— Не хочу тебя разочаровывать, принцесса, но ты прелесть. Знаю, тебе не нравится это слово, больше по душе «элегантная» или типа того. Но эти понятия совместимы. В тебе много хорошего. Уверен, тебе часто говорили, какая ты умная, поэтому не буду повторяться. Мы оба знаем, что это так. Но, даю голову на отсечение, ты не в курсе, что ты еще и горячая, поэтому позволь сказать прямо: у тебя поразительно сексуальное лицо.
Она стонет, и ее щеки окрашивает легкий румянец. Так и вижу, как Элис борется с желанием со всей присущей язвительностью ответить: «Это не так, идиот», но продолжаю говорить:
— Мне нравится смотреть на него. Твое лицо. Такое красивое. Длинные ресницы, милый носик, мягкие губы, такие соблазнительные, что могут довести до греха. Порой мне так хочется их поцеловать. Крепко, по-настоящему.
Ее кожа становится цветом с вишневый закат, но Элис вдруг затихает и округляет глаза. Я застываю, и ужас медленно сжимает меня за яйца, когда я понимаю, как это прозвучало.
Слишком правдоподобно.
Но как чертов эксперт я этого не показываю и быстро иду на попятную.
— Думаю, такую глупую, банальную чушь и сказал бы Тео, а? — смеюсь я. — Он точно оперирует слащавыми фразочками из романтических фильмов. Задрот.
Какое бы заклинание ни овладело Элис, его разрушает мой смех. Она хмурится, и румянец сходит с ее лица.
— Д-да. Он наверняка сказал бы что-то такое милое и пылкое.
От очередного удушающего комка в горле меня спасает официант, который приносит нашу еду. Пылкое. Милое. Она говорила не обо мне, и это добавляет горечи, но я все равно ощущаю внутри тепло и трепет. А еще счастье. Я не просто «сексуальный», как меня обычно описывают девушки. На секунду я становлюсь милым и пылким. Она так меня назвала. На секунду я становлюсь настоящей личностью, а не парнем для перепиха, которого используют разок и выбрасывают, как испачканную салфетку.
— Я хорошо справилась? — интересуется Элис, вырывая меня из оцепенения.
— Отлично, — прокашлявшись, отвечаю я, затем беру кусочек пиццы и быстро запихиваю его в рот, чтобы не объясняться за промах. Буду говорить с набитым ртом — нужно попытаться вызвать у Элис отвращение и напомнить, что я — не Тео и мои слова не стоит воспринимать всерьез. — Под «отлично» я имею в виду, что ты не стерла меня в порошок.
Я думал, это вызовет у нее неприязнь, но она лишь морщит нос и хихикает.
— Только такой болтун, как ты, мог выговорить целое предложение с полным ртом углеводов.
Я проглатываю пиццу и, вопреки протесту внутреннего голоса, глупо улыбаюсь.
— Это талант.
Ее глаза загораются, и она отправляет в рот кусочек семги.
— Угу.
— Взращенный долгими годами…
— Упорного труда? — выдвигает предположение Элис.
— Упорного труда! — тычу в нее пальцем. — Точно. Это упорный труд.
— Чепуха, — фыркает она, затем запихивает в рот чуть ли не половину семги и произносит: — Видишь? Даже нетренированные так могут.
Ни разу не видел, чтобы она ела так свободно. Спешно оправляюсь от шока.
— Ты просто быстро учишься. Ну еще бы — ты ж наблюдала за мной, бессменным чемпионом Большого шлема, в процессе работы.
— Бессменный чемпион Большого шлема? — Элис задумчиво проглатывает семгу. — Это твой официальный титул? Ты получаешь выплаты? И где корона?
— Мне платят улыбками.
— Ну конечно. Это же общепринятая валюта плейбоев во всем мире.
— Воу, принцесса, я не плейбой.
— Когда мы встретились во второй раз, у тебя в машине были две пары ношеных трусиков.
— Блин, ладно. Виновен! Мне нравятся девушки, а я им. Арестуйте меня.
— Уверена, однажды кто-нибудь так и сделает.
Элис эти слова веселят, а меня ранят до глубины души. Я хватаюсь за скатерть, будто это единственное, что удерживает меня на земле, не дает взмыть ввысь от гремучей ярости, которая заполняет разум, словно колючий шарик.
— Ты в порядке? — вдруг встревоженно спрашивает Элис. — Извини, если мои слова тебя оскорбили…
Я заставляю каждый мускул расслабиться. Расслабься, Раник. Черт, просто расслабься. Она не знает о твоем прошлом, не знает о твоем папаше. Она лишь пошутила, без какой-либо подоплеки. Она невинная и наивная. Это же Элис Уэллс. Девушка, которая тебе нравится. Остынь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Прости, — бормочу я. — В детстве мне часто говорил такое один человек. Поэтому это ранит. Немного жжет.
Она сникает.
— О, извини, я не знала…
— Угу, понимаю. Эй, просто считай это реваншем, ладно? Я назвал тебя роботом. Ты сказала, что меня арестуют. Мы квиты. Теперь наложим на это табу, и все будет хорошо.
Элис настороженно кивает, как лисица, загнанная стаей гончих. Надо снять напряжение, это свидание должно быть обучающим.
— Родители, верно? — улыбаюсь я, откидываясь на спинку стула. — Знаешь, на свиданиях обычно говорят о родителях. Это в порядке вещей.
— Интересно, — задумчиво произносит она. — Я это запишу. — Достает телефон и что-то в нем печатает.
Я выгибаю бровь.
— Ты все это время делала заметки?
Элис разворачивает телефон ко мне и прокручивает ленту. Там целые страницы всяких записей.
Присвистываю.
— Черт возьми, Уэллс. А ты времени зря не теряешь!
— Ну да, именно поэтому в отношениях мне теперь нужна твоя помощь, — отвечает она с озорным блеском в глазах, и меня пробирает на смех. — В любом случае, — твердо обрывает она мой хохот, — я бы хотела попрактиковаться. В разговорах о родителях.
— Ты первая, принцесса.
— Моя мама не самая… открытая женщина. К сожалению, мы с ней не очень ладим.
— Что? Любая мать убила бы за то, чтобы иметь такую дочь, как ты. Умную, милую…
— Ладно-ладно, — перебивает она меня. — Это не отработка комплиментов, хватит.
— Вообще? — Смотрю на нее щенячьими глазками, но все без толку.
— Вообще, — четко проговаривает она. — А теперь позволь мне продолжить…
Я машу рукой, и Элис делает глубокий вдох.
— Как я сказала, мы не ладим. На самом деле, кажется, она разговаривала со мной хотя бы отчасти тепло, только когда я приносила табель успеваемости.
— С одними пятерками, разумеется.
Она смотрит на меня грозным взглядом, но не из-за того, что я перебил ее, а потому что прав.
— Да, именно так.
— Господи, какая несчастная жизнь! А дальше ты скажешь, что она запрещала тебе ходить на вечеринки и заводить друзей.
Элис смущенно опускает взгляд на тарелку.
— Да ты прикалываешься! — всплескиваю руками.
— Это касалось только вечеринок, — вступается Элис. — Мы с ней были солидарны, что это пустая трата времени и только отвлекает от учебы. Да и как ты мог заметить на вечеринке «Тета Дельта Пи», я все равно не вписываюсь в такую обстановку. Друзей же я могла заводить сколько захочу. Просто никогда… никто…
Она замолкает, нервно наматывая на палец салфетку. Я могу договорить за нее: никто никогда не хотел с ней дружить. Вздыхаю.
— Как по мне, ты упустила лучшие моменты взросления, принцесса.
Она ничего не отвечает, и тогда я пытаюсь сменить тему.
— Что насчет отца?
— Он в тюрьме, — мгновенно и прямо говорит Элис. — Уже десять лет. За финансовое мошенничество. Мама делает вид, что его не существует. Мы переехали на Восточное побережье подальше от всего этого… от него.
— Ты его любишь?
Элис еле заметно и тоскливо улыбается.
— Да, он был лучшим отцом, которого только можно пожелать. Всегда приносил мне сладости, особенно когда возвращался из командировок. Вдохновлял продолжать писать стихи, когда мама сжигала мои тетради. Он очень добрый.
Вспоминая о нем, Элис выглядит такой счастливой. Аж сердце кровью обливается.
— Ты его навещаешь? — спрашиваю я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Нет, с тех пор как мы переехали, но теперь, вернувшись сюда, я подумываю отправиться на автобусе в Сан-Франциско. Его тюрьма там. Было бы здорово увидеться с ним на Рождество.
— Обязательно навести его! — стучу я вилкой по столу. — И не думай об автобусе, я отвезу тебя.