Надо полагать, что Х. Г. Раковскому, не только обладавшему боль шим организаторским опытом, но и публицистическим даром, принадлежала определенная заслуга в том явно повышенном общественном интересе к делам медицины и здравоохранения, который можно наблюдать в середине 30-х годов. Этот интерес выразился в публикации многочисленных материалов в центральной печати, в частности тематической полосы «Правды» «Повседневно улучшать медицинское обслуживание населения»,[1421] статей крупных ученых-медиков.
XVI Всероссийский съезд Советов рассмотрел в январе 1935 г. доклад Наркомздрава. В постановлении по этому вопросу специальный раздел был посвящен научным исследованиям. Идеи этого раздела – направить работу НИИ прежде всего на улучшение лечебного дела, борьбу с эпидемиями, разработку теоретических проблем медицины в неразрывной связи с практикой здравоохранения, широко развернуть научную работу медвузов, содействовать работе медицинских обществ, расширить международное сотрудничество[1422] – были теми главными направлениями, которыми прежде всего занимался Х. Г. Раковский с первых дней работы в Наркомздраве.
Летом 1935 г. в печати развернулась целая дискуссия по статье известного тогда писателя А. С. Серафимовича «Преступление врача».[1423] Должным образом не разобравшись в фактах, проявив, по существу дела, безответственность, автор выдвинул суровые обвинения против группы врачей и представил их оппонента Слободяника в качестве преследуемого носителя истины и прогресса в медицине. В связи с этим в Наркомате здравоохранения была образована специальная комиссия во главе с Г. Н. Каминским, в которую вошли Х. Г. Раковский, Н. Н. Бурденко, Д. Д. Плетнев и другие видные медики. Детально изучив представленные материалы, заслушав Слободяника и других лиц, комиссия пришла к выводу о том, что Серафимовичем была допущена серьезнейшая ошибка, что защищаемый им человек проявил недобросовестность, что его «открытия» не имели места.[1424] Иначе говоря, он был просто мошенником.
Сохранились обширные архивные материалы этой комиссии, в частности стенограмма ее заседания 16 июня 1935 г. Раковский выступал неоднократно. Он разъяснил, что Слободяник не представил в УМС необходимых материалов и чертежей по своим изобретениям, не довел их до необходимого уровня, неблаговидно вел себя, проявил склочность.[1425] Нарком Каминский изложил выводы комиссии в докладной записке на имя председателя СНК СССР В. М. Молотова.[1426] Следует признать, что в условиях, когда Серафимович принадлежал к литературной элите, поощряемой и облагодетельствуемой Сталиным, вывод медиков и то, что они добились публикации его в «Правде», были мужественными актами.
Летом 1936 г. был образован общесоюзный Народный комиссариат здравоохранения. Наркомом стал Г. Н. Каминский, сохранивший пост руководителя российского Наркомздрава.[1427] В связи с тем, что аппарат нового государственного органа вначале не создавался, Х. Г. Раковский возглавил в нем те же оба участка, которыми он руководил до этого в масштабе РСФСР.
Оценивая общественное положение Христиана Георгиевича, Л. Д. Троцкий 20 февраля 1935 г. сделал следующую дневниковую запись: «Раковский милостиво допущен на торжественные собрания и рауты с иностранными послами и буржуазными журналистами. Одним крупным революционером меньше, одним мелким чиновником больше».[1428] Это было весьма острое и далеко не вполне справедливое суждение, связанное в значительной мере с тем, что Троцкий тяжело переживал поворот Раковского. 25 марта 1935 г. в дневнике Троцкого появилась такая запись: «Раковский был в сущности моей последней связью со старым революционным поколением. После его капитуляции не осталось никого. Хотя переписка с Раковским прекратилась – по цензурным причинам – со времени моей высылки за границу, тем не менее фигура Раковского оставалась как бы символичной связью со старыми соратниками. Теперь не осталось никого».[1429]
«Мелким чиновником» Раковский не стал. Но и самостоятельной общественно-политической позиции теперь он не имел, да и не мог иметь в условиях самодержавного диктата Сталина. Х. Г. Раковский являлся теперь государственным деятелем общесоюзного масштаба, но среднего уровня, хорошо известным медицинской общественности, а также в более широких кругах, которые помнили о его прошлом, хотя обычно опасались говорить об этом публично. Когда летом 1935 г. чествовалось 30-летие восстания на броненосце «Потемкин», в статьях, посвященных юбилею, не было, разумеется, ни одного упоминания о том, что Раковскому принадлежали серьезные заслуги в оказании помощи потемкинцам в Румынии. На торжества, происходившие в Одессе, приглашен он не был.[1430]
В конце 1934 г. Х. Г. Раковский получил новые орденские документы[1431] в связи с обменом таковых. Сохранялась еще некоторая, становившаяся все более эфемерной возможность возвращения к широкомасштабной политической деятельности, но лишь в случае крутого поворота в развитии СССР, например внезапного исчезновения Сталина.
Шли годы. Х. Г. Раковский, проживший яркую, бурную жизнь, изобиловавшую острыми столкновениями, быстрыми изменениями обстановки, судьбоносными моментами, встречами с людьми, имена и деятельность которых были известны всему миру, чувствовал потребность рассказать о прошлом, отчетливо понимая ценность своих воспоминаний для истории. Мы знаем уже, что в ссылке он писал мемуары, которые в Москву с собой привезти не смог и которые, по всей видимости, погибли. О подготовке к изданию новых воспоминаний не могло быть и речи – их опубликовали бы только в том случае, если бы автор пошел на прямую и беспардонную фальсификацию, стал бы воспевать Сталина и клеветать на тех, кого тот сделал своими жертвами.
Отдельные мемуарные вкрапления прорывались в выступлениях Раковского на совещаниях ученых-медиков. Они, правда, носили лишь отчасти политический, а в основном бытовой характер. Выступая перед аспирантами в марте 1936 г., Раковский рассказал о том, как он и его товарищи в студенческие годы подходили к медицине «под углом зрения народничества», стремясь приобрести медицинские знания, чтобы затем идти в народ и помогать ему, вспоминал о своих встречах с В. И. Засулич.[1432]
Однажды рассказал он о своей работе во французской провинции на Луаре в начале века, о том, с каким трудом преодолевались предрассудки. «38° температура – и окно открыть?! Он же схватит “choud et froid”, то есть произойдет смешение тепла и холода, а от этого “получаются все болезни мира”. Вот и говори при таком понимании о физиотерапии, о проветривании комнаты».[1433] Злейшим врагом Раковского был малограмотный мэр Пьер Бланше, лечивший людей знахарскими приемами, например вгонявший в потолок гвоздь при зубной боли и успешно конкурировавший с врачами.[1434] Здорово, видно, досадила эта ничтожная личность Раковскому, если он через четыре десятилетия помнил его имя и фамилию!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});