Однажды рассказал он о своей работе во французской провинции на Луаре в начале века, о том, с каким трудом преодолевались предрассудки. «38° температура – и окно открыть?! Он же схватит “choud et froid”, то есть произойдет смешение тепла и холода, а от этого “получаются все болезни мира”. Вот и говори при таком понимании о физиотерапии, о проветривании комнаты».[1433] Злейшим врагом Раковского был малограмотный мэр Пьер Бланше, лечивший людей знахарскими приемами, например вгонявший в потолок гвоздь при зубной боли и успешно конкурировавший с врачами.[1434] Здорово, видно, досадила эта ничтожная личность Раковскому, если он через четыре десятилетия помнил его имя и фамилию!
Несколько раз Раковский намекнул на свое пребывание в ссылке на Алтае. Сказано это было довольно своеобразно – в виде указания на неиспользованные возможности климатического лечения в Восточной Сибири. «Я знаю, как неподражаемо и беспримерно солнце Восточной Сибири, – говорил он. – Воздух совершенно прозрачен и при морозе 35 и 40° к 12 часам лед начинает таять».[1435]
К воспоминаниям Х. Г. Раковский не раз обращался и в своих контактах с западными журналистами, что отмечал постоянный корреспондент французских газет «Тан» и «Пти Паризьен» в Москве Ж. Люсиани, выступавший под псевдонимом П. Берлан, который встречался с Раковским. Люсиани на долгие годы запомнились галантность, естественное благородство, широта познаний его собеседника.[1436]
Когда на рубеже 1935 и 1936 гг. Х. Г. Раковскому предоставилась возможность командировки для знакомства с периферийными исследовательскими институтами, он избрал города своей ссылки Астрахань и Саратов,[1437] тем более что поездка в Астрахань дала ему возможность встретиться с сыном Аскольдом, которому шел уже восьмой год.
3. На конференции в Токио
Х. Г. Раковский не входил в органы руководства Красного Креста СССР, хотя в массе публикаций о нем, появившихся с конца 80-х годов, ошибочно утверждается, что после возвращения из ссылки он стал председателем Союза обществ Красного Креста и Красного Полумесяца СССР или же в 1935 г. был «назначен» председателем Красного Креста.[1438]
Эти ошибочные данные, видимо, связаны с тем, что авторы, ничтоже сумняшеся, отталкивались от того факта, что Раковский руководил советской краснокрестной делегацией на международной конференции Красного Креста в 1934 г. Кроме того, ошибочные данные о том, что Раковский работал в Красном Кресте, имеются в его следственном деле, сохраняемом в Центральном архиве ФСБ РФ.
Отметим попутно, что ни тогда, ни позже казенная организация Красного Креста общественным авторитетом в СССР не пользовалась. Убедительным свидетельством этого является, например, тот факт, что просмотренные авторами этой книги специализированные журналы Красного Креста за 30-е годы (мы просматривали их для того, чтобы окончательно убедиться в вымышленности слуха о работе Раковского в этой организации) почти 50 лет пролежали на полках книгохранилища Государственной публичной библиотеки Российской Федерации (бывшей библиотеки им. В. И. Ленина) неразрезанными, то есть авторы были первыми читателями, которые с ними познакомились за шестьдесят с лишним лет. Анализ этих журналов, а также архивного фонда Красного Креста в ГАРФ, на изучение которого авторы затратили немало почти напрасно проведенного времени, позволил установить, что до осени 1935 г. председателем его Исполкома был А. С. Енукидзе, человек, близкий к Сталину, занимавший пост секретаря ЦИК СССР,[1439] который никакого участия в работе Красного Креста не принимал. Когда же Енукидзе впал в немилость «вождя», он был снят не только с высокого государственного поста, но и с должности руководителя «общественной» организации. До избрания нового председателя Исполкома обязанности председателя были возложены на его заместителя Варвару Акимовну Мойрову.[1440]
В течение почти всего 1936 г. готовился второй съезд организации. Осенью проводились областные, краевые и республиканские конференции, съезд был назначен на 5 октября, с отчетным докладом должна была выступить Мойрова. Но осенью 1936 г., очевидно по распоряжению НКВД, кампания прекратилась, о съезде вроде бы забыли.
28 июня 1937 г. в «Правде» появилась статья «Кто руководит Обществом Красного Креста», обвинявшая его руководителей в политической беспечности и слепоте. В тот же день президиум Исполкома принял покаянное постановление.[1441] Но это было лишь началом расправы. 27 августа 1937 г. на заседании Президиума ЦИК СССР под председательством М. И. Калинина был поставлен вопрос о работе Исполкома Красного Креста. По адресу Мойровой и других руководителей Исполкома прозвучали грубые оскорбления и обвинения,[1442] вслед за этим Мойрову «разоблачили» «в связи с вредителями»,[1443] и появилась фамилия нового исполняющего обязанности председателя Исполкома П. Г. Сазоновой.[1444]
До конца 1937 г. съезд Красного Креста так и не был проведен. В документах Красного Креста, даже тех, которые связаны с поездкой в Токио (к ней мы сейчас перейдем), фамилия Раковского нигде не упоминается вообще.
Мы подробно остановились на этом не имеющем существенного отношения к теме работы вопросе, чтобы убедить читателей в полной несостоятельности утверждения о причастности Раковского к руководству Красного Креста СССР.
Итак, не входя в руководство органов Красного Креста СССР, Х. Г. Раковский уже в самом начале своей работы в Наркомздраве, в октябре 1934 г., возглавил советскую делегацию, выехавшую на международную конференцию обществ Красного Креста, которая проходила в Токио.
По поводу командирования Раковского еще в конце июля было опубликовано небезынтересное сообщение ТАСС: «В середине октября текущего года в Токио открывается очередная XV международная конференция Красного Креста. Постановлением Совета Народных Комиссаров от 17 июля с[его] г[ода] на эту конференцию командируется делегация Союза СССР в составе тт. Раковского Х. Г., председателя делегации, и членов делегации: Мойровой В. А., Сабинина А. В., Найда В. А., Великанова И. М.»[1445]
В этом кратком сообщении привлекают внимание несколько моментов. Во-первых, опубликовано оно было за длительное время до конференции, и это свидетельствовало о неординарности такого рода контактов. Во-вторых, его публикация состоялась не сразу после принятия решения, а спустя 11 дней. В-третьих, назначение руководителем делегации человека, не имевшего никакого отношения к Красному Кресту (всеми остальными членами делегации были сотрудники его руководящих органов). В-четвертых, факт прямого вмешательства высшего органа исполнительной власти в дела организации, формально носившей общественный характер, что свидетельствовало о высочайшей степени бюрократической централизации, сочетавшейся с лицемерием. Впрочем, в других случаях решения принимались не на таком высоком уровне. Для сравнения отметим, что советская делегация на второй международный неврологический конгресс (1935) была назначена наркомом здравоохранения РСФСР.[1446]
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});