и долго ломал пианино, пока то не превратилось в розоватую груду, напоминающую наполовину ощипанного дикобраза. На следующий день меня выперли из аспирантуры, из институтов и школ, потому что туда берут только больных (талантом) людей — здоровым вход заказан. Я был вне себя от счастья, вернее, как раз в себе и без него — без этого треклятого таланта.

То, чего так долго я ждал, свершилось!

Талант не пропьёшь! — говорили мне. Я пропил его! Я смог! Я оказался выше и сильнее! Я растворил и изверг из себя эту вечно терзающую нормального с виду человека болезнь!

Так что пишу я теперь сам, без таланта. Дую в брошенную им внутри меня опустевшую тару и внимательно прислушиваюсь к отзвукам пустоты и тишины. Так что не обессудьте — что есть, то есть, пустота, говорят, ничего и не рождает…

Котлетный буллит

Хоккей — игра командная. Это знают все, поэтому индивидуалистам на льду не место, если только вы не любитель посидеть, уставившись в лунку, и заодно прокатиться с освежающим лицо ветерком на льдине. Одиночки идут обычно в биатлон, чтобы единолично в большом чистом поле или промеж сосенок отстреливать вероятному противнику его чёрные на белом фоне круглые глаза, в спортивную гимнастику, чтобы своими сильными мускулистыми руками подминать под себя коня или козла, в бокс, чтобы самостоятельно без чьей-то помощи выхватывать хуки слева, справа и апперкот, да тут же прикладываться целовать землю-матушку за такую удачу.

Витя был индивидуалистом, но всё же хотел играть в хоккейчик. В детстве ребёнок ещё мало понимает, чего действительно хочет и к чему нужно стремиться, поэтому заботливые взрослые, узнавшие, сколько получает за игру Яромир Ягр и Норман Маракл, купили Витюше тупые коньки, хлипкую защиту и клюшку на вырост, заплатили за занятия в секции хоккея и тонко — приказным тоном — вселили в юного потомка желание заниматься этой игрой смелых и отчаянных мужчин.

Тренер сразу же распознал в Вите недюжинный талант. Правда, не хоккеиста, а тихого, педантичного заводчика морских свиней, и, не раздумывая, определил подопечного в зону защиты — в арьергард, так сказать, в последний редут. По замыслу тренера Витя должен был останавливать нападающих команды-соперницы, но он о своей миссии и великолепной тренерской находке постоянно забывал, в связи с чем получил свою первую кличку на льду — «Витя-дыра».

Обычно на тренировках Витя отстаивал в защите свои законные, проплаченные отцом сорок минут, с интересом наблюдая, как коллеги азартно таскают чёрный каучуковый диск, и, ни разу не ударив по шайбе, уходил на перерыв, а через несколько лет и на перекур. Частенько Виктор уплетал рядом с вратарём шаурму или сосиску в тесте, иногда сдабривая лёд горчичным соусом или кетчупом.

Витя был редкостный хоккеист — классический надёжный центровой защитник. К нападению никогда не подключался, применял арсенал подсечек и футбольных подкатов, со временем стал активно работать кулаками, а не клюшкой, за что и получил второе, уже более пафосное прозвище — «Витя — пунцовый кулак».

Однажды хоккейный Бог сыграл с Витей злую, а скорее довольно забавную шутку.

В тот день Виктор, от звонка до звонка отсидев пять уроков в школе, пошёл на тренировку — товарищеский матч. Любящая маман вручила сынульке в дорогу несколько свежеиспечённых котлеток. Сын кушать не хотел, но, чтобы никого не расстраивать, положил круглые, почерневшие в адском пламени, похожие на шайбу куски фарша в карман спортивных штанов, поверх нацепил хоккейную амуницию и полетел в ледовую халупу, где его с радостью терпели за двойную таксу.

Витя чуть не опоздал к началу товарищеского матча и шнуровал коньки уже на скамейке запасных под оглушительный рокот трибунных динамиков. В колонках надрывались Queen, напоминая пустым трибунам, что они до сих пор «the champions, my friend».

В свою смену Витя выскочил на лёд и направился к обороняемым им воротам, как вдруг попал в круговерть атаки соперника. Витя очень быстро включился в игру и раскидал пару атакующих верзил. В момент разборки с центральным форвардом соперника хоккейная амуниция Виктора дала трещину и… обед посыпался на лёд, вызвав лёгкое замешательство клюшечных гуру.

В суматохе азартной борьбы все игроки начали молотить по внезапно появившимся «шайбам», не разбираясь в их сущности и происхождении, надеясь хоть одну да закатить в ворота, пока не пришел в себя судья.