и в авиации.
2 января 4-й танковый корпус СС в составе пяти дивизий атаковал русских из района Комарно, навстречу ему — с окраины Буды — пробивались сквозь заслон врага 13-я танковая дивизия, 8-я кавалерийская и мотодивизия. Лишь благодаря привлечению резервов и чудовищным потерям сталинцам удалось удержать свои позиции.
Второй контрудар по Будапешту немецкие танки нанесли 7 января, он был ещё мощней! Целую неделю наши дивизии сражались беспрерывно и отважно. Однако, по штабным данным, плотность русской артиллерии на одном километре фронта составляла от 30 до 50 орудий! Пожалуй, такого скопления пушек ещё не случалось в ходе всей войны. Надежды на поддержку люфтваффе не оправдались.
Генерал-полковник Гудериан, обращаясь ко мне, заметил, что оперативная обстановка у Балатона может потребовать привлечения сил группы армий «Ф». В частности, танковых и кавалерийских соединений с целью выхода во фланг наступающим Советам. Не исключено скорое использование дивизии фон Паннвица.
Негаданно встретился и долго беседовал с генералом Штаффом, с кем воевал ещё два года назад на Кавказе. Он был зван на рождественский ужин в берлинскую рейхсканцелярию, куда перенесена Ставка Гитлера. Фюрер нездоров. Главнокомандующим фактически стал Гиммлер. Они оба отвергли доводы Гудериана о близком наступлении русских в Польше и — поплатились. Гиммлер, рейхсфюрер СС, совмещает должности министра внутренних дел, начальника полиции, командует Армией резерва и группой войск «Верхний Рейн». Такая перегруженность едва ли целесообразна.
Гражданское управление страной негласно взял на себя Геббельс. Они между собой дружны и направляют действия фюрера в нужное для себя русло. Их поддерживает Йодль. Я преклоняюсь перед его оперативным талантом. Но и он совершил непростительную ошибку, направив освободившиеся в Норвегии войска на запад, а не в Польшу. Йодль боялся в Арденнах потерять инициативу. А в итоге там нас остановили. И в Силезии некому отражать атаки Советов!
Я отнюдь не сентиментален. Однако, оставшись сегодня в одиночестве в номере офицерской гостиницы, долго молился Деве Марии. Её заступничество и помощь так необходима всем нам. Если герои-танкисты пробьются к двухсоттысячному гарнизону Будапешта, что позволит развернуть фронт, — многое может измениться в нашу пользу».
8
Последняя военная зима выдалась на Дону перепадчивой. Бойкая пороша сменилась декабрьской теплынью. Под Новый год заметелило. Снега легли богатейные, пуховые. В полдень на солнце отпускало, мокрели дороги. Бражно пахло вишнёвой корой и соломой. Веселели, подавали голоса синички. А к ночи тени густо заволакивали хутор и левады, каменел снежный наст, — в яркозвездной шапке незримо приходил из степи дедушка мороз, курил печными трубами, узорил окна. За ним прибегали зверушки. Однажды зайчиные петли Лидия обнаружила за стеной летницы, возле чегарника. Эти заросли дикой вишни были изрядно обглоданы. С того дня Жулька бегала на длинной цепи, отпугивая косоглазую братию...
В начале февраля задождило, распустило грязь. А у Дагаевых, как нарочно, подсвинок подмёл все кормовые припасы, с голодухи грыз даже нарубки камышин и вербную лозу. В первую же захолодь хозяйки наметили с кабанчиком покончить.
Морозец поджал аккурат в воскресенье, когда дядька Михаил Наумцев был свободен. Он пришёл к Дагаевым с помощником, тоже пчеловодом, приехавшим из райцентра, Петром Андреевичем Ходаревым. Невысокий, ладно скроенный гость, ещё не старый, одетый по-благородному, вежливо поздоровался с тёткой Устиньей, Таисией и приглашённой к ним Лидией. А из оклунка, прихваченного с собой, вначале достал старую фуфайку и треух. Переоделся. Потом вынул завёрнутые в тряпку два ножа с деревянными ручками. Михаил Кузьмич, пришедший из дому в затрапезной одежде, в телогрейке и кроличьей потёртой шапке с опущенными ушинами, взял один на выбор, попробовал лезвие пальцем:
— Ого! Хоть брейся.
Приезжий свёл густые брови и слегка улыбнулся в щетинистую бородку.
— А как же! Приходилось в окопах шашкой бриться. Сам Брусилов к нам на смотр приезжал.
Незнакомый человек, а с первого взгляда, с первых слов Лидия почувствовала к нему уважение. В осанке, в уверенных движениях пчеловода ощущалось достоинство, внутренняя сила. Подметила Лидия, что он абсолютно лишён суесловия.
Федюньку разбирало нетерпение. Он знал от матери и Таньки, что будут резать кабанчика, и с любопытством поглядывал на соседний двор, крутился возле плетня. Наконец из хаты вышли бабка Устинья, дед Мишка и чужой человек в треухе, с тёмными усами и бородкой, немного похожий на цыгана. Они направились к свиному закуту, хрустя по снежной дорожке. Подле него был приготовлен стог курая и мелкого камыша. Федюнька перелез через плетень и подступил к дурно пахнущему свинюшнику. В дверь было видно, как бабка и дед Мишка руками и коленями толкали подсвинка в бок, тесня наружу, а цыган тащил за налыгач, петлёй затянутый на задней ноге бедняги. Тот, чуя недоброе, сопротивлялся, отбрыкивался, норовил стать к выходу задом. Хозяйка, тяжело дыша, разжалобившись, ушла в хату. А дядьки стали Ваську лупить, с трудом выгнали во двор. Поорав, он успокоился, захрюкал. Прошёлся вдоль дорожки, двигая пятачком, принюхиваясь к незнакомым запахам снега и ветра. Грязнобокий, с розовыми лопушистыми ушами хрюша вызывал у Федюньки жалость. И вместе с тем замирало в груди от ожидания дальнейшего. Мальчуган во все глаза смотрел то на дядек, то на кабанчика, ступающего на раздвоенных копытцах.
— Подсекай за левую переднюю. А я — верёвкой, — приказал деду Мишке его напарник, и они разом завалили подсвинка на правый бок.
Оба кинулись сверху, придавили, не давая вывернуться. Чужой дядька выхватил из-за голенища сапога нож. Кабанчик пронзительно заблажил, но рука цыгана вмиг оборвала его крик, вогнав лезвие под задранную кверху переднюю ногу. Натужный смертельный хрип сильно испугал Федюньку, он отвернулся, отошёл к забору. Острое неприятное волнение, чуть было не выжавшее слёзы, снова сменилось любопытством. Казачонок подошёл к заснеженной площадке, на которой длинным и приплюснутым поленом, наливаясь мертвенной желтизной, уже застывал подсвинок. Вскоре его оттащили от лужицы дымящейся и загустевающей крови и животом книзу распластали на дорожке. Резальщики снегом отёрли кровь с рук и принялись смолить тушу. Навильники курая и камыша подбрасывали то на бока, то на спину и рыло, следя, чтобы пламя равномерно палило щетину. Цыган пробовал, соскребал ножом копоть со шкуры, по коричневато-жёлтому оттенку и твёрдости определяя её готовность. Смолили долго, пока не сожгли весь стог. Потом задубелую тёмную тушу уложили на старую дверь. Принесли два ведра горячей воды. И, поливая из кружек, принялись очищать, скоблить её. По всему двору пахло палёной щетиной, пеплом, пряной кровью. А дядьки деловито шуршали ножами по шкуре, время от времени вытирая их тряпкой. Когда вся туша сделалась