Шрифт:
Интервал:
Закладка:
-- Ничего не знаешь! Иди в глухую несознанку!
-- Так я действительно не знал!
-- Удивил! Все так начинают!.. Все равно, в глухую!.. Тебе сколько лет?
Андрейка почему-то осмотрелся по сторонам. Признался:
-- Шестнадцать... без месяца.
-- Без ме-есяца! -- присвистнул Каланча. -- Все, парень! Ты выскочил! Тут это строго! Законность! Завтра приедут папа с мамой, отдадут им под расписку...
Андрейка представил себе на мгновенье Люсиху с ее вечно брезгливой физиономией и перепуганного отца, которые появятся забирать его из тюрьмы, и торопливо отошел от Каланчи.
-- Нет уж! -- сказал он самому себе яростно. -- Буду сидеть!
На допросе он рассказал все как есть. Это письменно подтвердил и Джо-колонна, поэтому следователи ни на чем другом и не настаивали. Записали слово в слово. Однако почему-то не выпустили...
Через неделю его вызвали снова. Провели в комнату, перегороженную сеткой. За сеткой сутулился Барри. Глаза у Барри воспаленные. Щеки запалые, будто это он оказался за решеткой, а не Эндрю. Барри принес шоколад, фрукты, сказал в тревоге:
-- Почему тебя держат -- ума не приложу. Они точно знают, что ты ни при чем... Скажи им, что тебе нет шестнадцати. Или я скажу -- хочешь?
-- Ни в коем случае! -- вырвалось у Андрейки.
-- Не будь ребенком, Эндрю! Ты же из России, ты что, не знаешь, что с полицией лучше не ...
-- Барри! -- перебил Андрейка, -- кто мне мешает сказать это в тот самый день, когда мне исполнится шестнадцать? Тогда я сам себе хозяин!.. Осталось месяц... чуть меньше! Не сердись, Барри!
-- Эндрю! -- И шепотом: -- Ты поиграл с законом. Это опасно. Пусть тебя заберут предки, ты тут же приедешь ко мне. Ты не будешь с предками ни часу...
-- Менять тюрьму на Мак Кея?! -- вырвалось у Андрейки. -- Извини. Я подожду здесь!..
Барри обхватил лицо руками. Долго молчал. Наконец произнес:
-- Эндрю! Кэрен умоляет тебя: уходи! Она просто убита. Хочешь, Кэрен сама приедет?
Андрейка ответил не сразу. Голос его звучал глухо:
-- Я люблю твою Кэрен. Но ... буду сидеть!
Андрейку выпустили из тюрьмы "Мельницы на Дону" через три дня. Правда, у него взяли отпечатки пальцев и подписку о невыезде. Объявили, что дело не закрыто и что ему еще придется давать объяснения. В лучшем случае -- как свидетелю...
Андрейка особенно болезненно воспринял процедуру отпечатки пальцев. Не сам он прикладывал пальцы к бумаге, а офицер притискивал его пальцы к влажной подушечке, а затем к белому листу. Да еще с такой силой, словно в камеру заталкивал.
"Завели дело, как на подозрительного! Барри предупреждал!" Эта мысль холодила.
Старательно отмывая измазанные тушью пальцы, он спросил дежурного офицера, какой сегодня день. Услышав ответ, Андрейка произнес в сердцах фразу, которую офицер никак не мог постичь. Даже после того, как ему растолковали.
-- И отсюда в шею!.. Какое-то проклятье!
Погревшись на холодном солнце, Андрейка отправился в "музыкальный ящик". Других ночлежек в Торонто он не знал. Может быть, обойдется. Не будут бить...
И действительно, обошлось. Те же ребята стояли у дверей, поодаль друг от друга, и курили свои травки.
-- Та-та! -- сказал один из них, -- бывший вонючка-панк. А ныне? Нью вейв.
-- Нью вейв. -- ответил Андрейка небрежно.
-- Та-та! Ползи на третий этаж. Все лопухи там... -- Он взял камешек и зашвырнул в окно на третьем этаже.
Квартира на третьем этаже была полутемной. Часть стекол выбили. Их заменили картонками. Андрейке показали на какой-то матрас, лежавший на полу.
Музыка была терпимой. Не ревела, как корова, которую забыли подоить. А вскоре вообще сменилась знаменитой песней "Тигриный глаз": "Могло быть хуже. Любое поражение сменит удача. Главное, не отчаяться... "
-- Хорошо поет, где сядет, -- вырвалось у Андрейки по-русски, и вдруг в полумраке засмеялись.
-- Вы откуда? -- спросил небритый парень в женской кофте, который лежал поодаль. Скорее даже не лежал, а возлежал. Как римский патриций. Глазищи у парня, как у совы. Неподвижные.
Андрейка сделал вид, что не расслышал. Опять спросы-расспросы?!
-- Свобода -- это одиночество, -- продолжал небритый патриций как бы про себя. -- Многие ищут такой свободы. И вы? -- Он повернулся к незнакомому. -- Нашли, что искали?
-- О да! -- со злостью вырвалось у Андрейки. -- Двинулся по своей сетке. Под самыми облаками...
-- Если нашли, тогда все в порядке, -- не сразу продолжил патриций, уловив перемену в тоне соседа. -- Не отчаивайтесь! Бывает хуже. На вашем матрасе спала молодая девушка по имени Кэрен. Она избрала свободу лежать в могиле.
-- Что?! -- Андрейка вскочил с матраса.
Совиные глаза соседа сделались еще шире.
-- То ли несчастная любовь! То ли, как меня, родители задавили!
-- Вы с ума сошли?! Я ее знал! Хорошо знал! Лучше ее не было!.. Ее родители зубные врачи в Квебеке. Не гангстеры! Не злодеи!
-- При чем тут гангстеры! Злодеи! -- Совиные глаза стали осмысленными. -- Стреляются главным образом дети из интеллигентных семей. Скажем, в НАСА или в профессорских семьях это просто эпидемия... Почему? Странный вопрос. Бабочка рвется из кокона, подростки -- от опеки родителей. А в интеллигентных семьях кокон завернут плотнее. В несколько рядов. Чем сильнее опека, тем решительней протест. Глубже отчаяние... Вы куда уходите? Не хотите спать на матрасе Кэрен? Поменяемся местами. Ложитесь на мой...
-- Кто вы? -- вырвалось у Андрейки в страхе. -- "Сова бесчувственная".
Он ответил нехотя.
-- Мое имя Фредди. Отец мой -- денежный мешок. Хозяин половины небоскребов в даунтауне. Я вернул ему "крайслер" и ушел сюда... Поймите меня ... как вас зовут? Поймите меня, Эндрю! Я -- социальный работник, вокруг меня такая бедность, я не могу ездить в дорогой машине. Решил лето проболтаться здесь, к осени сниму недорого квартиру.
-- А-а, вы изучаете жизнь, -- с горечью произнес Андрейка. -- Тогда, конечно, вам все равно, -- продолжил уж про себя: -- "На каком матраце спать. Лишь бы чистый... "
-- Он отвернулся от "исследователя" Фредди, изо всех сил стараясь не разреветься и не понимая, совершенно не понимая, почему Барри о судьбе Кэрен даже не заикнулся.
Почему-то вспомнились стихи Барри, которые он читал в кемпе:
Мои родители любят друг друга
по-канадски,
холодновато...
Нет, на самом деле все не так... Луна! Здесь главное -- не выказать своих чувств: "Чувствуй что угодно, но -- улыбайся. Smile... Нет, он бы, Андрейка, так не смог. Ни за что не смог! -- Он повернулся на другой бок, оказался лицом к лицу с хилым прыщавым парнем с серьгой в ухе.
-- Простите, господин Серьга, вы тоже исследователь? -- спросил Андрейка, решив, что от исследователей надо "рвать когти" немедля. Эти опаснее, чем "хеви металл".
-- Нет, -- уныло ответил Серьга. -- Мой отец уперся, как баран. Загоняет меня в компьютерный бизнес. Я проучился в университете два года. Меня рвет от компьютеров... Я хочу заниматься скандинавскими сагами. Сейчас мне никто не мешает.
Тут ввалились в квартиру, сорвав на дверях внутренний крючок, какие-то разбойного вида ребята с ящиками пива в руках. Запахло сивухой, сладким дурманом марихуаны, потом.
-- А ну, все отсюда! -- гаркнул малый лет двадцати пяти, с прилепленной к нижней губе сигаретой. -- Бы-стро!
-- Социализм явился, -- буркнул исследователь Фредди, выскальзывая из комнаты...
Андрейка пытался вышмыгнуть вместе со всеми, но малый с сигаретой пробасил добродушно:
-- А ты, малыш, оставайся! Я тебя знаю...
Андрейка нехотя вернулся к своему матрасу, лег на него и закрыл глаза. Затем выковырнул из матраса кусочек ваты и заткнул уши.
"Кэрен... Кэрен... Почему добрые уходят раньше других?" -- Он накрылся одеялом с головой и заплакал беззвучно.
Вокруг расположилась какая-то шпана, играли в карты, пили, матерились, но Андрейку не трогали, поскольку "его знали".
-- Вы социалисты? -- осторожно поинтересовался Андрейка. -- Вас так называют...
Парень с окурком, прилипшим к губе, усмехнулся.
-- Окончили школу, а работы нет как нет. Умирать? Ты слыхал такое имя (он назвал имя)? Социалист. Новый глава провинции Онтарио. Мы у него вышибли велфер. Для таких, как я. Что тут началось?! Социализм! Как только мальчишки в других провинциях услыхали об этом, тут же двинулись в наше Онтарио, где платят ни за что. Теперь мы вроде канадских животных. Дикий мир на подкормке... У тебя есть что жевать? Могу подкинуть.
Андрей ответил со спокойным достоинством, что не нуждается.
Денег у него осталось месяца на два. В отеле хорошо платили. В тюрьме вернули все до копейки. К тому же веселый толстяк Джо дал ему на прощанье две золотых цепочки и триста долларов. Триста! Целое состояние!...
... Андрейке исполнилось шестнадцать в середине октября, долгожданный "длинный weekend", которого все ждут в Канаде, как торжества.
Когда до "длинного weekend" осталась неделя, Андрейка начал ставить пометки. На кухне, где штукатурка отвалилась и темнели кирпичи. День прошел, красный кирпичина перекрещен с угла до угла. Второй, еще один...
- Прорыв - Григорий Свирский - Русская классическая проза
- Ленинский тупик - Григорий Цезаревич Свирский - Публицистика / Русская классическая проза
- Мать и мачеха - Григорий Свирский - Русская классическая проза