Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андрейка улыбнулся вежливо, решил сказать что-либо такое, что обычно говорили кавалеры из гоголевских "Мертвых душ": "Очень-очень приятно!.." Или: "Весьма признателен... " Но к девчушке с копной на голове подбежала такая же "pretty" и воскликнула:
-- Поздравляю тебя! -- И тут же, не переводя дыхания: -- Я была в Итонсе . Ой, какой sale был! Этот свитер стоит сто пятьдесят. Я купила всего за шестьдесят долларов. А фирма?!.
Остро понесло парфюмерным магазином. Андрейка круто отвернулся и стал уходить: разговорчиков pretty он уже наслушался...
Занятий еще и месяца не прошло, а он уже знал "наизнанку", главным образом, от Уинстона: в школе, как на пароходе, есть и первый класс, и четвертый...
Существуют также "teacherspets" (любимчики), которые смотрят учителям в рот.
"Крокодильчики" жмутся друг к другу. Дети интеллигентов учатся старательно: хотят жить не хуже своих родителей -- врачей, адвокатов...
Самые богатые "крокодильчики" от диплома не откажутся, но им не важно быть первыми: за них это сделали родители.
-- Что еще? -- захлебываясь рассказывал Уинстон. -- "Крокодильчики" думают о том, что, о Божестряслось вчера. Плебс не думает ни о чем: спит на уроках, может послать учителя к черту, хлопнуть дверью. Гори все ясным огнем!
Андрейка рассеянно выслушивал Уинстона, который любил рассказывать-поучать. Ему были противны "pretty", которые выдают себя за родовую элиту, любят приврать, вроде Уинстона, скрывающего, что он из России.
Шаги бегущего сзади человека заставили Андрейку оглянуться. Его догоняла "pretty" с соломенной копной на голове, "в честь Андрэ", как она выпалила.
-- Я вам не сказала главного, -- захлебываясь начала она. -- Это вы меня спасли. Они бы меня убили... Давайте познакомимся: Лизетт. Вы очень симпатичный, Андрэ! -- Она заговорила певуче, дружелюбно, а у Андрейки сердце, точно морозом обожгло. Он не мог и слова вымолвить. "Pretty" чем-то походила на ... француженку Женевьеву из кемпа, и Андрейка сделал шаг назад, чтоб исчезнуть.
Лизетт остановилась на полуслове в удивлении.
-- Не хотите говорить со мной?.. Ну, тогда сыграем в шахматы.
-- В шахматы?!
Андрейка с удивлением поглядел на нее и наконец пошел за "pretty", которая, вот чудеса! играет в шахматы. С еще большим удивлением увидел, что она играет лучше него. Выиграть шесть партий подряд!.. Странная "pretty".
Мимо них промчался черный парень, звеня чем-то, а за ним -- служитель в синей робе, который убирал классы. Служитель вскоре вернулся, держась за сердце.
-- Убежал! -- сказал он, ни к кому не обращаясь. -- Всю связку ключей украл. Ото всех классов... -- И он закричал, видно, ругался -- не то по-испански, не то по-португальски.
-- Не удивляйся, Андрэ, -- сказала Лизетт, выиграв очередную партию. -У меня был учитель. Гроссмейстер из России. Он рассказал мне: когда он эмигрировал в Израиль, ему написали в анкете: "Профессии не имеет". Шахматы -- не бейсбол. Здесь это ничего не стоит. Ему нечего было есть, и он учил всяких дур... Расскажи, как ты провел лето?
На другой день она отыскала своего Андрэ взглядом, как только вошла.
-- Андрэ, ты после школы свободен? Ой, как хорошо! Родители хотят с тобой познакомиться. Пожалуйста, понравься им. Ладно?
Андрейка договорился встретиться с Лизетт после уроков; хотели разойтись по своим классам, но внимание привлекла потасовка. Черные девочки с тонкими косичками кричали, дергая друг друга за волосы: "Ты говорила, что я проститутка?!" -- и подругу по лицу кулаком. Еще пять-шесть девочек кидаются в драку. В школьном коридоре начинается свалка. Крик, топот, звон разбитых стекол.
-- Хо-оли шит! -- вырвалось у Лизетт в сердцах. -- Не смотри в эту сторону, Андрэ! Это публика с Карибских островов и Ямайки. Что они не поделили между собой, не знает никто.
-- Ты расистка, Лизетт?
-- Боже упаси, моя лучшая подруга с острова Тринидад. Правда, страшна, как смертный грех... На ланч прибегай в буфет...
Андрейка там ее и разглядел. Ребята, по обыкновению, кидали друг в друга едой и гоготали. Она разговаривала с высоким парнем в футболке с огромными номерами на спине и груди, не обращая на "весельчаков" никакого внимания. Увидев Андрэ, она помахала ему, чтоб он шел к ним, и познакомила его с лучшим нападающим школьной футбольной команды. И затем -- еще с одним футболистом. Затем все вместе уселись за столик пить кофе с бутербродами. Разговаривали о прошлогодних победах.
-- Здесь спорт -- бог! -- сказал Андрейка, когда они спросили его, отличается ли чем-нибудь русский спорт от канадского. -- Важнее бога музыки. А в России говорят: у старика было три сына. Два умных, а третий -футболист...
Лизетт вспыхнула, а футболисты улыбнулись натянуто.
-- Теперь понятно, почему Россия в футбольной таблице плетется внизу... -- сказал один из них.
-- Но хоккеисты у нас другие, -- заметила Лизетт. -- Они взяли первенство мира. Не так ли, Андрэ?
-- Не знаю. Я не спортсмен вообще.
-- А что значит "вообще"? -- удивилась Лизетт.
-- В свободные от школы часы я разогреваю картошку в кафе "Мак Дональдс", сгружаю ящики с машин, мою шваброй полы в складе "Мак Дональдса" -- мне этого спорта впо-олне достаточно.
Футболисты посмеялись покровительственно и ушли в бассейн. Несколько столиков занимали китайцы из Гонконга, одетые как щеголи. В дорогих свитерах с неизменными фирменными крокодильчиками. В высоких кожаных ботинках.
-- Они тоже pretty? -- спросил Андрейка.
Лизетт пожала своими "генеральскими" плечами.
-- Они китайцы! Когда школьник не отрывается от книги, о нем говорят: "Учится, как китаец... " Бен! Иди сюда! -- окликнула кого-то Лизетт. Подошел невысокий взлохмаченный кореец, который на первом уроке математики рисовал при помощи "ЭПЛ макинтош". -- Это наш компьютерный бог. Его зовут Бен-компьютер. -- И подняла палец кверху. Познакомились... Пока, Бен!.. А вон там -- Нэнси, -- Лизетт показала на болезненную худую девушку. Но не позвала ее, рассказала вполголоса, что родители бросили Нэнси, когда ей было шесть месяцев. Девочку отдали бездетным. С новыми предками не ужилась. Удрала лет восьми...
У Нэнси висела на руке огромная пластиковая сумка, в которой размещался, по-видимому, весь ее гардероб и все запасы еды: во всяком случае, оттуда она доставала и бутерброды, и кофточку, в которую переоделась, зайдя в туалет.
"Ее бросили в шесть месяцев!.." -- До Андрейки вдруг дошел весь ужас этой фразы. -- "А я, идиот, считаю себя обделенным... " -- Давай познакомимся с ней, -- воскликнул Андрейка.
-- В другой раз, -- отрезала Лизетт. -- Вечером нас ждут мои предки. Ты еще не одет... Как, у тебя нет пиджака? Холи шит! -- вырвалось у Лизетт. Сиди здесь.
Через пять минут она принесла черный пиджак и брюки.
-- Иди в туалет, переоденься. Это твой размер, не беспокойся. Бен одного роста с тобой...
Двинулись к "предкам". Лизетт зачем-то свернула в парк.
-- Ты куда? -- окликнул Андрейка.
Но оказалось, это вовсе не загородный парк. Это был дом, где жила Лизетт. Трехэтажный особняк в английском стиле с точно зарешеченным стеклом. Сочно-зеленые, с зубчиками по краям, кусты были подстрижены в виде самых разных зверюшек.
-- К нам приходит старик англичанин, -- сказала Лизетт. -- Бывший королевский садовник. Большой оригинал.
Навстречу им кинулся с радостным подвыванием потешный, точно в шестимесячной завивке, тучноватый канадский пес, добрый, как все канадские собаки.
-- Питер, -- представила его Лизетт, когда он облизал ее с ног до головы. Мой единственный друг. Все эти годы...
Питер сунулся и к гостю -- знакомиться, потерся о штаны Андрейки, наконец встал на задние лапы и ткнулся своим мокрым языком гостю в лицо. "Признал! Навсегда!" -- сказала Лизетт удовлетворенно.
В светлой гостиной, увешанной семейными портретами, стоял накрытый стол. Китайский фарфор? Чашечки маленькие, страшно в руки брать. Гостя ждали...
Мама Лизетт казалась девочкой. Тонкая, как Лизетт, крашеные волосы, глаза огромные, немигающие. Сова!
Папа вышел позднее, тучный, с одышкой, лет пятидесяти, поздоровался и тут же стал кому-то звонить по телефону.
Разговор начался ни о чем. Мать осторожненько выпытывала, кто отец, кто мать; Андрейка перевел разговор на бабушку, которая его воспитала, и мать Лизетт воскликнула удовлетворенно:
-- Теперь все понятно. Вы религиозны. Поэтому, увидя разбой, вы не могли поступить иначе. Это прекрасно! Канада, надо сказать, страна религиозная.
-- То-то школьники стояли тогда столбами. Никто и с места не сдвинулся.
Мама Лизетт не ожидала такой неучтивости. Замолкла в удивлении.
-- До еды мы хотим освежиться! -- громко воскликнула Лизетт, видя, как округлились глаза у матери... О'кей!..
Она взяла своего Андрэ за руку и увела на "back yard" , как она сказала. "Back yard" оказался сосновым лесом без границ, внутри которого, ближе к дому, соорудили огромный бассейн, облицованный розовым и синеватым мрамором.
-- Плавки я приготовила, -- деловито сообщила Лизетт, выйдя к Андрейке в красном, как огонь, "бикини", и тут же нырнула, проплыв под водой почти весь бассейн. Высунула голову, отфыркиваясь, махнула рукой, мол, давай сюда.
- Прорыв - Григорий Свирский - Русская классическая проза
- Ленинский тупик - Григорий Цезаревич Свирский - Публицистика / Русская классическая проза
- Мать и мачеха - Григорий Свирский - Русская классическая проза