Раковский указал, что само существование Красного Креста является «постоянным подтверждением воли народов к взаимному сближению и сохранению мира», подчеркнул, что конференция должна подтвердить всему миру «желание сближения, соглашения и мира», декларировать, что «война должна быть исключена из методов, при помощи которых страны разрешают разногласия». В речи указывалось, что будущая война не будет знать различий между строевыми частями и гражданским населением. Если в сражении при Сольферино (итальянская деревня, в районе которой произошло решающее сражение австро-итало-французской войны 1859 г.) число убитых составило 6 тыс. человек, а на верденских кладбищах времен Первой мировой войны похоронено свыше 1 млн убитых, то число жертв будущей войны станет намного более значительным. Традиции Красного Креста призывают бороться не только против отдельных форм ведения войны или отдельных видов оружия, но и против войны в принципе, говорил оратор. Раковский завершил речь оглашением проекта резолюции, в котором говорилось: «Делегация Красного Креста и Красного Полумесяца СССР выражает надежду, что все национальные общества Красного Креста и все народы обратят внимание своих правительств на необходимость сохранения жизни десятков миллионов, спасения десятков миллионов от страданий и разрушений и предотвращения ужасных катастроф, угрожающих разрушением материального и духовного богатства, накопленного веками, путем установления во всем мире таких правовых и международных отношений, которые исключили бы возникновение войн».
Наивно было бы полагать, что этот документ, текст которого, по всей видимости, был написан самим Раковским (об этом свидетельствуют присущие ему выражения и в целом неординарная форма), не был в основных положениях согласован с высшими советскими административными инстанциями. Но в то же время этот единственный общеполитический документ, с инициативой которого выступил Раковский за время своего менее чем четырехлетнего «интермеццо на свободе», отражал курс СССР на коллективную безопасность в Европе и предотвращение мировой войны, соответствовал как государственным интересам Советского Союза, так и эгоистическим интересам сталинской группы в данный момент. В то же время он являлся выражением внутренних убеждений автора.
Предложение советской делегации было воспринято участниками конференции с большим вниманием. Некоторые из них поздравляли Раковского с внесением резолюции огромной важности. По предложению принца Токугавы, председательствовавшего на заседании, который указал на «величину поднятой проблемы», проект был передан на рассмотрение в правовую комиссию. Японские газеты подробно изложили речь Раковского, акцентируя внимание на призыв к миру, с которым выступила советская делегация.[1456]
Правовая комиссия рассмотрела проект 24 октября. Было принято принципиальное решение о разработке не резолюции, а обращения о содействии сохранению мира, за которое голосовало большинство делегатов, включая руководителя советской делегации.[1457] 26 октября обращение о необходимости борьбы краснокрестных организаций за мир единогласно утвердило пленарное заседание. Окончательный текст отличался от первоначального советского варианта лишь незначительными деталями.[1458]
В Токио проходил живой обмен мнениями и вне заседаний. Делегаты и представители общественности с интересом знакомились с советской частью выставки международного Красного Креста и альбомом пионерского лагеря «Артек».[1459] 23 октября полпред СССР старый знакомый Раковского и бывший участник антисталинской оппозиции К. К. Юренев (на процессе 1938 г. Раковский будет обвинен в «преступном сговоре» с ним) дал прием в честь советской делегации. На нем присутствовали представители официальных кругов Японии, делового мира, искусства, печати.[1460]
25 октября состоялся банкет, устроенный японско-советским обществом, председатель которого бывший премьер Санто, высоко оценив деятельность советской делегации, выразил надежду, что она ознакомится с положением в Японии и познакомит с ним народы СССР. Выступивший с ответной речью Х. Г. Раковский указал на намерение делегации изучить общественную и интеллектуальную жизнь страны, так как она уверена, что «любой новый шаг, направленный к взаимному ознакомлению двух стран, должен вести к урегулированию тесных добрососедских отношений между ними». Перед этим советский Красный Крест пожертвовал значительную сумму денег населению районов Западной Японии, пострадавших от тайфуна. Эта акция была высоко оценена в стране. Раковский по этому поводу заявил, что помощь была «выполнением со стороны СССР краснокрестного долга», «слабым выражением глубокой симпатии народов СССР к японскому на роду».[1461] 26 октября советская делегация также устроила прием, на котором побывали делегаты конференции, работники дипломатических служб.[1462]
Х. Г. Раковский возвратился в Москву в начале ноября. Тучи над его головой стали сгущаться уже через полтора месяца, когда после убийства 1 декабря 1934 г. С. М. Кирова вслед за трехнедельными официальными заявлениями с обвинениями в этом преступлении белогвардейских террористов появилась новая версия о причастности к нему бывших лидеров оппозиции и когда были арестованы Г. Е. Зиновьев и Л. Б. Каменев.[1463]
Назревание кровавых событий в СССР хорошо ощущал Л. Д. Троцкий. Обычно сравнительно спокойные его дневниковые раздумья прерываются 30 марта 1935 г. следующими словами: «Готовятся какие-то новые практические шаги против “троцкистов”, как подготовка удара по каким-то более близким и интимным врагам сталинского бонапартизма… Подготовляется какой-то новый этап, по отношению к которому убийство Кирова было лишь зловещим предзнаменованием».[1464]
4. Накануне ареста
В условиях все более набиравшего силу в СССР политического террора Х. Г. Раковский вынужден был убедиться, что его попытка прекратить оппозиционную деятельность с восстановлением в партии при условии лишь частичного «разоружения» и без восхваления Сталина оказывается несбыточной. Летом 1936 г. перед ним встала дилемма – немедленная гибель или же зыбкая возможность самосохранения на неопределенный срок при условии полной политической капитуляции, политического самоубийства.
Такой поворот возник в связи с провокационным делом так называемого «антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра», по которому более полугода велось следствие, а сам процесс происходил в Военной коллегии Верховного суда СССР 19–24 августа 1936 г.[1465]
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});