Дворяне севера и востока королевства сыграли ведущую роль в зарождении протестного движения, начало которого было положено в Артуа. Во главе движения стояли влиятельные лица, в частности, барон из графства Булонь Жан де Фьенн, сеньор Тенгри и Рюмингем, шателен Бурбура. На его стороне выступили Ферри де Пиквиньи, сеньор де Айи-сюр-Сом и де Виллер-Фокон, и два его брата, принадлежавшие к роду видамов Амьена. Видам был очень престижной должностью, он командовал войсками епископа Амьенского, и на протяжении нескольких поколений она принадлежала сеньорам де Пиквиньи. Жерар Кьере, сенешаль Аженуа, и его братья поддержали их. Они были членами пикардийской семьи, родом из Виме, которая поставляла каноников в капитул Амьенского собора. Поэтому они были значимыми людьми в королевстве, связанными семейными и клиентскими отношениями, близкими к кругам власти, которые привлекли на свою сторону большинство артуасской знати и людей из соседних графств. Их требования полностью отражали проблемы, охватившие дворянство королевства. Они были недовольны сокращением охотничьих угодий в пользу garennes, то есть территорий, зарезервированных для короля, что представляло для них как символический, так и финансовый ущерб; они жаловались на запрет частных войн, в то время как право faide или мести было средством восстановления их чести и получения признания в среде знати; еще одним упреком было снижение их судебных прерогатив, что отбирало часть их престижа и лишало значительного дохода. Ведь, король с помощью своих юристов стремился привлечь к в свои суды все большее количество дел. Для этого он обладал превентивным правом, в силу которого он мог перенести рассмотрение любого дела в свой суд. Он также оставил за собой рассмотрение всех "коронных дела", то есть все судебные процессы, в которых король принимал участие как одна из сторон тяжбы, и разработал процедуру апелляции в королевский суд. Тем самым кроль увеличил количество прямых связей со своим народом, поощряя развитие уз подчинения. Дворяне также протестовали против злоупотреблений, совершенных некоторыми королевскими офицерами. Даже если некоторые злоупотребления были доказаны и наказаны, на самом деле дворян тяготило растущее число и вездесущность королевских чиновниках в их владениях.
В Артуа, как и во всем королевстве, именно утверждение королевского суверенитета подвергалось осуждению и неприятию. Расширение полномочий королевских судов, новые высокие налоги и привлечение королем к управлению страной людей низкого происхождения — все это было тем, что подрывало место дворянства в обществе и его ценность как сословия. Это восстание дворянства было по сути реакционным движением, поскольку главным требованием было возвращение к "старым добрым временам короля Людовика", то есть восстановление общества и монархии в ее прежнем состоянии. Это означало, что все уже забыли, что Людовик IX и был тем королем, который положил начало движению по централизации королевства, позже подхваченному Филиппом Красивым. Ордонансы, запрещающие частные войны, следовали, со времени правления Людовика IX, один за другим в 1245, 1257, 1303, 1311 и 1314 годах, а ордонансы, осуждающие рыцарские турниры, датируются 1280, 1296, 1304, 1311, 1312 и 1314 годами. Для Филиппа Красивого целью было сохранить дворянство для собственных войн, поэтому эти запреты иногда ограничивались сроком военного конфликта, но эти постоянно обновляемые положения в конечном итоге превратились в прямой запрет[180].
Восстания вспыхнули в конце лета 1314 года, затронув сначала Бургундию, Шампань, Пикардию, Артуа, Пуату, Вермандуа, Бовези и Форез, где дворяне образовали лиги. Филипп IV тщетно угрожал мятежникам вызовом в Парижский Парламент. Поддерживаемые поначалу народом и духовенством, чьи интересы они претендовали защищать, дворяне постепенно организовались. Они объединились в конфедерации, одна из которых объединяла Вермандуа, Бовези и Артуа, а другая — Шампань, Бургундию и Форез. Смерть Филиппа IV Красивого 29 ноября 1314 года укрепила решимость мятежников, которые были намерены перевернуть страницу горького для них правления и 1 декабря 1314 года все лиги принесли совместную клятву верности, а движение распространилось на Овернь, Лангедок, Бретань и Нормандию.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Поэтому Людовик X во что бы то ни стало должен был умиротворить дворянство королевства. Если Карл де Валуа и убедил его пожертвовать Ангерраном де Мариньи, несмотря на его нежелание, то, возможно, это было представлено как жест доброй воли по отношению к дворянству, некий способ отказа от новых значений легистов на важные должности. Король выбрал путь переговоров и с весны 1315 года издал ряд ордонансов, в которых подтвердил для дворян своего домена некоторые из их привилегий: действия королевских чиновников были ограничены, запрет на частные войны и судебные поединки был отменен. Нормандия стала первым регионом, получившим такую хартию. С момента присоединения к королевскому домену в 1204 году, регион был особенно привязан к своим древним привилегиям и правам. В апреле настала очередь Лангедока, а затем Бургундии получить такие же хартии от короля. 21 апреля в провинции королевства были отправлены следователи, как это было сделано в Наварре в 1306 году. Таким образом Людовик стремился показать, что он прислушивается к своим подданным и их жалобам. В апреле Пикардии последовательно были выданы три хартии. 17 мая король даровал бургундцам вторую хартию и приказал баронам, дворянам и юстициарам королевства содержать своих подданных по обычаям времен Святого Людовика. На следующий день и Шампани была предоставлена соответствующая хартия.
Летом 1315 года только графство Артуа оставалось в тисках дворянских волнений. Для успокоения ситуации Людовик X объявил в мае всеобщую амнистию мятежникам из Артуа, совершившим серьезные акты насилия в графстве (вооруженные сборища, нападения на графских чиновников и их убийства, уничтожение имущества), но графиня Артуа отказалась признать помилование бунтовщиков, несмотря на неоднократные просьбы короля[181]. Тогда король направил в Артуа двух своих советников, Тома де Марфонтена и Гийома д'Аркура, для проведения переговоров между двумя враждующими сторонами и приказал провести расследование.
Таким образом, казалось, что молодой король уступил давлению знати, и его отношение к восстанию укрепило его образ слабого короля, быстро уступающего недовольным. Другие вновь увидели в этом руку Карла де Валуа, столь привязанного к феодализму и его ценностям. На самом деле Людовик X был заинтересован в скорейшем умиротворении своей знати, так как конфликт с фламандцами только что возобновился, и король готовился к походу против графа Фландрского. Кроме того, уступки, сделанные в хартиях, были строго ограничены, а увеличение числа обращений дворян в королевские суды по их же инициативе, позволило королю вновь утвердить свое верховенство в судебной сфере. Людовик остался высшим суверенным арбитром. 19 ноября 1315 года он опубликовал ордонанс, ограничивающий обращение монет выпущенных феодалами, а в следующем году составил список из тридцати баронов и церковников, имеющих право чеканить монету. Уверенный в стабилизации ситуации, Людовик мог отправиться во Фландрию.
Унижение "Грязевого похода"
Фламандский вопрос продолжал осложнять отношения между французской короной и ее могущественным северным соседом, несмотря на подписание договора в Атис-сюр-Орж, в 1305 году. В период с 1307 по 1311 год бесплодные переговоры о применении положений этого мира только множились. Они были тем более сложными, что граф Фландрии Роберт де Бетюн враждовал со своим собственным сыном Людовиком де Дампьером. Первый приняли Понтуазский договор (11 июля 1312 года) о разделе Фландрии, то есть передаче кастелянства Лилля, Бетюна и Дуэ королю Франции в обмен на отмену всех финансовых санкций, второй же восстал против этого договора, вынудив Филиппа IV созвать армию в июне 1313 года, сразу после посвящения в рыцари трех своих сыновей. Войны в итоге удалось избежать, но граф Фландрии, в следующем году, публично отрекся от договора и отказался приехать и принести оммаж новому королю Франции, после смерти Филиппа IV[182]. Таким образом, фламандцы намеревались воспользоваться приходом к власти нового и молодого государя для навязывания своих требований. Для Людовика это было оскорблением, которое заслуживало немедленного ответа. Он принял Орифламму в Сен-Дени, 23 июля 1315 года, а затем отправился в поход во Фландрию, как только была отпразднована его свадьба.