решающего штурма.
Фары «виллиса», на пониженной скорости колесившего по шоссе, выхватывали из темноты, уплотнённой снегопадом, кочующие упряжки артиллеристов, грузовики, всадников, тягачи с пушками, корпусные танки, — растянутую на несколько километров маршевую колонну. Комкор Горшков, укутавшись в бурку, сидел, как обычно, впереди. Привалову, приютившемуся с начштабом Дуткиным за его спиной, было слышно сквозь гул мотора, как генерал, будто чему-то неприятно удивляясь, хмыкал, переводил дыхание. Бессонница тяжелила веки, и Никифор Иванович прикорнул было к дверце, но машину резко занесло на дороге, — и дрёма сменилась безотчётной тревогой. Ещё вчера они ехали в обратном направлении, к Эстергому, спешили вместе с корпусом навстречу танковой дивизии «Викинг». Отломав сотню вёрст, донцы с марша вступили в бой, остановили врага. И тут же был получен новый экстренный приказ командования! Корпус передал боевые позиции пехотинцам, опять спружинил в тесную колонну и двинулся обратно. Негаданная гололедица выстеклила дорогу. Только цепи на колёсах позволяли как-то ползти генеральскому автомобилю, а лошади, ступавшие по обочинам, по твёрдому зеркалу шоссе, скользили, падали, раня себя и всадников. На подъёмах рёвом ревели тягачи и грузовики, подталкиваемые бойцами, клубы дыма выбрасывали карабкающиеся тридцатьчетвёрки. Ночь скрывала от самолётов, но и затрудняла ориентацию маршевиков. Под уклон юзом скатывались машины, подводы, тяжёлые пушки, увлекая за собой упряжки и калеча лошадей. В одном месте «виллис» цокнулся с армейской кухней, крутнулся, но шофёр, бывалый казак, умело удержал машину на насыпи...
— Комиссар! А, комиссар! — бодро окликнул Горшков, сдвинув папаху и полуобернувшись назад. — Ты посмотри, какая дорога! Каток. Казаки ещё так-сяк, а лошади... Загубим лошадок! За двое суток, считай, отмахали двести вёрст. Да ещё повоевать успели. Как будто казаки из железа. Конечно, в штабе фронта видней. Но какого чёрта было нас гонять? Ведь сразу нашли замену у Эстергома, когда припекло.
— Очевидно, оперативная ситуация на юге осложнилась, если так срочно перебрасывают, — предположил Дуткин, распрямляя уставшую спину и украдкой зевая. — По данным разведки, 4-й танковый корпус СС отступает на запад. Будем догонять!
— Я тоже так думаю, — поддержал Привалов. — Немцы выдохлись. Преследование вполне оправданно.
В светлом коридоре фар показалась группа конников, и пришлось приостановиться, пока они, понукая оскальзывающихся лошадей, уступили дорогу.
— А мне что-то не по душе это наступление! — проворчал Горшков, протирая лобовое стекло ладонью. — Гололёд лишил нас манёвренности. Самолёты не летают из-за облачности и тумана. Как проверить данные разведки? Сдаётся, что генерал Балк, как истинный потомок тевтонцев, готовит выпад. И, мороча нам головы, имитировал наступление на Эстергом. Согласитесь, что силёнок у немцев там маловато.
— Да, ситуация неопределённая, — подумав, рассудил Дуткин. — Я, честно сказать, не совсем понимаю последний приказ. Как можно атаковать, вести наступление, не зная о силах противника?
— А так и будем действовать, на своё усмотрение, — жёстко ответил Горшков. — С кондачка легко решать!
Оторвавшаяся вперёд машина охранения замаячила красными стоп-сигналами. Поредевший снег позволил рассмотреть в озарении фар, как верхоконный казак, склонившись, что-то объяснял вылезшему из машины начальнику охраны. Майор, подняв руку, отворачивая лицо от секущей льдистой крупки, побежал к машине комкора. Всадник тронул игручего жеребца с запорошенной гривой следом. Горшков, приспустив стекло, выслушал охранника, громко крикнул вестовому:
— Что случилось? Докладывай...
— До вас я, товарищ генерал! — напряжённым голосом чеканил усатый молодец, осаживая коня. — Командир головной заставы приказал доложить, что впереди такой бой, что земля дрожит! Гремит страшенно! И навроде в правую сторону заворачивает...
— Это же у Гардоня! — всполошился Дуткин.
Горшков, чуть помедлив, строго приказал:
— Скачи назад! Занять оборону! Корпус дальше не пойдёт! Живо! Да пусть вышлет разведку...
Не согласуя действия со штабом фронта, Горшков на свой страх и риск остановил корпус. То, что лишь смутно подсказывали чутьё и фронтовой опыт, обрело ясность и масштабность реально возникшей угрозы. Слева, вдоль берега Дуная, от Дунапентеле шли танки эсэсовского корпуса, как сообщалось в полученном ранее приказе. И казаки направлялись именно им навстречу, полагая, что они прикрыты с тыла. Однако бой, в который вступил правофланговый полк у Гардоня, обнажил замысел Балка! Немцы дальним охватом с флангов намеревались заманить донцов в смертельную западню. Атаковать маршевую колонну!
В первом же селе комкор расположил штаб, назначил срочное совещание. В большой комнате придорожного особняка, у стола, на котором пестрела красно-синими стрелками топкарта, стояли втроём. Горшков вытянул пальцы правой ладони и, доверяя только своей выверенной четверти — ровно двадцать шесть сантиметров! — прошёлся вдоль очертаний Балатона, Веленце и напоследок упёр средний палец в ленту Дуная:
— Здесь! Значит, вся полоса обороны корпуса около двадцати километров. На правом фланге займёт позиции дивизия Крутовских. Каполнашниек — берег озера Веленце — Кешвеленце. В центре — дивизия Григоровича. От Дьёрдя до Соентпетера. А к Дунаю примкнёт дивизия Сланова. Как будем строить оборону, Алексей Иванович?
Дуткин, облокотившись, прилёг на стол, склонил лицо к самой карте. Каждый из генералов осознавал тяжелейшие последствия даже малой ошибки.
— Учитывая большую протяжённость линии обороны, думаю, будет правильно, если мы расположимся в один эшелон.
— Согласен, — бросил комкор, оглядываясь на входивших и представлявшихся командиров. — При этом каждая дивизия построит свои боевые порядки в два эшелона. Корпусную артиллерию рассредоточим в полках. Силы должны быть распределены равномерно, чтобы танки не нащупали даже малую прореху обороны.
Тем временем подъехали и командиры дивизий. Едва Горшков открыл совещание, как прибыл рассыльной офицер из штаба фронта. Вскрыв засургученный пакет в присутствии подчинённых, комкор пробежал глазами донесение. И по меняющемуся, сосредоточенно-строгому выражению его лица офицеры догадались, что ситуация хуже некуда.
— Вчера немцы прорвали нашу оборону. От Оши до Балатона идут ожесточённые бои. Первоначально, в Эстергоме, мне сообщили, что немцы лишь вышли к Дунаю. Теперь же выяснилось, что противник гонит несколько сотен танков вдоль берега к нам. Он уже у Адоня! Мы перешли в оперативное подчинение командующего 4-й ударной армией Захарова. Приказано немедленно занять оборону в полосе от озера Веленце до правобережья Дуная.
— Вот так подарочек! — шепнул Привалов на ухо Григоровичу. — Помнишь, с ним на Миусс воевали? И снова! Будто Восточный фронт с воробьиный нос. Известно, как Захаров к нам относится!
Последние слова услышали многие, в их числе и Горшков. Он завершил фразу о личной ответственности командиров за выполнение приказа и повернулся к Привалову.
— Известно, Никифор Иванович. Но дело в том... — комкор потряс штабной бумагой. — Ни у Толбухина,