воспользовалась случаем, чтобы рассмотреть его. К этому моменту вечеринки большинство мужчин уже как минимум расстегнули пиджаки, если не расстались с ними. А Гэтсби по-прежнему выглядел так, словно только что отошел от зеркала в своей гардеробной, пробор в его волосах точностью напоминал кремовую прорезь на искусно сотканном черном бархате. Туфли сияли, будто купленные сию минуту по такому случаю, и блеск лакированной кожи служил лишь отдаленным подобием глянца, наведенного на черный ноготь его безымянного пальца.
На кончике моего языка вертелся ответ – нет, я его не помню, совсем не помню, – но тут он поднял взгляд на меня. Этот взгляд немного взвинтил меня: он как будто позволил мне заглянуть в самую глубину, в эту пустующую комнату, пустую не потому, что ее нечем заполнить. Нет, содержимого там было на целый особняк – и вещей, и людей, и, вероятно, демонов.
Пустовала она потому, что он отказывался наполнять ее, сдерживался, запирал двери. Слишком легко было увидеть, как кто-нибудь, случайно наткнувшись на это место, окажется потерянным навсегда. Одному человеку никогда не заполнить его. Понадобилась бы целая история.
Двери резко захлопнулись, и на этот раз Гэтсби посмотрел на меня встревоженно. Я увидела слишком много, больше, чем он намеревался показать; все должно было пойти совсем не так. Вспомнив о своей стопке, я сделала еще один крохотный глоток, чтобы дать нам обоим время прийти в себя.
– Джордан, мне нужна ваша помощь.
Я ждала от него чего угодно, но только не этого. Мои глаза в полутьме комнаты, казалось, стали огромными, вбирали весь свет, какой могли, чтобы сформировать его образ. Это оказалось нелегко, как и предсказывал демоник в моей крови. Его оказалось слишком много, больше, чем должно быть человека, и я не видела его целиком и сразу.
– Нужна, а как же, – дерзко откликнулась я, и он улыбнулся, будто услышал от меня что-то действительно забавное.
– Вы поговорите с Ником для меня? Расскажете ему обо мне?
– Я ничего о вас не знаю, – возразила я. – А он мне нравится. С какой стати мне с ним говорить?
Его улыбка стала жесткой, а потом сменилась выражением грусти. Оно выглядело настолько правдоподобно, что я заморгала.
– Потому что я романтик. И всегда был им.
– Это не ответ.
– Ответ, – настаивал он. – Мне надо поговорить с Ником. Надо, чтобы он… узнал, кто я, кто я такой на самом деле.
– Вы же ранее прекрасно беседовали с ним сами, – напомнила я, но он покачал головой.
– Нет, что вы, – сказал он. – Мы были на вечеринке, говорили о войне, и он то и дело на что-нибудь да отвлекался.
На миг я задумалась, помнит ли он тот же разговор, что и я. В дальнейшем я убедилась, что вполне вероятно и обратное.
– Я не люблю вмешиваться в чужие романы, – солгала я.
– Речь не об этом, – торопливо заверил он, но виноватое выражение, мелькнувшее на его лице, сказало о другом. – Послушайте, буду с вами честен. Все, что вам нравится, все, чего вы…
– Нет! – перебила я, гневно уставившись на него. – Этого не будет, слышите? Прошу, никаких сделок, только не по этому поводу. Меня все и так устраивает, благодарю.
Уголок его рта дрогнул в легкой улыбке.
– Я мог бы раздобыть то, что вы хотите. Дать вам то, что вы пожелаете. Это мне хорошо удается. Лучше всех.
Я одним махом допила остатки демоника, потому что не хотела смотреть, как он окажется прав, а он наверняка окажется. В собственных желаниях я еще не разобралась, и, даже если бы он не исполнил их, возможно, мне понравилась бы его попытка.
Облизнув губы, я приготовилась вскочить и, закатив шумный скандал, покинуть комнату, однако он вдруг присел на подлокотник моего кресла, не сводя с меня красивых глаз и ничем не выдавая своей причастности к преисподней.
– Ну пожалуйста, Джордан!
Опять этот намек на ранимость. Я вздохнула, потому что уже тогда понимала, как он мне нравится. Он был старше меня, значительнее во всех отношениях, до которых только есть дело миру, и его обращенное ко мне «пожалуйста» угнездилось в моем сердце согревающим угольком.
– Видите ли, только вы одна на это способны, – шептал он. – Больше мне некого попросить, не на кого рассчитывать.
Он потянулся к моей руке, но я поспешила отдернуть ее. Не знаю, почему – может, из-за демоника, самоубийства в красивой бутылке, – но было что-то и в самом Джее Гэтсби.
Вид его стал слегка обиженным, но, прежде чем он успел извлечь выгоду из этой обиды, я кивнула.
– Отлично, – сказала я. – Кое-чем я не делюсь, но, пожалуй, к Нику Каррауэю это не относится.
Гэтсби расцвел улыбкой, в которой не ощущалось ни притворства, ни соблазна – одно лишь облегчение. Не слушая, как я ахаю, он взял в обе руки мою ладонь, крепко пожал ее и отпустил. Нет, мне совсем не понравилось.
– Когда-нибудь я станцую на вашей свадьбе, – пообещал он, сумев так подсластить нанесенную обиду, что я засмеялась.
– Можно подумать, найдется кто-нибудь, достойный меня, – беспечно откликнулась я. – Так мне сказать ему, что это вы подвесили луну в небе? Или в одиночку разбили немцев на берегах Роны?
Он замялся, тогда-то я и увидела, что он за человек. От меня он хотел, чтобы именно так я и сказала Нику, но в конце концов покачал головой.
– Вы ведь помните меня еще до отправки за границу, да? Когда я был с…
– Да.
– Расскажите ему, каким я был тогда.
Неожиданно эти слова тронули меня. Если он хотел, чтобы Ник понял, каким он был раньше, когда еще имел душу, когда был всего лишь целеустремленным юношей, любившим не ровню себе, – что ж, это романтично, разве нет? За свою жизнь я так редко встречала подобную романтику, что моя ответная улыбка получилась грустноватой.
– Ладно. А теперь можно мне вернуться в мой мир?
– Разумеется, мисс Бейкер.
Он порывисто поднялся, протянул мне руку, помог встать и проводил до двери. Сенатор Хиллкок как раз проходил мимо, чистенький, как докторский саквояж, полный склянок с морфием и скальпелей, и с официальным видом кивнул Гэтсби. Тот с улыбкой приложил два пальца к виску в кратком приветствии.
– Ох уж эти мне нувориши, – произнес он.
* * *
Готовность Гэтсби отпустить меня к остальным гостям имела бы смысл, но он этого не сделал. Наоборот, держал меня при себе, прижимал мою руку, лежащую на сгибе его локтя, и, когда вернулся в роскошь своего естественного окружения, что-то в нем вновь изменилось.
Теперь он был моим другом – сопровождал меня по залам, предупредительно