кучки монет возле корзины для грязного белья.
Когда благотворительность чересчур утомляла, всегда находилось множество людей, на которых можно поглядеть. Летом Нью-Йорк превращался во что-то вроде веселого чистилища. Мужчины отправляли жен с детьми на взморье или за город и сразу же посылали за своими симпатичными подружками или друзьями, легко переносящими жару. Несмотря на отсутствие настоящих детей, в атмосфере застойных летних месяцев было что-то ребяческое, карнавальное, и бриз приносил легкие оттенки соленой воды и тянучек и тихий перезвон карусельных мелодий.
Лето 1922 года началось с жаркого и сухого вихря. К северу от города вспыхнули пожары, которые должны были прекратиться лишь с приходом осенних дождей. Порой пепел, который ветер приносил с гор Кэтскилл, падал на город, крупные, жирные черные хлопья оседали нам на плечи, непоправимо портили крахмальное белье. Для нас, оставшихся в городе, лето началось с раздражительности и вялости, которые со временем лишь усиливались.
После вечеринки у Гэтсби я на несколько недель потеряла Ника из виду. От нечего делать я порой гадала, с Гэтсби ли он, а может, предан забвению светского свойства, подобно многим, приезжающим в большой город со Среднего Запада. Они спешили на Восток в поисках воодушевления, считая, что им его недостает, а потом запирались в душных комнатах, словно решали вообще не покидать их.
Я подумывала навестить Дэйзи, выяснить, не появлялся ли он там, но Дэйзи, беспокойную и нигде не задерживающуюся надолго, на некоторое время унесло в Атлантик-Сити. Однажды, пока Том развлекался со своей подружкой, она забрела в казино «Ящик игрушек» и за единственную скучную минуту, проведенную за игорным столом, выиграла сотню долларов. На следующий день в газетах появились ее фото – стоя на обтянутом зеленым сукном столе, она бросала фишки тем, кому не так повезло. Ее рот был приоткрыт в улыбке, и на краткий миг, навсегда запечатленный на странице бульварной газеты с ее жирной смазанной печатью, она превратилась в богиню.
Так что Дэйзи отпадала, и я думала, что и Ник тоже, – до тех пор, пока однажды вечером не вышла из «Бижу» вместе с Нэн Харпер, миловидной девушкой, не на шутку зацикленной на себе. Шоу оказалось удачным, и я, любезно распрощавшись со спутницей, оглядела улицу в поисках такси. Если бы я не отвлеклась, Ник ни за что не сумел бы подобраться ко мне незамеченным.
– Куда вас отвезти? – спросил он приветливо и мягко.
– О-о!
Я оглядела его с головы до ног, потом еще раз, и вместо того, чтобы признаться, что лучше бы отправилась спать, попросила доставить нас в «Лирик» – подпольный бар, устроенный прямо под станцией метро, которой, строго говоря, не существовало. Надо было сесть в поезд метро на станции «Уолл-стрит» и переехать через реку до станции «Генри-стрит», а потом обратно. Требовалось повторить это как минимум дважды, чтобы на обратном пути обнаружить, что есть промежуточная станция, которой в первый раз не было, – «Коламбия-стрит». Мы прокатились туда-сюда трижды, и лишь после этого поезд остановился на станции «Коламбия-стрит» специально для нас, и я, схватив Ника за галстук, потянула его на платформу, стараясь не попасть в щель каблуком. Вести Ника за собой пришлось через всю платформу и часть пути по туннелю, а он нервничал, прислушиваясь к далекому рокоту очередного поезда.
Не обращая внимания на шум, я дважды постучала в дверь, похожую на служебную, а когда ее открыли, нам навстречу вырвались взрывы смеха и звуки труб. В тот год «Лирик» пользовался популярностью, вводя моду на как можно более секретные подпольные кабачки. Его хозяева отстегивали полицейскому управлению Нью-Йорка так же, как и другие, более открытые клубы, но вся суть заключалась в том, чтобы притворяться, будто они этого не делают. Привкус опасности возмещал безвестность «Лирика», так что тем летом бизнес шел бойко, люди набивались в зал под завязку, даже когда не теснились на привозном танцполе.
У бара я заказала нам два «реаниматора» и повернулась к Нику, который разглядывал кирпичную кладку теплого красного оттенка, гобелены на стенах, сводчатые потолки над головами, поросшие, словно грибами, оранжевыми лампами от «Тиффани». Бархатные кабинеты не были заняты все до единого, как на выходных, но народу собралось все равно немало. Со своего места я увидела нескольких алчных молодых юристов из офиса окружного прокурора, седовласого русского плутократа под руку с двумя девчонками из «Зигфелда» и Донну Брунсвик, уже не столь популярную, как раньше, но все еще разодетую с иголочки – похоже, в настоящую кожу золотых змей.
– То еще заведение, – заметил он, и я усмехнулась.
– А вы думали, я просто спятила прямо в подземке?
– Признаться, я даже не представлял, чего ждать.
– От меня?
Ник быстро стрельнул глазами по сторонам, словно в поисках выхода.
– Пожалуй, от Нью-Йорка, – ответил он, и я взяла его руку, поцеловала в ладонь и отпустила.
– Ну вот, не бойтесь, – сказала я. – Я вам устрою экскурсию.
«Реаниматор» понравился ему настолько, что он заказал еще два, после чего так расхрабрился, что позвал меня танцевать. Двигался он грациознее, чем я ожидала, и после первых нескольких туров достаточно освоился, чтобы веселиться, не прибегая к таким стандартным оправданиям, как отсутствие опыта.
Под конец он прижимал меня к себе крепче, чем поначалу, и я, разгоряченная, повлекла его в один из самых неприметных кабинетов в глубине зала. Высокие стены заглушали большинство звуков, я села по ту же сторону стола, что и он, уютно устроившись под его рукой. От его одежды пахло приятно, свежо и немного простовато, но в тот момент меня все вполне устраивало.
– Не понимаю я тебя, – сказал он, не пытаясь отстраниться. Он положил теплую щеку мне на макушку, обхватив ладонью мою руку, держащую очередной коктейль – на этот раз «сайдкар».
– А чего тут непонятного? – весело отозвалась я. – Я играю в гольф. Хожу по вечеринкам. Ты мне нравишься.
– Правда нравлюсь? – воскликнул он так удивленно и живо, что я рассмеялась.
– Да, нравишься. Иначе я не стала бы тратить времени. А я тебе нравлюсь?
– Ну, я же тебя не знаю.
– А при чем тут то, что я тебе нравлюсь?
Я думала, в тот момент он меня поцелует, но он вместо этого отстранился, вид у него стал слегка смущенным.
– Я тебя не знаю, – сказал он, – но, кажется, не прочь узнать.
В попытке выиграть время я пригубила коктейль. Такие слова я слышала нечасто. И не знала точно, по душе они мне или нет, но под взглядом Ника решила, что по душе.
– Пожалуй, я могла бы разрешить тебе узнать меня, – произнесла я, и он заулыбался с неподдельным удовольствием.
В итоге мы провели в «Лирике» несколько часов и оба так проголодались, что заскочили