тут же поставил небольшой эксперимент: достал арбалет и попробовал натянуть тетиву вручную. Получилось, в общем-то, даже без надрыва. Удовлетворённо хмыкнув, он повесил его обратно за спину.
Оглядел Михаил и засунутую за голенища сапог пару метательных ножей и остался весьма доволен идеальной балансировкой клинков. И под самый занавес он вытащил из ножен меч, не такой впечатляющий, как у предыдущего участника шоу, но зато именно под его руку. А вот чего у него не было, так это щита. Но он не стал сильно переживать по этому поводу. Просто тактику надо будет применять совершенно другую, и всё.
А после осмотра своих вещичек он начал ознакомление с окружающим миром. Впечатления и ощущения тут же нахлынули на него бурной рекой. И прежде всего — запах нечистот, выливаемых прямо в сточные канавы у домов. Он брезгливо поморщился. Да, средневековье — оно в книжках только всё такое чистое и благородное, что куда бы деться, а на самом деле — вонь, антисанитария и невежество, переходящее местами в варварство. Он передёрнул плечами и постарался абстрагироваться от отрицательных моментов, надеясь, что принюхается в конце концов.
На ходу он стал разрабатывать и стратегию своего поведения в этом мире. И желательно было, чтобы эта стратегия оказалась действенной. Он не хотел получить себе стрелу в глаз, хотя бы и виртуально — воспоминание о стреле в глазу засело в памяти намертво и никаким программным методом не вычищалось.
А во избежание разных досадных моментов он подвигся на изучение окружающих улиц и вообще всего, что могло представлять для него интерес. Как и обещала им жертва компьютеризации в толстенных очках — улочки имели совсем другой рисунок, нежели в прошлый раз. И он постарался как можно лучше запоминать их расположение. Дошёл он и до городской стены и внимательно её осмотрел в том месте, где предполагал к ней выйти, после чего ему в голову пришла неожиданная мысль, и он отправился за… покупками.
По ходу действия он ещё разговаривал с окружающим людом, ненавязчиво выясняя нужные для себя подробности, и в конечном итоге в его голове созрел вполне определённый и завершённый план. При разговоре с людьми он очень старался пореже дышать, чтобы не вдыхать идущие от них ароматы. Полегче было только в районах побогаче, там люди пользовались благовониями и каждое утро хотя бы обтирались мокрыми полотенцами, что делало общение с ними более приемлемым. Но дело было к вечеру и большинство его собеседников уже основательно попрели в своих вычурных и смешных для него одеждах, а благовония — летучие вещества — собирали на свои запаховые молекулы и молекулы естественных запахов. Михаил очень старался ничем не показать своего отвращения к этим гремучим миазмам, но говорить старался неподолгу.
Его манера разговора явно отличалась от принятой здесь, поэтому, когда он уходил, ему ещё долго глядели вслед. А вот с кем он старался не сталкиваться, так это с городской стражей. Как только он замечал патруль, так сразу старался незаметно и без суеты исчезнуть из вида. А ну, как спросят документы? И что он им скажет? Бонд, Джеймс Бонд?
Но вот узенькие улочки районов победнее, такие узенькие, что местами там с трудом расходится пара человек, привели его туда, куда он шёл за своими покупками. Идя по трёхэтажному ущелью, он внимательно посматривал вверх. Ему очень не хотелось ко всему прочему ещё и быть облитому помоями. А вонь там стояла вообще несусветная, но он терпел.
В конце концов он таки нашёл, что искал. На паперти местной захудалой церквушки для бедных сидели нищие и просили подаяния. Остановившись неподалёку, он стал внимательно их рассматривать. И нашёл одного нищего, сходного с ним роста и габаритов. И на нищем были надеты лохмотья, некогда бывшие то ли плащом, то ли накидкой. Впрочем, сие неважно, а важно то, что именно такая одежонка и соответствовала планам Михаила, и он направился прямо к выбранному им попрошайке.
Когда он подошёл к нему, то понял: не помни он краем сознания, что это всего лишь игра, то раз двадцать ещё бы подумал, прежде чем покупать такую вещь. Вся изодранная, пропитанная грязью и потом насквозь и наверняка завшивленная до безобразия, накидка представляла собой жалкое зрелище.
— Эй ты! — Обратился он к нищему.
Нищий поднял на него обезображенное оспой лицо с выцветшими глазами и загундосил:
— Подайте, милостивый господин, подайте Христа ради…
— Я не подаю. — Отрезал Михаил. — Нужны деньги — иди работай. Слишком вас сейчас много мошенников поразвелось! Я хочу купить у тебя одну вещь.
Нищий сильно удивился и ответил:
— Но у меня нет ничего, что могло бы заинтересовать милостивого господина…
— Нет есть. — Оборвал его Михаил. — Мне нужна твоя накидка.
У нищего, хотя он и был ещё в большом удивлении, глаза загорелись алчностью. И он начал набивать цену:
— Но милостивый господин должен понимать, что кроме этой накидки меня нечему согреть долгими зимними вечерами…
Михаилу совсем не улыбалось выслушивать нытьё этого неудачника, поэтому он сразу заявил:
— Я даю тебе за неё золотой.
Нищий от такого счастья чуть не потерял дар речи, а остальные его собратья по цеху стали внимательно прислушиваться к разговору.
— На этот золотой, — терпеливо продолжил Михаил, — ты сможешь купить себе гораздо более тёплую одежду и вдоволь выпивки, чтобы зимние вечера не казались тебе столь долгими.
— Но, милостивый господин…
— Никаких но! — Прошипел Михаил, уже начавший терять терпение. — Ты, каналья, прекрасно знаешь, что это царская цена за твои лохмотья! Но я буду даже щедрей царя — я дам тебе ещё один золотой за твою клюку!
— Милостивый господин… — просипел нищий, а глаза его стали совершенно безумными от осознания того, что прямо сейчас он может стать обладателем огромного богатства и от столь присущей человекам жажды иметь ещё и ещё больше.
Но «милостивый господин» больше не был настроен на разговоры. Михаил схватил нищего, приподнял его и проорал в самое ухо:
— С тебя — накидка и клюка, с меня — два золотых или пара основательных затрещин! Выбирай!
Нищий затрясся всем телом и стал торопливо скидывать лохмотья, приговаривая: «Конечно, конечно! Как скажет милостивый господин…» Как только он от них освободился, Михаил сгрёб их в кучу, отобрал у христарадца клюку и только потом залез в кошель, достал золотые и бросил их тому прямо в лицо. После чего развернулся и пошёл прочь. А на паперти святой церкви завязалась безобразная и жестокая драка, но это его уже не интересовало. Только одна мысль промелькнула в