Пути обучения аспирантов только еще нащупывались. К середине 1935 г. стала ясной необходимость квалифицированной проверки того, чем они овладели за первый год обучения. В связи с этим в конце мая 1935 г. Раковский направил директорам НИИ письмо о необходимости проверки работы аспирантов с отчислением неуспевающих каждые шесть месяцев.[1360] Председателем центральной проверочной комиссии стал Х. Г. Раковский.[1361]
В марте 1936 г. управление научных институтов Наркомздрава провело совещание аспирантов центральных научно-исследовательских институтов. Вступительным словом его открыл Х. Г. Раковский, призвавший участников откровенно говорить о причинах недостатков в подготовке научной смены.[1362]
Он же выступил с основным докладом,[1363] уделив внимание значению подготовки научных кадров в области медицины и выразив в то же время неудовлетворение состоянием советской аспирантуры, по крайней мере в той области, которой непосредственно занимался.
Знакомясь с критическим анализом Христиана Георгиевича, невольно ловишь себя на том, насколько сходны раскрытые им реалии с положением в этой области в наши дни. Поистине, новое – это хорошо забытое старое, или, точнее говоря, на протяжении многих десятилетий старые пороки остаются непреодоленными! Многие аспиранты, говорил Раковский, не знают удовлетворительно даже одного иностранного языка, плохо владеют основополагающими научными отраслями – физикой, химией, биологией, биохимией, да подчас и клиническими дисциплинами. Неудовлетворительно материальное положение аспирантов. Поступающий получал как бы кару за то, что стал аспирантом, ибо ему платили теперь меньше, чем если бы он оставался на прежней практической работе.[1364]
Отмечались и другие недостатки, причем докладчик даже походя затронул «святыню» – общественно-политическую деятельность, указав на чрезмерную загрузку аспирантов различными заданиями, не имеющими отношения к обучению, их участие во всевозможных кампаниях и т. п. Наконец, указывалось на «уродливую узость» подготовки аспирантов. «Нельзя допускать, чтобы аспирант изучал только паталогическую анатомию четвертого желудочка», – иронически воскликнул Раковский[1365] и сравнил будущих советских ученых с героями Свифта – учеными острова Лапутия, у которых развилось косоглазие, потому что они все время смотрели вверх.
Раковский внимательно слушал участников этого совещания, несколько раз брал слово, углублял и уточнял основные положения своего доклада.[1366]
В комнате 214 на Ильинке, 10 – кабинете Раковского – обсуждались и решались многие острые и сложные вопросы развития медицинской науки.
Став заместителем председателя Научного медицинского совета (председателем по должности являлся нарком) и начальником управления научных институтов, Х. Г. Раковский принимал деятельное участие в организационной работе высшей аттестационной комиссии Наркомздрава, которая, согласно постановлению Совнаркома СССР от 13 января 1934 г. «Об ученых степенях и званиях», готовила дела о присуждении ученой степени доктора и кандидата медицинских наук и ученых званий профессора и старшего научного сотрудника.[1367] А вслед за этим издавались приказы наркома здравоохранения об утверждении в этих ученых степенях и званиях.
Хотя в первые два года работы в Наркомздраве Раковский не входил в состав Высшей квалификационной комиссии, он с самого начала фактически руководил ею. Приказом наркома от 5 июля 1936 г. он наконец был введен в состав комиссии.[1368] В архивных делах Наркомздрава РСФСР мы встречаем целый ряд материалов о присвоении ученых степеней и званий сотрудникам медицинских вузов и научно-исследовательских институтов в соответствии с решениями этой комиссии.[1369]
Работа обоих органов, которыми руководил Х. Г. Раковский, была тесно связана, но, судя по архивным материалам, наибольшее внимание он уделял Научному медицинскому совету, который вскоре после его назначения стал именоваться Ученым медицинским советом (УМС) в связи с разработкой, а затем утверждением нового положения об этом совете, в состав которого входили крупнейшие советские врачи-исследователи.
Раковский возглавлял и координировал всю работу по подготовке нового положения. УМС становился высшим консультативным научным медицинским органом, его решения – обязательными для научных медицинских учреждений.
Утвержденное 28 августа 1935 г. наркомом положение определяло функции, состав, организацию работы УМС.[1370] В том же 1935 г. по предложению Раковского, составленному совместно с профессорами В. М. Броннером и Н. Н. Бурденко, был утвержден состав УМС, в который вошли 158 деятелей медицины.
Коллеги и друзья понимали, что в условиях все более набиравшего с 1936 г. силу сталинского террора каждое неосторожно брошенное слово, особенно по отношению такой одиозной фигуры, каким для сатрапов «вождя» стал бывший оппозиционный лидер, берется на заметку и может оказаться роковым для того, кто его произнес.
И тем не менее видный хирург Н. Н. Бурденко в одном из официальных докладов на заседании совета Научного медицинского общества 1 июня 1936 г. специальный фрагмент посвятил деятельности Х. Г. Раковского, о котором отозвался очень высоко.[1371] Весьма уважительные ссылки на мнение Раковского мы находим в выступлениях профессоров М. П. Кончаловского, В. Д. Чаклина[1372] и других. Мужеством со стороны руководства Наркомздрава было награждение Раковского почетной грамотой к 1 мая 1936 г.[1373]
С некоторыми видными учеными установилась и личная дружба. Тесные взаимные симпатии характеризовали взаимоотношения с Игнатием Николаевичем Казаковым, видным экспериментатором, опыты которого неоднократно обсуждались органами Ученого медицинского совета Наркомздрава. Казаков, болгарин по происхождению, жил в том же доме, что и Раковский, и нередко по вечерам заходил к нему побеседовать. Подчас бывала в доме Раковского и физиолог Лина Соломоновна Штерн, внимательно выслушивавшая его советы и мнения в области организации науки. И. Н. Казаков лечил Раковского созданными им лекарственными препаратами – лизатами[1374] – продуктами гидролиза различных тканей, которые использовались тогда при самых разных заболеваниях и в целях общего укрепления организма (надежды на терапию лизатами не оправдались, позже они перестали изготовляться и применяться). Как и Плетнев, Казаков станет вскоре подельником Раковского на судебном фарсе 1938 г., а Штерн окажется одной из главных подсудимых на провокационном процессе по делу Еврейского антифашистского комитета уже в начале 50-х годов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});