К великому неудовольствию Андре, паломничество затянулось до позднего вечера. Наконец друзья наши остались одни и поспешили заняться последними приготовлениями. Необходимо было взять запас провизии, оружие, веревки, но сделать это так, чтобы не возбудить подозрений у стражи. Мали решил расстаться со своими змеями и выпустил их в святилище храма; только одну Сапрани оставил он, спрятав ее за пазуху. В пустые корзины они уложили все, что нужно было взять в дорогу.
Взвалив корзины на плечи, друзья вышли из храма. Наступила ночь, черная южная ночь, на улицах не было ни души. Быстро прошли заговорщики по улицам спящего города к реке. У ворот их встретил начальник стражи, предупрежденный магаджой. Он с удивлением поглядел на большие корзины и сказал:
– Верховный жрец передал мне, что вы желаете пройти к реке только для омовения, а вы, как видно, собрались совсем в путь. Смотрите, берегом не пройдете – и вверх и вниз по течению нагромоздились неприступные скалы. Придется вам опять вернуться в город.
– Да мы и не думаем уходить из города, – поспешил ответить Мали. – Вас ввели в заблуждение наши корзины, но там ничего нет, кроме змей, без них нам не обойтись при наших волхвованиях…
Офицер извинился и приказал отворить ворота.
– Я пробуду здесь всю ночь, – сказал он заклинателям, – когда соберетесь обратно в город, постучитесь и вызовите капитана Рамдео – это мое имя.
Миновав ворота, друзья зашагали по берегу и, пройдя немного, увидели очертания колыхавшейся на реке лодки. Они сели в нее, и молодые люди заработали веслами. Четверть часа спустя лодка остановилась у далеко выступавшей в реку совершенно отвесной скалы, на вершине которой стоял дворец.
– Уверен ли ты, Мали, что именно сюда выходят окна спальни Берты? – спросил Андре.
– Да! – кивнул головой Мали.
– Странно, не видно света, – продолжал Андре.
– Погоди минутку! – сказал Мали.
Не успел старик договорить, как послышалось восемь мерных ударов в гонг, что у индусов означает полночь, и в тот же миг в одном из окон дворца вспыхнул слабый огонек, зажженный невидимой рукой.
– Гляди-ка, – указал старик Андре на мерцавший огонек. – Это сигнал, твоя сестра ждет нас.
– О Берта, Берта! – шепотом проговорил молодой человек. – Пусть этот огонек послужит нам путеводной звездой к твоему спасению.
– Ну, детки, живо за работу! – сказал старик. – Я буду ждать вас в лодке.
Захватив веревки, молодые люди полезли на скалу. Сперва взбираться было не очень трудно, но потом склон стал таким крутым, что подняться, казалось, было почти невозможным. Ночная тьма делала подъем еще более затруднительным, и не будь Ганумана, который с удивительным инстинктом находил дорогу, им пришлось бы совсем плохо. Кое-как, цепляясь за камни и кусты, за все, что только подворачивалось под руку, они с неимоверными усилиями вскарабкались на вершину скалы. Стена цитадели приходилась около самого края скалы, оставался только узкий карниз, шириной в какие-нибудь полтора-два фута. Справа зияла черная пропасть, в глубине которой бурлил стремительный Сатледж, слева уходила вверх совершенно отвесная гладкая стена. Но Андре не видел ни пропасти, ни стены – он во все глаза смотрел на балкон, расположенный над его головой саженях в пяти, едва освещенный падавшим на него слабым светом лампочки. Так бы, кажется, и взлетел на него птицей…
Молодые люди распустили веревки, и Миана, как было условлено, три раза прокричал павлином. В тот же миг свет в окне погас, и черный силуэт показался на балконе. Перегнувшись через перила, Берта шепотом произнесла:
– Андре!
– Это я, Берта, пришел спасти тебя, – тихим, взволнованным голосом ответил юноша.
Тем временем Миана свернул один конец веревки в кольцо и, размахнувшись, бросил ее на балкон. Высоко взвилась веревка, но тотчас упала назад – Берта не успела ее схватить. Андре нетерпеливо вырвал веревку из рук Миана и кинул ее сам, но так же неудачно. Три раза бросали они веревку и ни разу не могли ее добросить до балкона; попытаться еще раз становилось опасным, так как шум от этих движений мог легко привлечь внимание стражи.
– Видно, веревку нам не добросить, – пробормотал Миана. – Слишком мало места, негде размахнуться… Надо что-нибудь другое придумать.
– Что теперь делать, – в отчаянии проговорил Андре. – Может быть, сказать ей, чтобы она прыгнула в воду; здесь, верно, глубоко, а она плавает хорошо и живо доберется до лодки.
– Нет, никак нельзя, – ответил Миана. – У берегов совсем мелко, и Берта непременно разобьется о камни. Вскарабкаться бы на стену, да уцепиться не за что. Правда, кое-где из трещин торчат чахлые кустики, но им не выдержать меня.
– Попытаюсь-ка я, раз другого способа нет, – сказал Андре и, взобравшись на первый ряд камней, ухватился за одну из веток кустарника.
– Стой! – крикнул Миана. – Если эти ветви слишком слабы для нас, то Ганумана они легко выдержат. Пусть он полезет.
Он обвязал конец веревки вокруг обезьяны, подсадил ее до первого кустика и скомандовал: «Ступай!» И Гануман полез вверх, как муха.
Даже для обезьяны взбираться по отвесной скале оказалось делом трудным и рискованным, тем более что ей мешала веревка.
Медленно подвигалось умное животное вперед, не раз останавливалось, словно раздумывая, лезть ли дальше. Наконец, к великой радости молодых людей, Гануман добрался до балкона и ловко перепрыгнул через перила.
Неожиданное появление обезьяны испугало Берту, и она невольно вскрикнула, но потом, быстро овладев собой, схватила веревку, привязала ее покрепче к перилам и стала смело спускаться. Через минуту она была внизу. Крепко обнявшись, стояли брат с сестрой, не в силах побороть охватившего их волнения. Голос Миана вернул их к действительности.
– Скорей, скорей, поспешим вниз к Мали! – заторопил их молодой индус. – Опасность еще не миновала. Пусть госпожа спустится первой по веревке, а мы вслед за ней.
Немного погодя все беглецы, в том числе и Гануман, были уже в лодке.
– Скорей за весла! – проговорил старик. – Навались, детки!.. Для разговоров будет время впереди. Жаль, пришлось оставить веревку на балконе, по ней тотчас же узнают, каким путем бежала пленница.
В эту минуту окно в комнате Берты озарилось ярким светом. Спустя мгновение черный силуэт метнулся на балкон, и отчаянный вопль «Дулан-Сиркар!» огласил воздух.
Молодые люди гребли изо всех сил, глубоко забирая веслами воду, и лодка стрелой понеслась вниз по течению.
Вдруг с высот Эклингерской цитадели раскатисто бухнула пушка, и по этому сигналу все гонги города забили тревогу. Сперва неясный шум, потом свирепые голоса тысячной толпы нарушили ночную тишину. Береговые ворота с шумом распахнулись, и отряд солдат с факелами в руках рассыпался по берегу. Но беглецы наши уже обогнули мыс, и лодка, бесшумно скользя по волнам быстро струившейся реки, уносила беглецов к свободе!