Ева задумчиво потягивала пепси и разглядывала шумную разноцветную толпу.
— Придется нам снова поговорить с Фокксом. Сегодня днем мне опять надо в суд, а вы возвращайтесь в участок, просмотрите протоколы обыска, поторопите медэкспертов с результатами вскрытия. Не знаю, за что там можно будет зацепиться, но их отчет мне нужен к концу дня. К трем я закончу дела в суде. Мы навестим квартиру Фицхью и попробуем узнать, почему Фоккс забыл рассказать про визит Баствик.
Пибоди отложила свою еду и аккуратно записывала полученные директивы в блокнот.
— Вот я вас спросила, почему вам не нравился Фицхью. Мне было интересно узнать, не труднее ли работать, если ты недолюбливал погибшего.
— У полицейских не должно быть личных чувств… — Ева вздохнула. — Чепуха все это. Просто прячешь свои чувства в карман и делаешь дело. Работа такая. И даже если я считаю, что тип вроде Фицхью заслужил такой конец, я должна выяснить, как и почему это произошло.
Пибоди понимающе кивнула.
— Другой полицейский на вашем месте закрыл бы дело сразу. Самоубийство, и точка.
— Но мы с вами, Пибоди, не такие.
Ева взглянула в сторону улицы, где столкнулись два автомобиля. Зазвенело разбитое стекло, оба водителя выскочили из своих покореженных машин и стали орать друг на друга.
Ева спокойно доедала свой ленч, а водители становились все более агрессивными. Вокруг, как назло, не было видно ни одного полицейского. Мрачно усмехнувшись, Ева скомкала картонный поднос и передала его Пибоди.
— Бросьте все в мусоросборник, а потом поможете мне разобраться с этими идиотами.
— Мэм, у одного из них в руках бейсбольная бита. Может, мне вызвать подмогу?
— Не надо. — Ева встала, потирая руки. — Сама разберусь.
Когда несколько часов спустя Ева выходила из здания суда, плечо еще немного ныло. Обоих водителей к этому времени скорее всего уже освободили, чего уж точно не случится с детоубийцей, по делу которой давала показания Ева. Этой стерве грозило как минимум пятьдесят лет заключения. Что Еву радовало.
Она повела плечом и поморщилась от боли. Шофер вовсе не собирался ее калечить, он хотел только размозжить голову своему противнику, а Ева попала под руку. И все же, пожалуй, справедливо, что их обоих на три месяца лишили водительских прав.
До здания суда ее довезла Пибоди, но теперь приходилось с больным плечом вести машину. Впереди ехал туристический автобус, из которого доносились выкрики — как всегда, о весах правосудия. «И все-таки, — подумала Ева, — порой эти весы, хоть ненадолго, но уравновешиваются».
Загудело устройство связи.
— Даллас слушает.
— Это доктор Моррис.
Еве нравилось работать с этим медэкспертом, у которого были совиные глаза с тяжелыми веками, короткая аккуратная бородка и зачесанные назад иссиня-черные волосы. Еве он нравился. Иногда она злилась, что Моррис медленно работает, но делал он все удивительно тщательно.
— Вы закончили отчет по вскрытию Фицхью?
— У меня возникла одна проблема.
— Проблемы меня не интересуют. Меня интересует отчет. Может, вы перезвоните ко мне в кабинет? Я как раз туда еду.
— Нет, лейтенант, вы едете к нам. Мне необходимо вам кое-что показать.
— У меня нет времени заезжать в морг.
— Постарайтесь его найти, — сказал доктор Моррис и отключил связь.
Ева скрипнула зубами. «Какой зануда», — мрачно подумала она, но маршрут изменила.
Снаружи здание городского морга в Нижнем Манхэттене походило на такие же каменные коробки контор по соседству. Его специально перестроили, чтобы оно не выделялось: никому не нравится думать о смерти, портить себе аппетит, выскакивая в обеденный перерыв в закусочную на углу. Подумаешь о телах, распластанных на оцинкованных столах в прозекторской, и кусок в горло не полезет.
Ева вспомнила, как впервые вошла в черную железную дверь морга: ее вместе с другими новобранцами привезли ознакомиться с этим заведением. В отличие от многих своих соучеников, она уже встречалась со смертью лицом к лицу, но никогда раньше не видела, как расправляются с трупами в морге.
В одной из прозекторских была галерея, с которой студенты, новички-полицейские и журналисты могли наблюдать процедуру вскрытия. Кроме того, перед каждым креслом стоял монитор, показывающий происходящее крупным планом. Не у всех, правда, хватало мужества за этим наблюдать. Большинство второй раз сюда не приходило, а некоторых и вовсе приходилось выносить.
Ева тогда вышла на своих ногах и возвращалась сюда неоднократно, но визитов в это заведение старалась по возможности избегать.
На сей раз ей нужно было идти не в анатомический театр, а в лабораторию С: там в основном работал доктор Моррис. Ева прошла по коридору с кафельными стенами и зелеными полами, где, как всегда, пахло смертью. Этот запах невозможно было уничтожить никакими дезинфекционными средствами, он сочился из любой щели, из-за каждой двери, напоминая попавшим сюда о бренности жизни.
Медицина победила множество болезней, а новейшие технологии помогали человеку и в старости выглядеть привлекательно. Теперь смерть можно было встретить без морщин, без старческих пигментных пятен на руках, без распухших от артрита суставов. Но все же рано или поздно она настигала любого.
Для большинства попавших сюда это случалось раньше, чем хотелось бы.
Лаборатория представляла собой маленькую и мрачную, всю заставленную каким-то оборудованием комнату без окон. На металлическом подносе были выложены в ряд устрашающего вида инструменты: скальпели, ножницы, пилки, зажимы. Посреди комнаты стоял стол, опутанный пластиковыми трубками, по которым жидкости для анализа поступали в вакуумные контейнеры. На столе лежало тело Фицхью, располосованное крест-накрест.
Моррис в белоснежном халате сидел, уставившись в монитор. Ева понимала, что, поскольку он связался с ней лично, а не через лаборанток, случилось что-то необычное.
— Доктор Моррис!
— А-а-а, лейтенант, — ответил он, не оборачиваясь. — Никогда ничего подобного не видел, хотя вскрытия провожу уже лет тридцать, не меньше. — Он развернулся, не вставая с вертящегося стула. Под халатом у него были широкие прямые брюки и футболка — и то, и другое ярких, даже кричащих цветов. — Неплохо выглядите, лейтенант.
Он улыбнулся ей — легко и обаятельно, — и она улыбнулась в ответ.
— Да и вы выглядите замечательно. А где же ваша борода?
— Сбрил. Решил, что она мне не идет. — Доктор провел ладонью по гладковыбритому подбородку. — Но, оказывается, я терпеть не могу бриться. Как прошел медовый месяц?
Ева машинально сунула руки в карманы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});