Читать интересную книгу Досье поэта-рецидивиста - Константин Корсар

И вот случилось то, чего я никак не ожидал и где-то в глубине душе страшился.

Пятница, вечер, около десяти, звонок на сотовый, неизвестный номер… Беру…

— Алё, алё…

— Привет, как дела? — заговорил мужской голос в трубке, почти не разделяя слова.

— Здорово, неплохо…

— Ты меня, наверное, не узнал? — продолжал голос.

— Нет, не узнал.

— Это я, Бидон.

— А, привет, Бидон.

Слова мои прозвучали как-то сухо и обыденно. «Да и ладно», — подумал я.

— Встретиться не желаешь?

— Да нет.

…В общем, встретились.

Внешний вид Бидона изменился не очень — он не постарел и не помолодел, не поправился и не похудел. Армия, бухло, наркотики, зона его как будто законсервировали. На это обратили внимание все. Он же обратил внимание, что мы сильно изменились. Ещё бы — пока мы жили, он застрял во времени и не трогался с места. Пострадала от путешествия во времени лишь его одежда. На ботинках красовалась сантиметровая дыра, в куртке явно кто-то красил потолок, футболка была, похоже, трофейная… ещё с армии.

Я обсуждал с Бидоном в тот день только книги. Особенно мне понравилась беседа о Дориане Грее. Только человек, познавший тяготы, способен понять глубину этого произведения, только не сломленный судьбой способен осознать всю вечную современность этого текста Оскара Уайлда. Бидон вроде бы соответствовал сей характеристике — пострадал от своей глупости, но не был ею сломлен.

Бидон говорил, что завязал со своим прошлым, и все присутствовавшие в это почти поверили. «Ещё пара встреч, и мы станем старыми друзьями», — подумал я.

После обсуждения литературы и других высоких, еле уловимых материй, мы перешли к продуктам более земным — водке, пИвку и сигаретам. Выпили, перекурили, снова выпили, покурили… поговорили. Он плакал и просил простить за предательство, мы молчали. Слезам мужчины нельзя не поверить. Было ощущение, как будто выздоровел находившийся долгое время при смерти друг. Все были веселы и полны ностальгии. Договорились встретиться опять на следующей неделе.

Бидон всем предлагал помощь — кому в установке пластикового окна, кому в поклейке обоев.

— Установщики делают всё абы как — то прикрутят не надёжно, то пропенят плохо. А я за ними пригляжу, всё сделают как надо! — говорил он со знанием дела и с неподдельной заинтересованностью.

Предлагал и прочую помощь во внутриквартирных делах.

— На зоне я всему научился, — гордо говорил он.

Фраза прозвучала чуть двусмысленно, но в тот момент на это никто не обратил внимания. Эндрю захотел пригласить его на поклейку обоев, да жена была против. На том и порешили: как будет дело — сразу зовём Бидона.

Перед расставанием прогулялись. Шли к остановке, провожали Бидона, разговаривали.

— Кот, дай телефон! — неожиданно крякнул Бидон.

— На твоём кончились деньги? — с лёгким недоверием поинтересовался я.

— Вроде того…

— На, возьми, друг!

И протянул ему сотовый.

Бидон, напившись водки и, как мне показалось, плохо соображая, долго с ним возился. В итоге никому не смог позвонить и отдал назад. Я подумал, товарищ просто его рассматривал. Любовался… Или не совладал с современной техникой.

Мы распрощались как старые друзья. В душе поселились райские птицы…

Дома я поздоровался с дорогими френдами — телевизором, его пультом и диваном. Пообщавшись с друзьями минут пятнадцать, встал, переоделся, помыл посуду и сел за компьютер поработать сантехником «Супер Марио». Машинально взял телефон и проверил баланс. На счету по моим расчётам не хватало около пятидесяти рублей. Разряд молнии прошёл через всё тело. Не до конца веря своей догадке, позвонил в справочную. Оператор долго не брал трубку. Наконец-то мужской голос поинтересовался, что угодно сеньору.

— Посмотрите, пожалуйста, не было ли мобильных переводов с моего номера за последние два часа! — возбуждённо произнёс я.

— Был, — бесстрастно ответил голос.

— На какой номер?

Я слышу номер и кричу: «Вот аааааууукккккссссссс, Бидон! Это его номер!» Звоню Бидону — телефон выключен. Больше Бидона я не видел. Но одно я понял точно: он действительно многому научился на зоне.

Мы распрощались как жулик и терпила. В душу насрали…

На прощанье я отправил СМС: «Ты бы хоть за мобильный платёж спасибо сказал! Ну и мразь же ты, Дориан наш Грей!»

Мысли из никуда

В России не долго запрягают — уже приехали.

Сначала открываются двери чужие, а потом пинком ты высаживаешь свою.

Человек — овощ, скрещённый из семян ангела и беса.

Хотел стать ей отцом, а стал сразу дедом.

Я люблю день, потому что вырос во мраке.

Сын Лолиты Милявской Серго Лолитомилявский.

Вырублено поленом из топора.

Зеркало мастерства

День пролетел незаметно. Когда занят любимым делом, времени всегда не хватает. Он посмотрел на закат, посылающий в окно свои последние на сегодня красно-оранжевые стрелы, и стал собираться домой. Закрыл краски, снял фартук, опустил кисти в баночку с водой и подошёл к зеркалу. Никто давно не отражался в старинном зеркальном стекле, и оно незаметно покрылось слоем пыли и налётом медленно испаряющихся с мольберта масляных красок, коими пропахла мастерская. Пол, стены, его одежда и, казалось, даже само зеркало источали аромат творчества — неповторимый запах, навевающий образы давно минувшего, когда-то увиденного им. Он взял кусок материи и стал смахивать пыль, пока не увидел в зеркале часть своего отражения.

Зачастую талант и мастерство прорастают на голой, иссушенной ветрами почве, солончаке или каменных уступах. Талант пробивает себе дорогу через невзгоды, опасности и жизненные перипетии, вырастая в огромное мощное дерево, пуская корни, сея семена, вызывая к жизни всё новые и новые прекрасные качества человеческой души. Вот и он, появившись на свет в семье безземельного крестьянина на рубеже веков, от рождения ничем не обладая, за полную разнообразных событий жизнь превратился в Народного художника России, на живописных полотнах уместив восемьдесят восемь лет своей и окружающей жизни, неповторимые виды природы Сибири, её бескрайние просторы, мощь и спокойствие облаков, рек, лесов и долин, ушедших в века людей и исторические личности, фасады разрушенных, умерших зданий.

Начал рисовать в двадцать пять, уже многое в жизни повидав. В семнадцать сбежал из дома, воспротивившись воле отца и нанявшись на строительство Мурманской железной дороги. Чудом избежал самосуда толпы, грабителей и тифа, в Гражданскую по принуждению служил в армии Колчака, откуда перешёл на сторону алтайских партизан, служил в Красной Армии. Может быть, именно эти непростые, ранящие душу события оставили на его лице печать грусти, тоски, сожаления и призрачной надежды, которые художник пронёс через всю оставшуюся жизнь.

Уже будучи состоявшимся, известным творческим человеком, сохранил в сердце скромность, а в облике самобытность. Его усы до сих пор производят неизгладимое впечатление. Ученики до сих пор творят, наследие живо и радует своей искренностью, неповторимостью. Он со своих полотен и поныне вселяет уважение к себе и своему труду.

Кондратия Белова часто называют «патриархом сибирского пейзажа». Вместе с Алексеем Либеровым ему удалось главное: точно передать маслом на холсте масштаб, мощь и силу сибирских воздушных фрегатов — необъятных, уходящих за линию горизонта бескрайних облаков. Белов, несомненно, справился с этой задачей великолепно.

Излюбленным приёмом художника было совмещение на картинах неба и воды, в которой опять-таки отражалось небо. Так, и без того огромный голубой небосвод заполнял почти весь холст. «У него в соавторах сама природа» — так иногда говорили о Белове, одновременно коря его за вторичность и тут же отдавая должное мастерству художника. Ведь для того чтобы работать с таким соавтором, необходимо большое терпение, высочайшее мастерство, которого добиваются лишь годами упорного труда.

Писал Белов и на опасные в советские времена политические темы: затрагивал тему Колчака и его роль в Гражданской войне, правда, лишая свои работы философской сути и исторического анализа. Часто певец сибирской природы изображал на картинах облик уходящего — взорванные когда-то соборы и часовни, снесённые старые бревенчатые корабли, по воле случая выброшенные на берег в центре города, засаженные многоэтажными домами пустыри и небольшие скверы.

Талант Кондратия Белова был прост — ему хотелось выразить себя, запечатлев то, что дорого сердцу: пейзажи и места, где он был когда-то по-настоящему счастлив. Мастерство же было сложно и многообразно, взращено годами поисков, тысячами зарисовок и сотнями картин, месяцами размышлений и внутренних проб. И он добился мастерства; мастерства, не выхолащивающего из него все силы, а, наоборот, их придающего; мастерства, позволяющего быть раскованным, уверенным в себе, изобретательным, находить гениальное в опавшем листке, птице или обыденном, висящем на стене запыленном зеркале. Только такое мастерство может радовать, и лишь годы труда им вознаграждают искателя — вознаграждают способностью видеть гениальное абсолютно везде.