Патрикий пил с полководцами и простыми дружинниками, которых великий князь отличил за большую лихость в сражении с Александром Ликургом. Таких отчаянных храбрецов набралось немало. Двое из них, сотники Мстислав и Стемид, назначены были тысяцкими взамен убитых Ивора и Перенега. Стемида рекомендовал князю Ратмир, Мстислава – Сфенкал. Последний был слегка ранен. Сам Святослав сидел во главе стола, бок о бок с Кременой. Но между ними, казалось, была стена. Святослав пил много, болтал с патрикием, спорил с тысяцкими, посмеивался над уграми и варягами. А его возлюбленная сидела как восковая кукла с большими жалобными глазами. К еде она не притрагивалась, а чашу ко рту подносила только для виду, после чего сразу ставила. Если к ней кто-нибудь обращался, она с трудом улыбалась, но не могла найти ни одного слова в ответ.
– Красотка моя, ты очень рискуешь, – шепнул ей на ухо Калокир, приблизившись к ней во время очередного спора между военачальниками и князем, – я знаю, Рагнар – твой друг, но ведь не любовник! Сейчас же развеселись.
– Иоанн, я не могу жить без оружия! – торопливо залепетала Кремена, подняв глаза на патрикия, – да, я очень люблю оружие, потому что мой господин его любит! Моя душа соединена навеки с его душой! А милый Рагнар лучше всех других учил меня владеть саблей. Он – мой товарищ! Если бы не Рагнар, что я за подруга была бы нашему князю?
– Через два дня Рагнар встанет на ноги и продолжит тебя учить, – мягко оборвал Иоанн кукольную исповедь, спрятав за спину руки, чтобы случайно не открутить кукольную голову с густой гривой чёрных волос, – ты можешь сейчас немедленно сделать то, что лучше всего умеешь – напиться до полоумия и проспать эти двое суток? Тебя разбудит Рагнар! Я тебе ручаюсь!
– Через две недели! – раздался вдруг голос князя, который громко ударил кулаком по столу. Калокир и Кремена вздрогнули, полагая, что Святослав вступил с ними в спор. Но выяснилось, что он вступил в спор с Аштаром. Молодой хан предлагал выступить в поход на Константинополь незамедлительно, пока царь не стянул все силы во Фракию. К его мнению присоединились Свенельд, Сигурд, Эрик, Харальд, Михась и многие тысяцкие. Но князь рассудил иначе и все их доводы отметал.
– Через две недели, – повторил он и сделал глоток вина из золотой чаши, – не раньше.
– Но почему? – спокойно спросил Сфенкал, – я не понимаю. Надо ковать железо, пока оно горячо! Нельзя упускать ни одного дня, иначе ромеи успеют нанять союзников, и мы будем вынуждены вести войну на два фронта. Сейчас у нас сил достаточно. Нанесём удар, Святослав! Зачем терять время?
– У нас очень много раненых, – возразил Святослав, – через две недели все они смогут вернуться в строй, и мы выступим в поход ускоренным маршем. А если двинемся раньше, то нам придётся тащить за собой обозы! Или, быть может, вы предлагаете бросить раненых здесь, чтоб их перерезали?
– Князь наш прав, – заметил Ратмир, – нельзя бросать раненых. Я бы выждал не две недели, а три.
– Давайте тогда дотянем уж до зимы, чтоб все перевалы замело снегом, – развёл руками Михась, – кто здесь тронет раненых? Нынче мы преподали болгарам такой урок, которого хватит им на сто лет! Они никогда уже не поднимутся против нас. И не сговорятся с ромеями.
– Я согласен, – кивнул седой головой Свенельд. И громче, непримиримее взвился спор. Аштару и его воинам не терпелось ещё раз встретиться в битве с тяжёлой ромейской конницей. Эрик с Харальдом выражались более сдержанно, но их мнение было ясно. К этому мнению вдруг склонился Лидул, доселе державший нейтралитет. Очередной кубок вина добавил ему воинственности. Заметив, что Святослав готов начать резать глотки своим союзникам, Калокир дал знак виночерпиям отойти от князя подальше, а двум лютнистам – взяться за инструменты. Когда заиграла музыка, крики смолкли, ибо Кремена внезапно встала из-за стола, чтобы начать танец. Бледная, босоногая и одетая в тонкий белый хитон, она не посмела ослушаться Иоанна. Она почувствовала, что вся её несчастливая девятнадцатилетняя жизнь и её судьба в данную минуту зависят лишь от него одного. И в полном безмолвии начался злополучный танец Кремены. Для пьяных глаз танец был хорош, отменно хорош, но сама плясунья, конечно же, не могла не почувствовать, что за год отвыкла она от своей работы – и ноги стали не так проворны, и стан не так изворотлив. Несколько раз Кремена сбивалась с ритма. Делая сложные пируэты на самых кончиках пальцев ног, она то и дело неловко взмахивала руками, чтоб удержать равновесие. Ей с трудом это удавалось. Два музыканта старались изо всех сил, но что они могли сделать? В конце концов, Кремена заплакала, что для всех было неожиданностью полнейшей, и убежала, оставив всех в изумлении.
Иоанн-патрикий бросился её догонять. Но она, не в пример ему, была не пьяна и очень стремительна. Он бежал за ней вниз по лестнице, а затем – по длинному тёмному коридору до самой комнаты, где лежал раненый Рагнар. Как только Кремена ворвалась в комнату, из неё торопливо вышел врач-персиянин. Он нёс корзинку с бинтами, пропитанными засохшей кровью, и ящичек с инструментами. На лице врача читалась досада.
– Как он? – спросил его Калокир, – кровь остановилась?
– Остановилась. С ним будет всё хорошо. Но вот хорошо ли это? Не знаю.
И, покачав головой, лекарь поспешил к другим раненым, что лежали в соседних комнатах. У него хватало работы.
Переступив порог маленькой коморки, Иоанн замер. Рагнар лежал на узком и незастеленном топчане, одну руку вытянув к перевязанному бедру, а другую свесив до пола. Над ним горела свеча. Её слабый свет падал на лицо Рагнара и позволял понять, что раненый – не в горячечном забытьи, а спит после большой дозы снотворного. На Рагнаре не было ничего, кроме двух повязок, наложенных на бедро и грудь. Кремена захлёбывалась слезами, стоя на четвереньках, лицом уткнувшись в колени спящего. От рыданий тело танцовщицы содрогалось так, будто её били кнутом. Но молодой воин не просыпался.
– Не надо так, – чуть слышно сказал Иоанн, держась за дверную притолоку, – пойми, если кто-нибудь заглянет сюда – его у тебя отнимут навеки! Ему придётся уйти. Или умереть.
– Так спаси меня! – на одну секунду оторвалась Кремена от ног Рагнара, чтоб полоснуть патрикия непреклонным безумием своих глаз, – разве ты не можешь меня спасти?
– От тебя самой? Не могу.
– Тогда убирайся! Мне не нужна твоя жалость! Мне нужна помощь!
Но Калокир не спешил с уходом. По коридору прошли три женщины, помогавшие персиянину в перевязках. Как только они исчезли в одной из комнат, патрикий быстро спросил:
– На что ты готова ради