друга Малик, который не взял с собой «на дело» Эльмиру, и теперь скучал по ней.
— Спалил контору, считай, — кивнул Илья.
— Деберлиоз, — сконструировал новое слово Владимир, начитавшись Булгакова. Он всегда по утрам рано вставал и читал, а потом весь день крутил в голове моменты из прочитанного, вспоминал героев, их имена и прочее. Например, сегодняшним дождливым утром его дерзко оторвали от любимой книги, на том самом моменте, когда беднягу Берлиоза трамвай разлучил с головой.
На поэтично-прозаичного друга Малик взглянул с презрением и покачал головой, как бы подчеркивая этим, что его дружище не от мира сего.
Ванильный с Джавой на своих не смотрели, они следили за Шером и компанией, а потом синхронно переглянулись и покачали в такт головами:
— Надо спасать!
— Реально… — отозвался Фотограф, — там же Королева Весны с Оливером, они сейчас войдут. А этот идиот палится. Где он свой мозг посеял? На каком кладбище?
— Думаю, если на кладбище, то уместнее было употребить слово «похоронил», нежели «посеял», — педантично поправил безграмотного братана, по своему обыкновению, Владимир.
— А ещё можно сказать «похерил», дружище, — хлопнул его по плечу Джава-Сергей.
— Нельзя.
— Можно.
— Нельзя!
Парни чуть не сорвались на крик, когда им закрыли рты более наделённые мозгами члены Funk Jazzy Band:
— Заткнитесь, идиоты. Вы ща сами не круче нашего лучника Шервудского леса.
— Ну-ну. Дебилы.
— Совсем крышу сорвало что ль? — стали наперебой читать им нравоучения ребята.
Владимир с Сергеем свои ошибки осознали и смутились. Вернее, смутился второй, а первый лишь сделал вид, так что как только их отпустили, он вновь набычился и холодно возвестил, глядя Джаве прямо в глаза:
— Мне претит твоё общество.
— Чего? — не сразу въехал тот.
— Претит. Значит бесит. Не нравится. Ты меня раздражаешь своим интеллектом, пардон, его отсутствием, — услужливо объяснил Степлер.
— Бесит, значит? Не нравится меня видеть, значит? — слишком спокойно поинтересовался Сергей. — Ну, хорошо. Я избавлю тебя от своего губительного общества. — затем он почти вылез из-за баррикады и заорал достаточно громко, чтобы его услышал сам Владимир, но недостаточно, чтобы услышали те, кому он свой крик адресовал (ведь их перепалка, носила личный характер, это неким образом была обычная их игра для разряжения дурного настроения): — Охрана! Здесь террорист! Он выглядит крайне опасно!
Владимир кинулся на него, зажимая рот:
— Ты что творишь? А вдруг они поверят?
Вывернувшись из захвата, Джава расхохотался, словно отмочил самый лучший в своей жизни прикол. Его обиженный друг покрутил пальцем у виска и принялся теперь высматривать охрану. Остальные присоединились к нему.
Охрана, как и полагалось, ничего из криков Джавы не услышала, их лыжи были навострены к истошно вопящей аки сирена скорой помощи тётки, которая была крайне обозлена, а щеки её пылали как маки на поле радости наркоманов.
Что привело к этим самым последствиям, парни не знали, так как были увлечены внутриклановой перепалкой, а теперь, вновь заняв оборонные позиции, кусали губы от интереса.
Случилось следующее.
В то время, когда всё пошло кувырком, два бугая, два ребёнка, дама, безуспешно, как оказалось, косящая под средние лета, и троица в кустах, не замечая всей суеты вокруг, пытались разобраться в своих непростых отношениях.
Дама стояла, разинув рот и закатив глаза, вконец испугав десантника, который мысленно дорисовал картину, как из её рта сейчас пойдет пена и она забьётся в конвульсиях, а затем отбросит коньки:
— Эй, бабушка, ты в поряде?
— Она умрёт, пап! — всхлипнула его впечатлительная дочурка, всё ещё вися на ноге.
— Да, кажись, сдохнет старуха, — посчитал своим долгом «разрядить» атмосферу мелкий видеоман. — Не дышит, — он забрал камеру у друга и стал ловить драгоценные кадры, шестым чувством чувствуя, что сейчас что-то будет.
Шер пощёлкал перед глазами зафиксированной в одном положении женщины, она не отреагировала — её зрачки будто остекленели. Тут в голову авантюриста, пересыщенную атмосферой сказочности (они же в диснеевском дворце!), посетила истинно вундеркиндская идея: разбудить красавицу, то есть старуху, поцелуем. О чём он тут же возвестил свою делегацию, мнущую подошву около «памятника», самолично самой бабулей себе воздвигнутого:
— Ей срочняцки требуется сделать искусственное дыхание.
Идея никому по вкусу не пришлась, так что пришлось приводить различные аргументы и существенные доводы:
— Дорогой товарищ майор, а ведь её смерть будет на вашей совести… — печально огорошил он ВДВшника.
— Почему? — не сразу въехал тот.
— Это ведь вы её запугали, — он обречённо покачал головой.
— Как?
— А кто попросил хлебобулочное изделие не крошить?
— Какое? — у Шера сложилось стойкое впечатление, что в башне десантника активно прогрессирует синдром «Даунито-Дебилиссимо».
— Батон, — глубоко вдохнув, на выдохе произнёс он, удачно вспомнив, что «против лома нет приёма окромя другого лома». Первым ломом его услужливая фантазия нарисовала себя собственной персоной, а другим ломом — грубовато-брутального ВДВшника. Сравнение ему не нравилось, но казалось безумно правдивым, так что вместо тактики «Разящего кулака» он продолжал придерживаться тактики «Удава, подавившегося слоном».
— Батон… Верняк, Шерри, — покачал тот квадратным подбородком, припоминая.
— Теперь, мы возлагаем на вас эту честь — разбудить красну девицу ото сна, — с пафосом огорошил его Охренчик, еле сдерживаясь, чтобы не заржать. Он предвкушал свою сладкую месть.
— Это какую? — вновь не въехал бугай, почёсывая свою репу.
— Пап, это вон ту! Только она не красная, — проявила зачатки интеллекта его дочка. Шер чуть не возопил на радостях «Хвала Господу!», но вовремя себя остановил.
— Не, совсем не красная, — согласился её папаша.
— Так вы её поцелуйте, она и станет красной, — влез Сенька, вставив и свой брик в тетрисе нелепой ситуации. Его компашка, прятавшаяся за кустами, покивала, подтверждая.
— А почему я?
Пробубнив себе под нос нецензурную тройную рифму: «Опять @Нецензурная речь@ двадцать пять», Шерхан стал внутренне себя подготавливать ко второму кругу объяснений, а ещё возликовал в душе, что кирзовые сапоги и попадания осколков от гранат прямо в мозг ему не грозит, а значит похожим на данного экземпляра ему быть не судьба. Но его вновь спасла дочка:
— Папочка, это же как в «Спящей царевне»! К ней принц пришёл и поцеловал, а она пробудилась… — девочка отчего-то всхлипнула, а папаша поднял малявку на руки и нежно (как только это возможно выразить на каменном лице) пробасил ей в зардевшееся личико:
— Доченька, хочешь, чтобы она проснулась?
Та кивнула, зарделась ещё сильнее.
— А как же мама? Она же будет ругать меня, — стал приводить разумные доводы десантник и очень неуверенно добавил: — Я ведь её принц.
— Нет, папочка, ты у нас король, — уверенно заявила куколка. — А король — он для всех подходит!
Десантник чуть ли не в окно выпрыгнул от заверений дочери.