осада терема продолжалась бы до утра, если бы на месте событий не появились три решительных человека – Ульмир, Демьян и Ратмир. Они вошли в терем. Куда они могли не войти? Переговорив с боярыней и взглянув на Роксану, они сказали собравшимся, что больная чувствует себя лучше, что она спит и будет спокойно спать до утра. Этим троим людям все новгородцы полностью доверяли. Они немедленно разошлись. Около распахнутых ворот терема разместились только две дюжины кузнецов и плотников, превосходно вооружённых и очень тепло одетых. Не сомневаясь в том, что против Роксаны составлен заговор, работяги Новгорода решили не оставлять её без охраны ни днём, ни ночью.
Лицо Роксаны внушило трём храбрецам настоящий трепет. Четырём сплетницам было проще. Они уже крепко выпили. И они сидели рядом с Роксаной, слушая её бред. Еле шевеля языком, она беспорядочно вспоминала всю свою жизнь. Такое нельзя было пропустить!
Ульмир, Демьян и Ратмир сели пить вино в другой комнате. Им пора было обсудить обстановку в городе, потому что она внушала тревогу. На середине стола горела свеча. Бочонок с вином стоял на полу. Пили из ковшей, помалу, не чокаясь, словно это были уже поминки.
– Она отравлена, – заявил Ульмир, отведав вино и сказав, что это кислятина, – и Топтыга тоже отравлен. Их отравил Арфалах.
– Это не докажешь, – сказал Ратмир, – а без доказательств мы ничего с ним не сделаем. Его слишком все уважают.
– Запросто сделаем, – возразил Демьян, – уж слишком всё очевидно. В Новгороде, конечно, есть дураки, но их не так много.
– И что тебе очевидно?
– То, что Малуша сдружилась с ним. Он – сириец, а госпожа Роксана всегда стояла сирийцам поперёк горла. Ты это знаешь. И Святослав это знает.
– Ну, предположим, – пожал плечами Ратмир, – вы что, предлагаете поднять город против Малуши? Она ведь спелась с этим сирийцем! Боюсь, что князь это не одобрит.
– Пускай он сам с нею разбирается, – раздражённо сказал Ульмир, – а мы предлагаем больше не подпускать к Роксане сирийца.
– Я его сам отсюда спроважу, как только он подойдёт! Ну, а что ещё? Говорите прямо.
– А разве мы хоть когда-нибудь говорили криво? – пожал плечами Ульмир. Прислушавшись к тишине за окном и переглянувшись с Демьяном, он продолжал, – надо объяснить Святославу, что если он не накажет врагов Роксаны, мы не удержим Новгород. Полтораста тысяч людей будут с топорами отстаивать свою правду.
– Какую правду, Ульмир?
– Свою, новгородскую! Госпожа Роксана – у нас в гостях. Малуша считает себя хозяйкой. Первая нам мила, а вторая – нет.
– Такая же правда и у меня, – кивнул головой Ратмир. Они втроём выпили – воин, кузнец и плотник.
Настала полночь. Над Новгородом стояла луна. Было очень тихо по всему городу. Даже буйные завсегдатаи кабаков пили за Роксану, помня о том, что ей сейчас плохо. И им от этого было горестно. Даже самые неуёмные уличные певцы шли из кабаков домой молча. Какое может быть пение, если в небе меркнет звезда, глядя на которую забываешь про всё на свете? Как это было страшно! Как грустно! Своя, особенная печаль терзала той ночью всех нехороших девушек Новгорода. Ещё бы! Они наведывались к Роксане чаще, чем добры молодцы, и хлестали с нею вино ночи напролёт, и даже сама боярыня Светозара при египтянке не смела глядеть на них свысока! Роксана была им самой лучшей подругой.
Из спальни вышла Таисья. Она была босиком. Молоденькая вдова сняла свои башмачки с высокими звонкими каблучками, чтоб не тревожить больную.
– Она всё зовёт его, – сказала Таисья трём собеседникам, безотрадно глядевшим на огонёк восковой свечи. Они встрепенулись, услышав слова красавицы.
– Бредит? Зовёт своего Рагдая? – спросил Ульмир.
– А кто её знает, кого она там зовёт! Говорит: «Приди, свет моих очей!» И руки протягивает к нему. Не знаю, к кому. Пытается приподняться.
– Она, наверное, видит Бога, – предположил Ратмир.
– Может быть. Но только зовёт она человека, которого очень любит. Сильнее жизни своей.
– Уж лучше было бы мне на свет не родиться, чем это видеть и слышать, – вздохнул Демьян. Таисья вернулась в спальню.
А там свеча на столе уже догорела. Роксана не умолкала, но её речь делалась всё бессвязнее. Невозможно было смотреть на её лицо в прозрачных ладонях месяца. За столом устроились Светозара, Мамелфа и Улиания. Три прелестные головы этого дракона, отяжелевшие от вина и чужих секретов, были приткнуты к столу. Но дракон имел даже и не три головы, а целых четыре, притом четвёртая была самая хитроумная. Таким образом, всё чудовище, надоевшее всем, полностью уснуло лишь в ту минуту, когда к столу пристроилась для ночного сна и Таисья.
Когда забрезжил рассвет, Роксана очнулась. Она открыла глаза и всё поняла. Но ей было жаль будить своих милых сплетниц, сопевших носами в стол. И, пока светало, она безмолвно о чём-то думала. Но вот тихо открылась дверь, и вошла Агарь. Увидев при дневном свете лицо Роксаны, она всплеснула руками.
– Ай, госпожа! Да как ты опять прекрасна!
– Тише, Агарь, – шепнула Роксана и приложила палец к губам. Но поздно – четыре части дракона уже подскочили так, будто их кольнули сквозь лавку шилом. Поднявшись на ноги, они дико уставились на Роксану. А как им было поверить своим глазам, заспанным и красным? Утренняя заря действительно стёрла с лица Роксаны всю черноту. Лицо это было прежним. Только глаза египтянки стали, казалось, ещё темнее. Но она весело улыбалась. Произошло чудо из чудес. Надо было это признать.
– Роксаночка, ты здорова? – воскликнула Светозара, кинувшись к ненаглядной своей царице и положив ладонь ей на лоб, – как ты себя чувствуешь? Ты голодная? Тебе что-нибудь принести?
– Чистую рубашку, – застенчиво попросила Роксана. И точно – были на ней лишь обрывки ткани, пропитанные предсмертным потом. Переглянувшись, пять изумлённых девушек разом выбежали из комнаты. Но вернулась вскоре одна только Светозара с чистой рубашкой. Три сплетницы и Агарь, разбудив Ратмира и двух его собутыльников, прикорнувших в комнате у Лелюка, бросились вместе с ними сводить с ума мрачный Новгород. Ратмир, впрочем, на один миг сунул нос в комнату Роксаны, желая удостовериться, что не врут болтливые курицы. Светозара выставила его. Она помогла Роксане переменить рубашку. Потом она спросила её, действительно ли не нужно подать ей завтрак.
– Нет, я не голодна, – сказала Роксана, опять откинувшись на подушки, – но, может быть, ты позавтракаешь?
– Потом! Сейчас я пока должна сидеть здесь, с тобой. Мне все так сказали.
С шутливой важностью задрав нос, Светозара села на край постели. И две подруги начали разговаривать, взявшись за руки. Они весело обсудили пир. Но им пришлось вспомнить также о том, что произошло с Топтыгой.
– Сириец думает, что медведь во всём виноват! – вскричала боярыня, – представляешь, какой дурак?
– Напрасно ты