сих пор не могу себе представить, как случилось, что я получил второй паспорт. Самым вероятным кажется, что где–то скрестились чьи–то интересы»[893]. Да уж, интересы скрестились, и весьма нешуточные: фактический «невозвращенец» Гамов получил в ответ на своё письмо официальное разрешение продлить на год свою зарубежную «командировку». Кто–то сильно за него молился. Мало того, Гамов обратился к протежировавшему его Молотову с требованием предоставить ему такой же статус, как у Петра Капицы: сохраняя гражданство СССР, постоянно жить с семьёй и работать за границей, лишь наезжая по необходимости на родину. Ответ Молотова на это обращение неизвестен. Реакция власти известна: в том же сентябре 1934 г., когда закончился срок командировки Гамова, в СССР был задержан находившийся здесь Пётр Капица, который навсегда потерял свой статус. Капица косвенно выразил своё раздражение поступком Гамова в письме Нильсу Бору от 15 ноября 1933 г.: «Невозвращение Гамова в Россию чрезвычайно затруднит получение разрешений на выезд для тех молодых русских физиков, которые хотели бы учиться за границей. Это представляется мне основным доводом против подобного шага. Сейчас примерно десять молодых физиков хотели бы выехать за границу, и этот вопрос рассматривается в настоящее время. Но если Гамов останется в Европе без разрешения русского правительства, это очень им повредит»[894]. Капица тогда ещё не вполне сознавал, насколько это повредит ему самому.
Юрий Лисневский по этому поводу размышляет несколько туманно и загадочно: «Можно представить себе такую ситуацию. Когда стало ясно, что Гамов, добивавшийся для себя “статуса Капицы” (письмо В. М. Молотову, см. также переписку Гамова с Капицей. — С. З.), не вернётся, было осуществлено “задержание” в России Капицы — основателя такого статуса. Тем самым ценой уже реализовавшейся потери Гамова, а может, взамен такой потери, для страны приобретался Капица и ликвидировался сам этот статус, столь необычный для нашей страны и соблазнительный для других советских учёных. Естественно, подобные действия должны были осуществляться по решению самых высоких инстанций. Пожалуй, мы не ошибёмся, если скажем, что это было сделано с санкции Сталина»[895]. Остаётся не снятым главный для этой истории вопрос: так что же на самом деле имело место — обмен или размен? И вообще: теряла ли страна Георгия Гамова, задерживая Петра Капицу?
* * *
Историк науки Валентин Белоконь в беседе с журналистом Андреем Павловым чисто по–евангельски поведал «с кровли» то, о чём втихомолку толковали наиболее информированные люди из числа бывших друзей и знакомых Георгия Гамова: «Георгий Гамов исчез за кордоном в 1934‑м — то ли просто сбежав, то ли будучи завербованным НКВД под страхом расправы за “антимарксистскую” (вместе с Иваненко) деятельность. Кстати, нельзя с порога отбросить версию, что именно от Гамова к Сахарову попали секреты термоядерного оружия: основным автором принципов водородной бомбы был польский математик Станислав Улам — закадычный и единственный в Лос–Аламосской атомной лаборатории друг Гамова»[896]. Белоконь ошибся: другим закадычным другом и соавтором Гамова с 1930 г. был один из создателей водородной бомбы, венгерский еврей Эдвард Теллер, которому Гамов проторил дорогу в Америку и вместе с которым Гамов участвовал в реализации Манхэттенского проекта.
В своей автобиографии Гамов отмечал: «Более обширной была моя связь с Лос–Аламосской лабораторией после 1949 г., когда я прошёл проверку на благонадёжность. Я воспроизвожу здесь почтовую открытку д-ру Норрису Бредбери, директору Лос–Аламосской лаборатории. Эта открытка стала моим ответом на официальное приглашение принять участие в работе над бомбой деления в Лос–Аламосе. Другие два рисунка — по существу дружеские шаржи. Первый — карикатурные портреты моих добрых друзей Эдварда Теллера и Станислава Улама, которые известны как отец и мать водородной бомбы, а второй имеет отношение к тому времени, когда президент Трумэн ещё колебался, сказать да или нет разработке водородной бомбы. Пожалуй, вот и всё о моей военной деятельности»[897]. Два шаржа. Вот и всё, что сохранилось от этой захватывающей истории…
Это — в стиле Георгия Гамова.
Земляной Сергей Николаевич (1949-2012) — российский философ
Пламенные банкиры в пыльных шлемах
Н. И. Кротов
Кротов Николай Иванович — генеральный директор АНО «Экономическая летопись», специалист по экономической истории
Просто жизнь моя — манеж,
Ну а вы, мой друг, мне кажется, зритель.
Ю. И. Визбор. Манеж
И комиссары в пыльных шлемах
Склонятся молча надо мной.
Б. Ш. Окуджава. Сентиментальный марш
Существовала такая присказка — «Нельзя выжатую зубную пасту вернуть в тюбик». С жестяным такой фокус не был возможен, с пластиковым тюбиком, пожалуйста.
Принято заявлять, что история не имеет сослагательного наклонения. Свершённого действительно не вернуть. Но история — это наука о граблях, и если мы не будем исследовать альтернативы пережитых нами событий, то будем вновь и вновь наступать на этот русский тренажёр. Рассматривать разные «если бы» да «кабы» нужно не для того, чтобы наказать виновного (или по крайней мере не только для этого), а для того, чтобы повторно не совершать похожие ошибки. «Родовые травмы» человека исследуют, чтобы знать, как лечить их последствия.
Особенно интересно, какое влияние оказывает на происходящее субъективный фактор. Как в критические моменты истории он выходит на первый план.
Я неоднократно писал о том, как создавалась современная банковская система[898], сегодня же давайте посмотрим, как появилась её предшественница 1920‑х годов. Сделаем мы это на примере трёх основных банков того периода: Госбанка, Промбанка и Внешторгбанка.
Госбанк в стране хозяин
Как–то Виктору Владимировичу Геращенко, ещё председателю правления Госбанка СССР, предложили повесить в банке портреты предшественников. Он начал разбираться и убедился, что весь начальный советский период работы Госбанка СССР представляет собой белое пятно!
Печальна судьба многих руководителей главного банка страны. Скажу только, что ни один из них (!) не доработал весь положенный ему срок.
За 90 лет председателями Госбанка СССР, Центрального банка РСФСР, Центрального банка РФ становились 26 человек. Семеро из них были расстреляны, один предусмотрительно попросил политического убежища в Англии, другой оказался членом «антипартийной группировки», ещё один умер во время исполнения обязанностей. Остальных отправляли в отставку без серьёзных для них последствий. Только в 2013 г. председатель Банка России Сергей Михайлович Игнатьев создал прецедент выживаемости.
11 (24) ноября 1917 г. управляющий Государственным банком (с 1914 г.) Иван Павлович Шипов (1865-1920) отказался признать советскую власть и был уволен за саботаж без права на пенсию. С этого началась история банковской системы новой России.
До Госбанка СССР с ноября 1917 г. по январь 1920 г. в составе Наркомата финансов существовал Народный банк РСФСР. Его руководители долго не задерживались на