меня высокомерным взглядом. Вот вечно так. В компании Олли меня девушки не переносят. В компании Шера плюются ядом. В компании папы готовы серной кислотой облить. Лучше одной ходить и не искушать судьбу.
Она вновь вернулась к созерцанию идеального лица парня, вновь умилилась и забыла обо мне:
— А ведь такой рыжий только что купил четыре билета.
— Четыре?
— Да, точно четыре, — она старательно кивнула.
— Спасибо за информацию, Инн, и за билеты огромное спасибо, — он расплатился, а на устах девушки запечатлелась дебильная улыбка, и она помахала ему вслед ручкой, типа «адиос, мучачо!»
— Зачем ему четыре билета? — накинулась я на парня, будто он виновник всех бед на планете.
Он пожал плечами:
— Девчонок, наверное, позвал на свидание…
— Какое свидание? Он малолетка.
— А ты во сколько лет начала ходить на свидания? — задал свой провокационный вопрос мой друг.
— Это личное, — отмахнулась от него я. — Пойдём лучше искать Сеню.
Я немного разволновалась, да и мои мокрые рукава достали меня в конец, я начала нервно натягивать их до локтей, начав с левого.
— Как скажешь, — угодливо согласился мой спутник.
— И я сомневаюсь, что он бы стал приглашать трёх девчонок на свидание в одно и то же место, — продолжила я разглагольствовать, натянув и второй рукав.
— Вот он шустрый… — восхитился Оливер, беря меня под ручку.
Тут с ним что-то произошло. Он будто впал в ступор и переводил свой взгляд с моей бедной лапки на бедное лицо (бедная я была вся), пытаясь найти связь. Он, кажется, даже дар речи потерял. Провёл подушечками пальцев по тату, похоже, не ожидал, что такая пай-девочка как я имеет татуировку.
— Тоже хочешь такую? — хохотнула я, намекая на лозу. Я пощёлкала перед его глазами пальцами, он нехотя отмер. — Ты в норме?
— Пока не знаю… — ответил он, заглядывая в мои глаза, куда-то глубоко-глубоко, будто в омут погружался, его лицо при этом светлело.
— Чем я могу помочь? — я искренне желала помочь, к тому же вид у него, кроме просветленного, был какой-то потерянный, что ли.
— Н-нет, — помотал он головой, не сводя с меня глаз.
— Может, всё-таки…
— Точно, нет. Просто я… задумался, — нашёлся логичный ответ.
— О чём?
Не знаю почему, но мне казалось, что я упускаю что-то важное, а Олли это важное пытается от меня скрыть. Глупая мысль и несвойственная мне в плане её заумности, но она меня начала преследовать достаточно активно, что я не могла сдержать этого вопроса. Вот только Оливер отвечать не торопился.
— Это неважно. Правда, зай, — он «пибикнул» пальцем в мой нос.
Ещё бы добавил характерный звук, как это делал папа в моём недавнем глубоком детстве. Хотя и не только в детстве, даже сейчас он мог щегольнуть этим своим любимым финтом. Просто подходил, нажимал на нос, смачненько так нажимал, будто вдавить его в череп пытался, и голосил во всё горло: «Пи-би-и-ип!»
Так что свой сокровенный нос я берегла, боялась, что он может отвалиться как у одного мировой известности певца прямо на сцене, поэтому жутко не любила никогда, чтобы в него тыкали. Но других это не волновало, и моей бурной реакции никто и никогда не замечал.
Я её выражала, как пятилетний ребёнок, но ведь выражала!
Вот и сейчас в своих лучших традициях я сразу накуксилась, губы поджала и укоризненно заглянула в глаза Оливеру. Тот в свою очередь, решил, что я обиделась на то, что он не говорит причины своих заскоков настроений.
— Эй, не печалься, зайка. Давай в другой раз на эту тему поговорим? Окей? — он потрепал меня по щекам, чего я не переносила ещё больше.
— Хорош уже меня лапать, — прикрикнула на него я, хотя обычно голос не поднимала, тем более на близких людей, а Оливера я уже смело могла причислить к числу близких, ведь он мой друг.
Но разозлилась я сильно, вспылила почему-то, а раньше нормальным тоном всегда объясняла, что мне не очень приятно, когда моё лицо тискают. Олли не ожидал от меня буйной реакции.
— Прости, Леночка, я извиняюсь.
Расслабься, друг, я тоже не ожидала…
— Ничего страшного, Олли, я не хотела кричать, сама не знаю, как так… — кинулась я в путанные объяснения-извинения, застыдившись своего дурного поступка. Он никогда не желал мне плохого. А я какая-то бешеная. Наверное, от Шера заразилась, но не помню, чтобы он меня кусал. Интересно, это передаётся воздушно-капельным путём?
— Стоп-стоп, — он приложил палец к моим губам, призывая к тишине, — это я виноват. Это нормально, что ты разозлилась на меня. Но, правда, я не хочу говорить об этом. Это неважно. Так, момент.
И тут-то я поняла, что он ведь прав: я разозлилась на него не из-за того, что он пытался выдавить мой нос и оттянуть щёки, а потому что он не хочет говорить мне правду. Звучало несколько патетично, и я понятия не имела, почему вдруг решила, что в его недавнем «зависе» есть некий сакральный смысл, имеющий кодовое название «правда».
— Хорошо, оставь этот момент себе, — ух, я прямо сама доброта.
Но я сделала в своей памяти «зарубку», чтобы этот вопрос был рассмотрен более тщательно, но позже, так как сейчас мой друг не станет об этом говорить. Но и обижаться на него не стоило. Вдруг, это действительно неважно?
— Спасибо, — ответил он и вновь бережно по-джентельменски схватил меня под руку. — Пойдём искать твоего братца?
— Да, конечно.
Как попасть в «диснеевский замок», минуя центральный вход, Шер знал преотличненько, чем и не преминул воспользоваться, припарковав машину подальше от входа, чтобы, не дай Бог, не спалиться.
На самом деле он был здесь раньше, ему приходилось выступать на открытии «Crazy World». Дети были в восторге от их команды, которая пришла в полном составе, исключая Оливера, тот давно стал вольной птицей, и в выступлениях принимал участие лишь изредка. Например, на вечере-маскараде он выступал в составе команды.
Отдача зала была максимальной — а как ещё могут реагировать малыши? Кстати, многие из них, загоревшихся азартом фанкиманов, потом вступили в клан, и теперь Артём учил их лично. У него занималась самая младшая группа, хотя нередко кто-то из парней подменял его. Почему ему вообще доверили детей, он и сам до конца не понимал, просто так решил Ванильный, а все ребята его поддержали, проголосовав идентично.
Сначала Шер бесился, ругался, отнекивался, отрывался на детях по полной, но в конце концов, смирился с положением вещей. К тому же сами детки почему-то его полюбили, хотя «почему» он не понимал, но и сам проникся к ним